Мы скаковые лошади азарта - Дементьев Андрей Дмитриевич 4 стр.

Нам Эйнштейн все объяснил толково,
Что не абсолютен результат.
И порою вежливое слово
Много хуже, чем привычный мат.

Лишь рядом со смертью
Вдруг сердце пронзит
Забытое чувство вины
Перед теми,
С кем делишь привычно
Судьбу или быт.
К кому привыкаешь,
Как к собственной тени.

Чтоб не было богатых никогда,
Мы свергли их
Под гром оркестров медных.
Кого свергать, чтобы не стало бедных,
Пока нас всех не свергнула нужда?

Мне приснился Президент.
Мы сидели рядом.
Я использовал момент 
Попросил награду.

Как-никак, а юбилей.
Столько лет скопилось.
Президент сказал:
«Окей Окажу вам милость»

И добавив: «Будет так»,
Мило улыбнулся.
Ну, а я, такой дурак,
Взял да и проснулся.

Мы с легкостью нежданной иногда
Наносим вдруг обиды близким людям.
И как потом бывает труден
Путь от обиды до стыда.

Все должно когда-нибудь кончаться.
Жизнь верна законам бытия.
Все быстрее мои годы мчатся,
Все прекрасней молодость твоя.

Перемножу прожитые годы
На свою любовь и на твою.
Пусть скупы лимиты у Природы,
Я тебя стихами повторю.

Поэзия в опале.
В забвенье имена
О, как мы низко пали.
Как пала вся страна.

И что теперь мне делать
Без помыслов своих?
И вскинут флагом белым
Мой одинокий стих.

Я истины придерживаюсь древней:
Нельзя пророком быть
В родной деревне.
Тебя же первым не поймет сосед.
Чужая зависть
Все сведет на нет.

Твоим словам доверья нет во мне.
Твои слова в воспоминания уходят.
И только там они сейчас в цене,
Поскольку в сердце места не находят.

У нас в России власть не любят.
Быть может, не за что любить.
Но лишь от власти той пригубят
И все готовы ей простить.

В память о музыке кем-то убитого леса,
В память о музыке, тихо уснувшей на пне, 
Я постигаю молчание старого кресла,
Чтоб эта музыка снова звучала во мне.

Я ее помню в порывах веселого ветра,
В неблагозвучных угрозах охрипшей совы.
Как музыкальна в лесу была каждая ветка.
Сколько мелодий таилось в созвучьях листвы.

Холодная весна 
С ветрами и дождями 
Не хочет лету уступить пути.
И, как в футболе,
Время нудно тянет,
Когда игру нельзя уже спасти.

Ныне пишут все, кому не лень.
Те же, у кого большие бабки,
Издают всю эту дребедень,
Чтоб покрасоваться на прилавке.

Потеснитесь, Лермонтов и Блок,
Дайте порезвиться графоманам
Им ведь, графоманам, невдомек,
Что народ не соблазнишь обманом.

От весенней грозы, от зеленых ветвей
Пробуждается в сердце поэзия снова.
Ты, смеясь, набрела на веселое слово,
И оно стало рифмой к улыбке твоей.

Беру билет в один конец
Неужто навсегда прощаюсь?
И, словно одинокий аист,
Лечу в страну, где всем п***ц.

Должен я признаться честно,
Что, вернувшись в край родной,
Не нашел себе я места
В этой жизни сволочной.

Все посты позанимали.
Только я забыт, увы.
А над миром светят «мани»
Цвета утренней листвы.

А мудрецы внушали мне:
«Пишите о таких глубинах,
Что у людей всегда в цене.
Не о цветах, не о рябинах 
О том, что скрыто в глубине»
А я смотрю в глаза твои:
Что может глубже быть любви.

А мудрецы внушали мне:
«Пишите о таких глубинах,
Что у людей всегда в цене.
Не о цветах, не о рябинах 
О том, что скрыто в глубине»
А я смотрю в глаза твои:
Что может глубже быть любви.

Лесть незаметно разрушает нас,
Когда молчаньем мы ее встречаем.
И перед ней, не опуская глаз,
Уже стыда в себе не замечаем.

Нас незаметно разрушает лесть,
Льстецы нам воздвигают пьедесталы.
И нам туда не терпится залезть,
Как будто вправду мы иными станем.

Я хотел бы в прошлое вернуться.
Проснуться вдруг от раннего звонка.
Услышать голос сына, улыбнуться
Поговорить Потом сказать 
«Пока» Не зная, что дорога коротка.

Надпись на чужой могиле
Выбита словами медными:
«Не жалею, что меня убили,
А жалею, что предали»

Это вечная тема 
Конфликт поколений.
И когда нас не будет,
Продолжится спор.
Это было до нас.
Это будет со всеми.
Ведь былое
Грядущему 
Вечный укор.

Еще не спел я главной песни,
Хотя прошло немало лет.
И я взошел на ту из лестниц,
Откуда дальше хода нет.
Успею или не успею
Открыться людям до конца?
Чтоб рядом с песнею моею
Добрели взгляды и сердца.
«Успеешь,  шелестят страницы, 
И не казнись пустой виной»
Быть может, что-нибудь продлится
В душе людей, воспетых мной?

Вчерашние клерки
Пробились во власть.
Дремучие неучи
Стали элитой.
Теперь не властители дум
Знамениты.
А те,
Кто Россию сумел обокрасть.

Включаю телевизор спозаранок.
Менты в работе В кадре чей-то холл
И залежи купюр на пол-экрана.
И счет их миллионы превзошел.

Надеюсь я, что нашей власти шумной
Достанет состраданья и ума
Определить все найденные суммы
В больницы или в детские дома.
Но мы не знаем, что с рублями станет,
Украденными властною шпаной.
То ли осядут в чьем-нибудь кармане.
То ли дождутся участи иной.

Я к этой жизни непричастен.
В ней правит бал одно жулье.
Я к этой жизни непричастен.
И совесть алиби мое.

Наша жизнь немного стоит.
Потому и коротка.
Вся Россия тяжко стонет
В стыдной роли бедняка.
Наша жизнь немного стоит,
Как недорог честный труд.
Нас то гимна удостоят,
То в заложники берут.

У меня красивая жена.
Да еще к тому же молодая.
Если в настроении она,
Я покой душевный обретаю.
А когда она раздражена,
Что-то ей не сделали в угоду,
Всем п-ц
И мне тогда хана,
И всему еврейскому народу.

Жизнь нуждается в милосердии
Милосердием мы бедны.
Кто то злобствует, кто то сердится,
Кто-то снова в тисках беды.

Жизнь нуждается в сострадании
Наши души как топоры
Слишком многих мы словом ранили,
Позабыв, что слова остры.

Написать бы ее, Россию!
Всю, от неба до трав, до дна.
Где найти мне слова такие,
Неизбывные, как она?
Чтоб во всей красоте и силе
Удивляла людей опять
Написать бы ее, Россию.
Ох, как хочется написать.

Столько накопилось в мире зла, 
Сколько в небе окиси азота.
Чересчур земля моя мала,
Чтоб вместить все беды и заботы.

Потому-то и живут во мне
Чья-то боль, отчаянье и горе.
Спят спокойно мертвые в земле.
А живым ни счастья, ни покоя.

Помню, птица упала в пруд
И круги от предсмертной дрожи
По душе моей все идут,
Словно ты с этой птицей схожа.