Боярин, как это часто с ним бывало, употребил свое неповторимое чувство юмора. Смешило оно немногих, а вот взбесить могло кого угодно. Военачальник, однако, беситься не стал. Вместо этого повел речь о весьма неожиданных для Бельского вещах:
Так ты хочешь к сути, боярин? Добро. Ты, позволь напомнить, на острове, здесь расположен Соловецкий монастырь, он же крепость. Имеется отряд стрельцов числом 35 человек, под моим началом. Нам велено охранять Великого Князя, который никакой на самом деле не князь, и великого воеводу боярина Бельского, который на самом деле не великий и не воевода, а самый большой смутьян на Руси. Это всё я узнал из послания, подписанного Иваном Васильевичем Шуйским. И почему-то а почему, то другой разговор я подумал: а не дурость ли всё это? По мне, так дело выглядит так: наследника престола обманом лишили власти и передали сюда, на северную окраину, под охрану. Приказа умертвить вас я пока не получал. Возможно, получу вскоре, либо для сего черного дела прибудут люди особые, лютые. Вот так подумалось мне, грешному. Однако, дума думой, а что делать? Погонял я в голове мыслишки да к игумену. Все как на духу и выложил. Поддержал он меня, так-то!
Поддержал это за подмышки что ли, чтобы не шатало? Не иначе, пьян приходил, с такими-то мыслишками! Бельский осклабился.
Подожди, боярин, слушай дальше да внимательно. Мои люди будут делать то, что я прикажу. Тем более, что приказывать я ничего против их воли не буду. Всего лишь скажу, что законного наследника надо вернуть. Предлагаю: Соловецкий монастырь сей же час сделать опорой истинной великокняжеской власти. Я сам отправлюсь в Кемь, обсужу наши дела с тамошним сотником. Товарищи мы старые, и убедить его мне по силам. Глядишь, силы наши умножатся. Далее мы будем продвигаться на юг, а верные слову воины будут не воевать с нами, а к нам переходить! Ведь есть Иван Федорович Бельский, истинный радетель за землю Русскую, кому, как не ему, защитить великого князя? А вора-Шуйского, глядишь, все прихвостни покинут, вот он, бери тепленького, как уже бывало. Сим победишь, Иван Федорович, да и жив при том останешься. Вот тебе суть ежели в двух словах, как просил. И важно мне услышать, что ты, боярин, на это скажешь. Головой рискую, сказав сие! Так что думай, не торопись с ответом.
Мысли Бельского закрутились. «Да, прав служивый, застал меня врасплох. Почему все это выложил? Думай, от этого многое зависит, ой многое!
Как дела обстоят? Стрельцы, которые вели нас сюда от самой Москвы, отбыли. Своих не оставили. Здесь отряд другой, но у сотника есть все указания от Шуйского. И теперь этот, как его, Волк затаскивает меня к себе в логово, и ты погляди, что предлагает! Как кусок сала для крысы. Либо сотник дурак, ни уха ни рыла не смыслит, и при виде Великого Князя готов встать на задние лапки и трижды тявкнуть. Но для дурака довольно смело мыслит, да и с виду не скажешь, что дурак. К тому же здесь нету никого, кто был бы лично предан Шуйскому или чем-то ему обязан. А что, ежели сотник замыслил недоброе? Подзуживает на бунт, чтобы потом оборотиться из друга во врага и расправиться со мной, и, главное, с Иваном. Что ж, умно. Но и глупо. Ведь куда как проще нас прирезать, тела бездыханные на крыльцо выбросить и объявить, мол, так и так, пытались убежать, да не убежали! Почему Волку так не сделать? Боится монахов, что они узнают, увидят, разгласят, распустят слухи? И вообще: какой смысл этому сотнику нам помогать? Что он на самом деле за человек?»
Размышления вылились в незамысловатый, но насущный вопрос. И Бельский его тут же задал:
Почему же, щучий ты сын, я должен тебе доверять?
Потому что такой недалёкий рубака, как я, хитрости плести не умеет, Иван Федорович.
Шутишь.
Отчего не пошутить со старым знакомым, боярин?
Облезлый волк тебе знакомый, не я!
Да мы оба шутить горазды! хмыкнул в усы Волк. Ну, хватит. Второй твой казанский поход помнишь? На Леонида Мученика дело было. Западный подступ, татарская вылазка.
Да мало было их? Не юли, дело веди, Бельский заинтересованно зыркнул на собеседника.
Эту должен помнить, Иван Федорович. Ты тогда уже большим воеводой был, все больше назади войска, на возвышеньице. А тут передовую сторожу подъехал проведать. Откуда ни возьмись конница, так? Спорим на рубль, это была первая твоя сшибка за пару лет!
Дай догадаюсь, служивый. Ты, конечно же, там был. Ну ясно, втирайся дальше. Кто надоумил только, потом не забудь рассказать, дюже мне любопытно.
