Мужик разложил на столике под зонтом миниатюрную шахматную доску и пытался сам себя обыграть. Витька немного играл в шахматы и решил помочь.
Попробуйте конем F3 G5.
Немец подсказку оценил и на хорошем английском пригласил Шишкеева на партейку. Витька честно его предупредил:
Давайте попробуем, только я не гроссмейстер.
Ну, я тоже не Бобби Фишер. Меня зовут Горст это моя жена Агна, мы из Берлина.
Виктор из Санкт-Петербурга.
Услышав, что сосед из России, немец неподдельно обрадовался. Уже к концу второй партии они знали друг о друге многое. Оказалось, что Горст и Агна владельцы контрольного пакета акций знаменитого торгового центра Ka De We в Западном Берлине на бульваре Курфюстендамм, основанного его предком Адольфом Джендорфом в 1907 году.
Горст вытащил изящную фляжку.
Вик, не возражаете закрепить наше знакомство коньяком?
С вами, Горст, с удовольствием!
Старик располагал к себе, а с учетом того, что они занимались родственным бизнесом, в будущем знакомство могло стать еще и полезным.
Ближе к полудню пожилая чета засобиралась. Агна помахала рукой:
Вик, приятно было познакомиться, надеюсь, составите нам компанию за ужином?
Непременно и с удовольствием!
Витька лежал под незлым сентябрьским солнцем, двадцать грамм великолепного коньяка расслабили, и он уснул. Снился ему Питер, дом и многочисленное семейство, жизни без которого он себе не представлял.
С трудом разлепив глаза, Шишкеев с хрустом потянулся, резко встал и пошел окунуться. Вдоволь наплававшись, он вытирался полотенцем и думал, чем занять себя до вечера, и тут мимо него прошла, а скорее, пронесла себя молодая женщина. Витьку как током ударило это было само совершенство, как будто высеченная из каррарского мрамора, добываемого в Апуанских Альпах, она медленно удалялась в сторону набережной. Он усиленно вращал извилинами: откуда она могла быть ему знакома? Ну наконец вспомнил Соборная церковь Богоматери в городе Брюгге, Мадонна с младенцем, созданная великим Микеланджело Буонарроти в 1505 году. Только эта Мадонна была без младенца, что оставляло некоторую надежду. Набросив майку, он бросился вслед за ней, он еще не знал, как к ней подойти и о чем говорить, но знал наверняка, что упустить ее не должен.
Догнав Мадонну у таверны «Золотая креветка», Витька запыхавшимся голосом задал странный вопрос:
Извините, вы не подскажете, где здесь можно перекусить?
Он пожирал ее глазами, и было понятно, что еда интересует его меньше всего. Она расхохоталась.
Так со мной еще никто не знакомился!
Они присели за столик и заказали розовое вино и жареную барабульку. Беседа не клеилась, разговорить прекрасную незнакомку оказалось совсем не просто. После серии анекдотов, которые, скорее всего, она не поняла, Витька коротко рассказал о себе, опустив семейное положение, партийность и вероисповедание это было уже совсем личное. Из короткой ответной исповеди он понял, что девушке за тридцать, она итальянка, родом из города Сполетто, и принадлежит семье Монини самому крупному в Италии производителю оливкового масла. О чем говорить с прекрасной итальянкой? Шишкеев напрягся, вспоминая свои курсантские бдения в Эрмитаже. Его прорвало, он без умолку рассказывал о творчестве Леонардо да Винчи, Рафаэля и Микеланджело. Он считал, что для итальянцев эпоха Возрождения настолько же близка, понятна и желанна, как для мичмана тушенка. Однако по реакции Мадонны этого не чувствовалось, ему даже показалось, что она заскучала. На всякий случай он решил рассказать еще и про великого флорентийца Бенвенуто Челлини. Когда Витька дошел до самой известной его работы статуи Персея с головой Медузы Горгоны, Мадонна его прервала:
А когда ты пригласишь меня в свои апартаменты?
Шишкееву почему-то вспомнился анекдот про блядь и барометр.
В номере они выпили по бокалу красного вина, и его новая знакомая отправилась в душ. Так жадно в своей жизни Витька ждал только раз в жизни первого увольнения в город. Минут через пять появилась Мадонна, халат соскользнул с ее плеч к ногам, Шишкеев как заколдованный рухнул перед ней на колени, остекленевший взгляд уперся в зрелую тридакну, манящую коварными створками
Через час, проводив Мадонну, разбитый и разочарованный Витька валялся на кровати и с грустью рассуждал: «Не женщина статуя, во всех отношениях статуя! Нет, все-таки лучшее, что есть в Италии, это макароны!»
