Меж тем Счуйски удалился в свои владения, чтобы вынашивать план мести. Злые языки поговаривают, что Белски, забирая бразды управления двором, круто избил Счуйски, нарушив неписаные законы. И тот обозлился сверх меры не только на обидчика, но и на самого малолетнего повелителя, который разделил позицию герцога Белски. И ежели до того Счуйски удовольствовался бы ролью распорядителя при правящем государе, то теперь решил стать королем единолично. Для того он устроил мятеж в этом январе.
Напомню тебе, что волею судеб в этот момент я как раз ехал из бухты Св. Николая в Москау. Герцог Белски был заключён в один из отдаленных монастырей, Иван Четвертый де-факто низложен и отправлен в монастырь не столь отдаленный, что посвящен Троице и местному святому Сергею. Попытка же междоусобицы была пресечена с помощью обильных казней сторонников юного короля Иоанна.
Но вернусь к моим приключениям. Время шло, и через две недели по прибытии для нас был устроен прием в крепости Кремль, которая является сосредоточением местной власти. Там я увидел, наконец, загадочного герцога Счуйски. Это оказался обширного телосложения белобородый человек, на пороге старости, но еще крепкий. На лице его выделялся большой чувственный рот, будто выражающий вечную брезгливость, а упрятанные в сети морщинок голубые глаза были внимательны и цепки. Герцог принял нас, будучи роскошно одет, окружен пышной свитой, но разговор продолжался недолго. Отчасти в силу занятости регента, на которую он с сожалением сослался, отчасти по причине языковых трудностей, поскольку то, что говорил я, кое-как перехватывалось знатоками шведского, германского и латыни, передавалось Счуйски русским языком. Ответы оного, в свою очередь, претерпевали подобные перипетии. За неполный час столь неторопливого общения мы едва обменялись приличествующими случаю формулами вежливости. И хорошо еще, что я, как ты знаешь, немного владею немецким и еще в детстве освоил латынь, иначе не представляю, как мы вообще поняли бы друг друга.
Я, признаюсь, был польщен и смущен высокой ролью посла, на которую даже в мечтах не претендовал. Местные же власти, несмотря на отсутствие у меня достаточно веских верительных грамот, официальных бумаг от монарха моей страны, подобающих спутников, по всей видимости, относились ко мне с высокой степенью почтения.
Церемонно выпрямившись и внимая речам Счуйски, я, тем не менее, не мог не оценить некоторой иронии ситуации не совсем посол встречается с не то, чтобы королём. Причем оба с кажущейся беспечностью делают вид, что так и должно быть. Мэри, представь, что я рассказываю это, улыбаясь. Жаль, что не придуман еще способ передавать улыбку в письме. Не рисовать же ее каждый раз на бумаге, прямо между словами!
Когда же мы вернулись мы в наш особнячок на Гранатном «переулке» (маленькая стрит, соединяющая большие), чувство оторванности от мира и бесперспективности положения только усилилось. Как нам было попасть обратно к кораблю? Вокруг зима, огромная чужая страна, и я в столице, из которой нас не собираются выпускать! Жена моя, я был на грани отчаяния! Но совсем скоро всё очень сильно изменилось, о чем поведаю тебе далее».
Глава 2. Две бороды
От сотворения мира лето 7050-е
(от Рождества Христова 1542-е),
мая месяца 1-й день, Белоозеро
«Бельский, Бельский Непрост ты. Страстен, бурен, даровит, воевода хороший. Но спесив и властолюбив, не отнять Кто еще дважды (дважды!) брал в осаду Казань и добивался, чтобы ханы только что не на коленях ползли на переговоры, готовые выполнить любые условия московитов? И кто еще умудрялся по возвращении получать разносы от великого князя, обвинения в гордыне? Наплодил врагов в Москве, те под него не покладая рук копали, а ему плевать, хоть и бит бывал не раз. Как брат твой, Семён, заговорщик, в Литву сбежал, кого бросили в темницу? Тебя! Четыре года на хлебе и воде, а ведь, по справедливости ни в чем не был виноват, крест царевичу Иоанну целовал истово, искренне. Освободили притих? Как бы не так! Ломал, ломал нас, Шуйских и таки выжил прочь из великокняжеских покоев. И настал твой час. Что хотел то и делал. Решил даже предателя Семёна вернуть в Москву добром выслал в Крым обоз с дарами, послов отправил с просьбой отпустить родственничка. Да случилось так, как ни в одной сказке не сочинить: на полпути столкнулся русский отряд с войском Сахиб-Герая, которого Семён уговорил напасть на Москву. Вместо подарков и любезностей угостили крымчаков саблями да пищалями. С тех пор о Семёне Федоровиче ни слуху, ни духу, по всему видать погиб. Собаке собачья смерть. А Бельский Иван, хоть и попал впросак, сделал вид, будто ничего и не случилось. Эх ты, борода торчком, чёрт тебя за ногу
Вот так и обстояли дела еще в прошлом году. Отрок Иоанн Васильевич вроде как Московией управляет, но им самим Иван Фёдорович Бельский крутит на пару с дружником своим, митрополитом Иосифом
Добился, шельма, своего? Как бы не так, как бы не так Правда-то моя оказалась, сила моя. А ты, дружок здесь, на Севере, прохлаждаешься. И что хочу, то и сделаю с тобой. Только убить тебя было бы и просто, и глупо. Ты мне по-другому послужишь. Я не то, что двух трех, а то и четырех зайцев вместе с тобой убью»
Так думал, трясясь в возке по не подсохшим еще после весенней распутицы ухабам, боярин, ближайший советник великого князя Андрея Старицкого, а по существу, правитель земли Русской Иван Шуйский. А за окошком, будто в противовес тяжёлым мыслям князя, играла на солнце светлая и лёгкая северная природа: дымчатые берёзы, замшелые ёлки, заливные луга. Дорога извивалась и пропадала в рощах, забиралась на пологие пригорки и ныряла в сырые низинки, а вела далёко от столицы, в Белозёрский монастырь.
