Учительница по истории, будучи весьма мудрым и бывалым педагогом старой школы, не стала закатывать истерик и нравоучений, а вместо этого по полной программе нагрузила сознание махровых троечников датами, именами и событиями, за пару четвертей сделав закостенелых лодырей лучшими в 7-м классе по своей дисциплине. Без сомнений, именно это заставило проникнуться величием истории родного края, чтобы позже стать свидетелями новой и наиновейшей в отпущенном объеме. Многое повидал на своем веку Аркаша, очень по-разному сложились судьбы тех парней, но, совсем не исключено, что ни у кого из них больше никогда и не было столь преданных друзей, как тем приснопамятным летом. И вот, спустя пропасть времен, зигзаги судьбы завели последнего из оставшихся в живых участников тех событий в очень странные места и крайне шаткое положение.
Ал-ка-ша, хрипло и несколько насмешливо прошипел долговязому старику хозяин опиумного притона, так и не научившись выговаривать локальный звук «р». Надо бы там пли-бла-ть
Молоденькие официантки прыснули со смеху. Забавный белый старик уже третий день как залег на дно в китайском квартале Макондово, облюбовав опиумную «Макао» и согласившись поработать забесплатно, веселя своими путаными притчами персонал и постоянных проходимцев. Выговорившись и выполнив несложные поручения, вроде вымести задний двор, тот вновь укрывался в обитой коврами курительной комнате, присосавшись к бамбуковой опиумной трубке, и подолгу пребывая в медитативной дреме, изредка наносил кисточкой на салфетку бисерные кириллические каракули. Словно пытаясь в трех-пяти очень важных словах зафиксировать то самое главное, что засело в памяти, мысленно воссоздавая вехи истории и свое в ней присутствие.
«град»А начиналась история Макондово в рабочем, послевоенном порядке. В середине прошлого века возле ветхого и всеми оставленного селения геологи-исследователи изведали и принялись разрабатывать глиняный карьер, вокруг которого в дальнейшем и завертелась хозяйственная деятельность, забурлила жизнь. С окрестных деревень свезли мужиков, понастроили бараков, наладили быстрый быт и вперед. Так мало-помалу селение превращалось в поселок, а спустя пару десятилетий населенный пункт получил статуса города. Дед Аркаши был среди первопоселенцев. Сам же Аркадий на стыке веков застал, по многим оценкам, самый подъем Макондово, хотя в ту пору, по его смутным воспоминаниям, расцвет ловко выдавал себя за очередной закат.
И по сей день в недрах темной стороны сети можно найти следы экранок из запрещенной некогда Википедии, где упоминалось, что население достигало 70 тысяч душ на пике, когда последовали лесные дела и отстроились деревообрабатывающие фабрики. Название города восходило то ли к несуществующим или давно уже заасфальтированным маковым полям, то ли к фамилии героически погибшего в этих местах полковника Маконина, которую однажды неверно расслышали и занесли в личное дело как Макондов. Прямо скажем, кандидаты исторических наук и просто фанаты прошлого никогда не спорили на данную тему затемно: уж слишком незначителен городок, да и кому какое дело? Ведь будущее все равно давным-давно предопределено, прошлое по-прежнему совершенно непредсказуемо, а потому остается жить-поживать днем сегодняшним. Аркадий, многие годы увлекавшийся на досуге пока еще легальной историей древнего мира, когда-то даже подумывал сочинить трактат на тему возникновения и становления родного града. Но всякий раз жизненный момент оказывался неблагоприятным, и в итоге, как это часто бывает, от замысла отказался, как-то понемногу и позабыв о нем. Совсем не удивительно, учитывая, с какой скоростью и частотой история радикально переписывалась и переосмысливалась, не успевая застыть в каких-либо устойчивых формах.
Новые люди на протяжении всей плоской истории Макондово рождались неожиданно и непринужденно, росли в сдерживающих, стесненных условиях, без особенных притязаний на что-то большее. Работать, как правило, приходилось лет с 13, к 34 те принимались сереть и седеть и, даже по завышенной официальной статистике, годам к 62 подходило время отбывать в рай, оставляя в наследство вполне земные долги и пени. Что отнюдь не мешало назойливой социальной рекламе упорствовать в том, что после 60 жизнь на самом деле только-только начинает складываться и бить ключом.