Дай догадаюсь, служивый. Ты, конечно же, там был. Ну ясно, втирайся дальше. Кто надоумил только, потом не забудь рассказать, дюже мне любопытно.
Волк сплюнул:
Ну это ж надо, до чего склочен человек, что мне жизнь спас! Вот скажи мне, скольких ты в той стычке зарубил?
Бельский недовольно поморщился:
Жизнь спас? Ишь ты, как поёшь славно. Чего пытаешь? Ну, одного. Всего-то. Да доблести и нету никакой. Как началось дело, жахнул из самопала в белый свет как в копейку лошадь оступилась, крючок и нажал случайно. Миг спустя куда уже стрелять: вот они, супостаты, бери рукой! Рынды молодцы, конечно, бросились, прикрыли. Два бусурмана округ меня только было круг заложили, они сабельками вжик оп, седла пустые, Бельский раздухарился, вспоминая былое, плечи развернул, выпучил глаза. Я-то гляжу, в порядке, а передовых-то наших, сторожевых, вовсю топчут. Я туда. За мной, кричу! Татарва тут и получила на орехи, как мы навалились. Врубаюсь в толпу а первый из этих как раз ко мне спиной, наклонился с коня и кого-то тащит за вихры. Ну, ты знаешь, как они, ироды, делают: саблей чирк (Бельский манул рукой, показывая, как именно «чирк»), башку долой, а потом эта башка у них с продранными ушами на верви под конским хвостом катается, пока не завоняет. А я ему, татарину этому
Саблей прямо по руке, та на рукаве отрубленная повисла, а следующим ударом, с оттягом, снизу вверх так, что у татарина конец клинка вошел прямо под челюсть и рассек до самой маковки, как спелую тыкву. Это моя, моя голова должна была у конской задницы болтаться, Иван Федорович! Я человек маленький, ты большой. Поэтому меня и не помнишь. Но ты мне жизнь спас, а я тебе нет. Поэтому я-то тебя помню. И век не забуду. А сейчас я, боярин, могу долг вернуть, и мешать мне не надо.
Бельский почесал в бороде, встал, прошел к окну. Опрокинул в себя остатки кваса, стукнул кружку о подоконник.
Давай представим, что верю я тебе. Ты, сотник, не обижайся, я не из доверчивых, потому и жив до сих пор. Правдиво брешешь. Ладно. Но кто тебе напел, что Иоанн действительно не ублюдок жены великого князя Василия? Ну? Я, может, и спас тебе жизнь, но я не святой. Что, если я дул в свою дуду, плел пересуды, наушничал, пригрел ненастоящего наследника, а Шуйский-правдолюбец окорот мне дал? И вот мы здесь, а ты хочешь встать на нашу неправедную сторону?
Волк глянул на Бельского устало, как матушка, бывает, глядит на исшалившееся дитя.
А я, Иван Федорович, не малейшего понятия и не имею о том, настоящий наследник Князь Великий Иоанн или нет. То мне без интереса. Присягал я именно ему. Мать его хоть с конюхом греши, но если я присягнул сыну конюха то это все равно будет слово, а оно у служивого должно быть нерушимым. Тебе ли не знать, боярин. А еще вот что. Никто тут не верит, что Иван не настоящий наш князь. Я всех стрельцов спросил, чтобы ведать, какие у подчиненных настроения. А игумен Алексий, с которым у нас намедни замечательные, надо сказать, посиделки были, то же самое сказывает и о монахах. Ну и третью причину, Иван Федорович, мы уж обсудили. Когда я тебе жизнь спасу, мне коротать век будет веселее. Долг красен платежом.
Бельский улыбнулся:
Ну хорошо, будь по-твоему. Я бы еще походил по округе, поспрашивал, может, у кого-то предложения получше. Но, подозреваю, только зря ноги натружу, верно разумею?
Воистину так, Иван Федорович. Слава Богу, что не пришлось тебя связывать, дабы помочь насильно. Вот крест, уж думал, что так и придется делать! рассмеялся сотник. Не беспокойся, боярин, я тут хозяин и могу на первых порах поручиться за успех. Конечно, до тех пор, пока я здесь хозяин
Все понятно. Твой отряд на нашей стороне, игумен тоже, монахи нам будто архангелы, осталось обрадовать великого князя. Только поверь, Волк, я наследника знаю. Его, ха-ха, убедить будет посложнее меня. Не то, чтобы он глупый, но зато упрямый, ой, упрямый!
А пойдем, боярин, в покои к настоятелю. Игумен уж знает, кого послать к Ивану, коли мы договоримся. Есть у него инок Филипп, так рассказывают, что тот некогда звался Федором и пестовал Ивана с малолетства. А потом неизвестными путями всплыл прямо тут, на Соловках.
Бельский вытаращил глаза, грохнулся на лавку, развел руками и закачал буйной головушкой:
Матерь Божья, Святой Егорий и все апостолы! Есть в этом монастыре вообще люди, которых я не знал раньше? О, Колычев! О, щучий сын!