Имел право, пожалуй, Шуйский торжествовать сейчас-то сила и вправду его. В одном обозе с ним, там, в хвосте, под усиленной охраной верных новой власти всадников трясется сын великого князя Василия Иоанн. Ни войска сейчас за ним, ни боярской партии, только одного слугу, постельничего, Истому Безобразова, и оставил при нем Шуйский сопли малолетке подбирать. Едет-едет ублюдок-князюшка все дальше от Москвы, и, если все Шуйский сделал правильно обратно уж не вернётся! А тёзка Ивана Шуйского, главный соперник, Иван Бельский, сидит в Белоозере в заточении и смерти ждёт.
«Только уходит сила. Если ничего не сделать вот прямо сейчас совсем может уйти. В стране смута, волнения, сторонники колеблются, противники вот-вот объединятся и тогда конец Шуйским, конец! Не все, вишь, поверили, как надеялись князья, будто бы Иван и младший брат его не Рюриковичи вовсе, а ублюдки Глинской от красавчика Телепнёва-Оболенского. Не все крест бросились целовать истинному Рюриковичу Андрею Старицкому, не все поверили невинным овечкам Шуйским, мол, они не власть, они лишь при власти Мне теперь и с Иваном поди разберись, и убогий младший брат его, Юрий, хоть туп, глух и нем от рождения, мешает одним только своим существованием. А как было бы хорошо без этих наследничков, а? Хотя, как знать, не будь необходимости опекать до времени царя-недоросля, подобрались бы мы, Шуйские, так близко к настоящей-то власти?
Однако, еще посмотрим, чья возьмет. Шуйские соображают быстро, особенно если, того и гляди, бороду подпалят. Попал на свадьбу пляши. А плясать мы будем красно, с коленцами» думал Шуйский, безотчетно продирая короткими перстами серебристую бороду свою. «Вот только бы согласился на мои предложения дружок Иван Федорович Бельский. Впрочем, сейчас я ему кошка, он мне мышка. Все будет по-моему, даст Бог».
И Шуйский перекрестился на как раз показавшиеся одесную из-за хвойного гребня купола Успенского собора.
Смотрел из окошка своего возка на вырастающий вдали монастырь и богато одетый отрок с чуть заметным черным пушком под орлиным носом Князь Иоанн. Не по годам высокий, обогнавший в росте большинство взрослых, он ссутулился, выглядывая в окошко. Не рассеяно, как Шуйский во все свои темно-ореховые, навыкате глаза глядел. Для него Кирилло-Белозерская обитель имела особое значение.
Немногим менее четырнадцати лет назад сюда прибыли на богомолье его будущие родители. Василий и с первой своей женой оказался бездетен, и со второй, Еленой Глинской, долго не мог родить ни сына, ни даже, на худой конец, дочь. Битвы с попами, противниками развода и повторного брака, уже казались зряшными. Отчаявшись, правящие супруги бросились бить поклоны по монастырям. Это принесло плоды не в первом и не во втором монастыре, а именно в Кирилло-Белозёрском. Так, по крайней мере, считал Князь Василий.
Вот они, храмы, что достраиваются сейчас в честь дарования наследника, уже видны отсюда, с поворота дороги. Один Архангела Гавриила (с приделом, названным Еленинским порадовать жену), второй именной, в честь небесного покровителя, Иоанна Предтечи. Василий щедро дал денег не только на церкви. Как на дрожжах взлетела каменная стена без малого в шестьсот сажен длиной почти такая же протяжённая, что и в главном монастыре Руси, Троице-Сергиевском. Подвластных монастырю сел и деревень стало гораздо больше. Считай, все густонаселённое побережье Шексны отошло монахам. Крестьян монастырских стало свыше десятка тысяч. Кладовые и сокровищницы расходились по швам от богатств.