Монотонный низкооплачиваемый физический труд, невзгоды и кредиты, покупки съестного и бытового, застольный хоккей по выходным, легкие и сложные наркотики, беспробудные запои и поиски путей возвращения в повседневность вот и все, что составляло привычное содержание жизни. Руководить такими гражданами вполне могла бы даже кухарка. Однако для верности среди них обязательно вертятся провокаторы и подстрекатели, выявляющие потенциально беспокойных и неверных. Все, что от них, в сущности, требуется, помимо потной работы в обмен на жалование в самый раз для поддержания штанов стойкое повиновение и поверхностный патриотизм, к которому неизменно апеллируют, когда речь заходит об оптимизации (сокращении) зарплаты или улучшении (увеличении) рабочего дня. Всему виной забугорный враг, который никак не уймется, точит ножи и плодит санкции точно бешеный принтер. Накопленную усталость и бессилие по своему обыкновению мещане вымещают и выплескивают на окружающую городскую среду: отсюда поломанные качели, покоцанные скамейки, истоптанные лужайки и истерзанные углы. Подержанная среда обеспечивает преемственность и достаточно доходчивую передачу культурного послания потомкам. В качестве клапана для выброса негатива традиционно использовались культовые уже показательные представления с давкой бульдозерами вражьей еды, церемониальными ее захоронениями и сожжениями, гарантированно собирающие кучу просмотров и любви. В результате всего этого поступательного развития и неуклонного прогресса население в городе заметно поредело и опаршивело. Те времена величали стабильностью.
Монотонный низкооплачиваемый физический труд, невзгоды и кредиты, покупки съестного и бытового, застольный хоккей по выходным, легкие и сложные наркотики, беспробудные запои и поиски путей возвращения в повседневность вот и все, что составляло привычное содержание жизни. Руководить такими гражданами вполне могла бы даже кухарка. Однако для верности среди них обязательно вертятся провокаторы и подстрекатели, выявляющие потенциально беспокойных и неверных. Все, что от них, в сущности, требуется, помимо потной работы в обмен на жалование в самый раз для поддержания штанов стойкое повиновение и поверхностный патриотизм, к которому неизменно апеллируют, когда речь заходит об оптимизации (сокращении) зарплаты или улучшении (увеличении) рабочего дня. Всему виной забугорный враг, который никак не уймется, точит ножи и плодит санкции точно бешеный принтер. Накопленную усталость и бессилие по своему обыкновению мещане вымещают и выплескивают на окружающую городскую среду: отсюда поломанные качели, покоцанные скамейки, истоптанные лужайки и истерзанные углы. Подержанная среда обеспечивает преемственность и достаточно доходчивую передачу культурного послания потомкам. В качестве клапана для выброса негатива традиционно использовались культовые уже показательные представления с давкой бульдозерами вражьей еды, церемониальными ее захоронениями и сожжениями, гарантированно собирающие кучу просмотров и любви. В результате всего этого поступательного развития и неуклонного прогресса население в городе заметно поредело и опаршивело. Те времена величали стабильностью.
Тот же Аркадий задумывался о том, а не покинуть ли насиженное гнездо? Как водится, мешали сомнения и тяжкие якоря прописки и безденежья. А пока колебался все уже сложилось само собой. Аркадий, как и полагается человеку его пришибленного социального статуса, со сломанными уже надеждами и видами на будущее, никогда всерьез не интересовался грязной политикой. Но в какой-то момент стало попросту невозможно игнорировать тот факт, что она оказывает определенное и даже определяющее влияние как на его персональную судьбу, так и всего уезда в целом.
А уж вскоре после окончательного краха местного пенсионного треста, который давненько трещал по всем швам (а там-то Аркадий и трудился архивариусом по окончании училища), из центра задули отрезвляющие, пробирающие до костей ветра. Так совершенно очевидно закрутился новый виток исторического процесса. Как раз в ту пору Макондово, чьим-то высоким усмотрением, угодил в программу ТОП (Территория Опережающего Процветания). В город массово потянулись китайские разнорабочие, инженеры и лесорубы, с муравьиной ловкостью соорудившие китайский квартал и отгородившиеся от местных стеной непонимания слишком сложного языка. Через несколько лет процветания поголовье населения стало невозможно элементарно посчитать. Поэтому после плановой переписки в администрации условились и сговорились на компромиссной цифре в 90 тысяч, что едва ли соответствовало действительности. Данные сетевой активности свидетельствовали о не менее 130 тысячах.
Вот так вот, некогда окруженный со всех сторон непроходимыми лесами макондовский уезд, приближаясь к столетию с момента основания, превратился в голую степь, продуваемую мусорными сквозняками, что также мало способствовало крепкому социальному самочувствию и порождало характерные кашли и насморки.
«комбед»Свято место пусто не бывает. Разорившиеся тресты изящно сменили вывеску, став Комитетами бедноты, призванными помогать бедноте оставаться таковой и впредь. В те центральные годы своего существования Аркадий по инерции перебрался архивить за новообразованный комитет. А куда еще было податься в безработном почти городке немного образованному человеку средних лет?
Должно быть, историкам будущего, если такие смельчаки еще найдутся, предстоит долго и кропотливо разбираться, на каком именно этапе Комитет бедноты захватил бюрократические вершины, подмяв под себя остальные казенные учреждения в ТОПах. Пожалуй, причина лежала прямо на поверхности, что нашло отражение в плакатах: «Люди наше все!» «Человек нефть будущего!» Действительно, выжимая последние соки из бедноты, загоняя в истощающую кабалу, отнимая заложенные квартиры и земельные наделы, Сверхимперия продолжала устойчиво держаться на плаву, в предвосхищении великого скачка и воспеваемого в скором светлом будущем то ли рывка, то ли сразу прорыва.