А когда ты пригласишь меня в свои апартаменты?
Шишкееву почему-то вспомнился анекдот про блядь и барометр.
В номере они выпили по бокалу красного вина, и его новая знакомая отправилась в душ. Так жадно в своей жизни Витька ждал только раз в жизни первого увольнения в город. Минут через пять появилась Мадонна, халат соскользнул с ее плеч к ногам, Шишкеев как заколдованный рухнул перед ней на колени, остекленевший взгляд уперся в зрелую тридакну, манящую коварными створками
Через час, проводив Мадонну, разбитый и разочарованный Витька валялся на кровати и с грустью рассуждал: «Не женщина статуя, во всех отношениях статуя! Нет, все-таки лучшее, что есть в Италии, это макароны!»
Вечером, вспомнив про обещание, он поспешил в ресторан. Горст и Агна ожидали его за столиком. Они заказали по бокалу вина и внимательно изучали меню. Длилось это недолго, Горст с шумом захлопнул массивный переплет меню.
Вик, к черту приличия! Хватит цедить эту кислятину! Я знаю только два народа в мире, которые любят и умеют пить это русские и немцы! Давай закажем водки и гороховое пюре с жареной свиной рулькой.
Предложение было принято на ура. Агна, как бы по секрету, сообщила:
Горст очень волновался, он думал, вы из новых русских, которые из кожи вон лезут, чтоб их считали европейцами.
Литровая бутылка греческой водки «Узо», дымящееся гороховое пюре и зажаренная до корочки рулька сблизила их необычайно. Горст, несмотря на возраст, оказался крепышом и пил наравне с Шишкеевым. В ресторане уже никого не осталось, водка была почти допита, и компания перешла к творческой части. Пели по очереди, сначала Витька «Подмосковные вечера», потом Горст «Ауфидерзейн майне кляйне», и понеслось. Когда в очередной раз наступила очередь Горста, он попытался встать, усы его воинственно затопорщились, взгляд устремился к потолку, и он с чувством запел «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес». Агна силой усадила его на место и выпалила что-то злобно по-немецки. Горст прослезился.
Вик, клянусь кровью Христовой, нет народов ближе, чем немцы и русские! Почему так несправедлива жизнь? Почему на протяжении веков нас сталкивают лбами?
Шишкеев ответил заплетающимся языком, но идеологически выдержанно:
Просто такой союз это кирдык всем остальным.
Прощались они у лифта, Агна сообщила, что послезавтра приезжает их племянница Хильда.
Вик, не уделите ей внимание?
Не в силах больше говорить, Витька утвердительно мотнул головой.
Добравшись до номера, он рухнул на кровать, но заснуть не получилось, как только он закрывал глаза, его начинало вращать вокруг собственной оси, и появлялись тошнотворные позывы.
Раздался телефонный звонок.
Слушаю, скорее выдохнул, чем произнес Шишкеев. Звонила жена.
Дорогой, как ты там?
Плохо.
И, громко икнув, добавил:
Без тебя.
И это было сущей правдой.
День третий. Ваша милость
День не задался с самого начала, отравленный алкоголем организм отказывался бороться за жизнь. Витька с отвращением рассматривал себя в зеркало: помятая морда, взгляд спаниеля-неудачника, и ко всему еще противно подсасывало под ложечкой. В голове, как испорченная пластинка, вращался шедевр соцреализма «Утро, утро начинается с рассвета» Витька начинал злиться: «Ну кто это сочинил? Гений хренов, а вечер начинается с заката! Так, что ли?» Кое-как приведя себя в порядок, он спустился в ресторан. Есть не стал, просто физически не смог, выпил пять стаканов апельсинового сока и пошел на пляж, у него была своя программа восстановления. Бросив вещи на шезлонг, он, как лось через горящий лес, двинул к воде, по пути опрокинув зонт и наступив на чью-то пляжную сумку. Шишкеев поплыл, поплыл подальше от берега, только серьезная физическая нагрузка могла привести его в чувство. Бдительная служба спасения выслала за ним катер, молодой человек в униформе, перегнувшись через борт, что-то горячо ему объяснял на греческом, Витька с достоинством ответил по-русски:
Отвянь, ботва! Не видишь, звездный заплыв.
Спасательный катер, держась на почтительном расстоянии, сопроводил Шишкеева до пляжа. Из воды он не вылез, залег у берега. Голову положил на песок, а тело омывали воды Эгейского моря. Желание жить постепенно наполняло тело. Перед его глазом появились две стройные, ухоженные ноги с аристократическими лодыжками. Ноги заговорили: