Наш мир это не мясорубка Наш мир это всего лишь наш мир, остальное твое восприятие, говорю я, наполняю стакан в четвертый раз, а потом осушаю его в одно движение.
Они смотрят на меня и оценивают. Но в итоге страх неизвестности делает свое дело, и они решают не вступать в диалог. Они понимают, что я не совсем адекватен.
Проходит с полчаса, и я вновь прошу девушку за стойкой подать мне дрянь. Этот напиток, который можно найти только в этом городе. Его редко заказывают за очень большие деньги. Его редко пьют из-за чудовищного вкуса, из-за высокого градуса, из-за консистенции. Этот алкоголь чем-то напоминает кисель. Вязкий, обжигающий, мерзкий, уносящий кисель. Как-то раз я слышал, что другое название у этого напитка «Автомагистраль в рай».
Дрянь, говорю я, и девушка вновь ныряет под стойку, а потом достает вторую бутылку.
Как ты вообще можешь пить это? спрашивает она.
Пробовала?
Нет, от одного только запаха меня начинает тошнить, с брезгливостью в голосе говорит она. Поэтому и не понимаю Я смотрю, как ты наполняешь стаканы этим, и не понимаю того, как ты можешь это пить! Вообще, вас, психов, которые заказывают дрянь, можно пересчитать по пальцам.
Да? спрашиваю я и опрокидываю стакан.
Смотри, ты, один чувак, который выступал здесь несколько раз Ему кажется, что с ним есть еще двое. Странный персонаж, но, знаешь, свое дело он делает, погружая посетителей в транс своими романтически-кровавыми бреднями Эммм Есть одна девушка, которая периодически заказывает это пойло. Мне кажется, она Мне кажется, у нее было много проблем раньше, сейчас еще больше, но, когда становится чисто коллапс мирового масштаба, тогда она приходит и произносит кодовое слово. И последний, кого я знаю, это наш святой отец. Время от времени он заскакивает к нам, берет несколько бутылок и уходит прочь.
«Этот демон пьет дрянь? думаю я, и это меня забавляет. Значит, в нем все же есть хоть что-то святое, раз он хочет промчаться по «Автомагистрали в рай».
С этими мыслями выпиваю еще порцию ядовитого напитка.
Ты улыбаешься? спрашивает она. Неужели впервые за последние полтора года ты улыбаешься?
Но я ее не слышу. Вижу только ее губы, вижу только ее силуэт, вижу только калейдоскоп на донышке и понимаю, что вторая бутылка подходит к концу, понимаю, что новый месяц скоро стартует и все повторится вновь. Понимаю, что первый день в аду будет самым сложным из-за простуды, из-за усталости, из-за похмелья, из-за спокойного, сконцентрированного холода декабря.
Но в данный момент мне тепло! А на улице холодно. В лачуге холодно. На кладбище холодно. Но мне тепло
Первый день в аду начинается с полета на вертолете по холодной, промерзшей земле. Я босыми ногами ступаю по снегу, оставляя после себя глубокие следы. Меня шатает из стороны в сторону. Пару раз падаю, оставляя после этого силуэты себя в снегу, на земле. Я добираюсь до замерзшего сортира. На улице бешеный холод, из-за которого выгребная яма даже не воняет. В нескольких метрах до двери с сердечком меня начинает рвать. Каждая новая волна рвоты сопровождается выкриком убийственного напитка из бара «Посадочная полоса».
Дрянь, кричу я, растягивая «я» так сильно, будто бы говоря про самого себя, будто бы сравнивая себя с тем, что вырывается из меня.
Как только мой желудок полностью освобождается от вчерашнего яда, я захожу в туалет.
Почему именно сердечко? звучит первый голос в моей голове.
Ведь именно сердечко вырезается на дверях уличного сортира, задумчиво говорит второй голос.
Уличный сортир с сердечком это просто удачная шутка, которая живет до сих пор, выдвигает свою теорию третий голос.
Шутка, которая своей сатирой сравнивает чувства с выгребной ямой, в которую можно справить нужду, заключает четвертый голос.
Мы свои и чужие нечистоты, со злобой произносит пятый голос, и ярость вместе с этим переполняет меня.
По сухому из-за мороза снегу я иду в лачугу, чтобы одеться. Чтобы взять лопату и лом. Чтобы самый худший из дней начался окончательно.
Моя голова раскалывается. Мое тело ломит простудой, ломит похмельем, ломит холодом. Я прошу Бога забрать меня к себе, а в следующий миг вспоминаю о том, что меня ждет рабочий день, и говорю ему: «Заберешь меня потом. Сейчас еще не время».
Я сконцентрированный комочек боли.
В одной руке лом. Пока что он не въедается в остатки кожи на ладонях. В другой руке лопата. Она еще не сдирает остатки кожи с ладоней. Оба этих предмета пока что безобидны. Эти средства труда находятся в равновесии, в спокойствии Они пока что спят подобно этому кладбищу. Пока что здесь никого, кроме меня, нет. Здесь пока что только я и мои голоса.
Я сконцентрированный комочек боли.
В одной руке лом. Пока что он не въедается в остатки кожи на ладонях. В другой руке лопата. Она еще не сдирает остатки кожи с ладоней. Оба этих предмета пока что безобидны. Эти средства труда находятся в равновесии, в спокойствии Они пока что спят подобно этому кладбищу. Пока что здесь никого, кроме меня, нет. Здесь пока что только я и мои голоса.
Я единственная живая душа на кладбище, полном мертвых тел. Я мертвое тело с пока еще живой душой.
Планерка. Мои новые одноразовые друзья курят, зубоскалят, косятся в мою сторону. Позади раздается голос.
Его святейшество не может сегодня выйти к вам. Он заболел, твердит молодой голос.
«Жирного ублюдка сразила молния за все прегрешения?» думаю я.
Вы его замените? спрашиваю я, даже не узрев человека.
Да, отвечает он и появляется перед строем.
Это его сын. Сын жирного ублюдка. Поджарый парень лет двадцати пяти. Он коммерсант, который может даже мертвому впарить набор чудо-ножей, чтобы тот мог отрезать от себя куски гнилого мяса и скармливать червям. Я его знаю. У меня есть набор причин, согласно которым я должен его знать. У меня есть ряд мотивов, чтобы знать о нем больше, чем кто бы то ни было.
А кто же будет вести церемонии погребений? спрашиваю я.
Я сын нашего многоуважаемого сына божьего, с гонором накокаиненного порно-режиссера выдает он. Мой отец научил меня всему, когда я был маленьким.
«Учил тому, чего не знает сам, думаю я. Учил бредням, учил вранью».
Тогда ведите нас, сын нашего святого отца, говорю я, и мы направляемся к месту, в котором начнется новый ряд ям для тел.
Уже на месте он обращается ко мне.