Профессия врача или лекаря существовала на Руси, очевидно, очень давно. Так, среди экспонатов Государственного исторического музея в Москве есть страница одного из монастырских уставов XII века, в котором записано: «Надо, чтобы был или свой врач или всегда живущий в монастыре В случае внезапного недуга и требующего скорого лечения беда, если врач не придет тотчас, подавая больному исцеление И надо, чтоб врач приготовил различные мази и пластыри; и другие лекарства подобает приготовить, которые выдает хранитель, чтобы, когда кому потребуется, он мог бы тотчас получить нужное».
В лавочной книге Новгорода Великого 1583 г. среди перечня медицинской литературы, из имеющихся тогда профессий, упоминается также лекарь, причем упоминается также одна лекарица Натальица Клемеитьевская. Лавки лекарей располагались в Новгороде в переулке «к рыбному и к свежному ряду»[49].
Довольно рано на Руси появились больницы. Факт существования светской больницы в Новгороде засвидетельствован русско-немецким договором еще в 1346 г.
Рядом с лавками лекаря в русских городах располагались лавки «зелейников», которых большинство авторов рассматривают как своеобразных аптекарей.
Одной из интереснейших особенностей древнерусской народной медицины было самое широкое применение всевозможных растительных «зелий» для лечения больных. В лечебнике XVII века только при малярии рекомендуется 55 всевозможных «зелий», но было бы неправильно думать, что арсенал народной медицины ограничивался только ими, известно также, что применялись ртуть, сера, нефть, селитра[50].
Аптеки европейского типа появились впервые на Руси в XVI веке, в 1581 г. в Москве была устроена первая царская аптека, обслуживающая царя, его семью и царский двор.
В 1672 г. при царе Алексее Михайловиче была открыта вторая, «новая» аптека, которая должна была продавать «всякие лекарства всяких чинов людям по указной книге», в «указной книге» устанавливались цены отпускаемых лекарств. Одновременно с открытием второй аптеки издан указ, запрещающий частным лицам торговать лекарствами и монополизирующий эту торговлю в пользу казны.
В тоже время, говоря о развитии производительных сил страны в веках, о расширении торговли, о росте могущества Московского государства и о сравнительно высокой культуре и развитии медицинских знаний, нельзя забывать, что в связи с централизацией политической власти в руках самодержавия и усиления класса феодалов усиливается эксплуатация крестьян. В интересах дворянства, являвшегося опорой самодержавия, в XVI веке юридически оформляется прикрепление крестьян к земле. Наряду с возвышением и обогащением феодальной верхушки дворян и купцов происходит разорение массы крестьян и горожан.
Все это не могло не сказаться на общей эпидемической обстановке в стране и было причиной широкого распространения инфекционных болезней, частых «гладов» и «моров».
В 1402 г. был «мор в Смоленске на люди», в 1403 г. мор в Пскове «железою» («И пришел мор от немец из Юрьева»), в 1406 г. снова «мор железою» в Пскове, его волостях и пригородах, в 1408 г. новая вспышка чумы, но в легочной форме: «Мор каркотою по всей русской земле и множество христиан изомроша от глада»[51].
В 1409 г. опять «мор», носивший особый характер: «Руки и ноги прикорчит, шею скривит, зубы крежещут, кости хрустят, все суставы трещат, кричит, вопит, и мысль изменится, ум отнимается, иные один день поболевши умирали, другие полтора дня, некоторые 2 дня, а иные поболевши 34 дня выздоравливали»[52].
В 1414 г. «Болезнь была Кристианам тежка зело, костолом по всей земле русской».
Сопоставив описание «мора» 1409 г. и «костолома» 1414 г., можно прийти к заключению об идентичности этих заболеваний. Изложенная летописью симптоматика: ломота в суставах, судороги («зубы крежещут, кости хрустят»), затемнение сознания («мысль изменится», «ум изменится») заставляет думать о поражении центральной нервной системы. Но неизвестно, сопровождалась ли болезнь большой летальностью.
Вряд ли это была чума, ибо чуму летописцы характеризуют как «мор железою» или «мор коркотою». Можно, конечно, думать о септической форме чумы. Известно, однако, что эта форма встречается крайне редко и притом всегда лишь как вариант при наличии легочной или бубонной формы. Кроме того, характерной особенностью этой формы чумы являются кровоизлияния почти черные петехии или кровоподтеки и кровотечения (носовые, легочные, кишечные и т. д.). Несомненно, летописцы не прошли бы мимо этих бросающихся в глаза симптомов. Скорее всего, это был грипп. О подобных эпидемиях в Западной Европе в это время сведений нет.
Вряд ли это была чума, ибо чуму летописцы характеризуют как «мор железою» или «мор коркотою». Можно, конечно, думать о септической форме чумы. Известно, однако, что эта форма встречается крайне редко и притом всегда лишь как вариант при наличии легочной или бубонной формы. Кроме того, характерной особенностью этой формы чумы являются кровоизлияния почти черные петехии или кровоподтеки и кровотечения (носовые, легочные, кишечные и т. д.). Несомненно, летописцы не прошли бы мимо этих бросающихся в глаза симптомов. Скорее всего, это был грипп. О подобных эпидемиях в Западной Европе в это время сведений нет.
С крайней интенсивностью чума свирепствовала в 1417 г. в Пскове, Новгороде, Владимире, Ладоге, Твери, Дмитрове, Торжке. При этом были описаны как легочные, так и бубонные формы. Летописец сообщает: «В лето 6925 (1417) мор бысть страшен зело на люди в Великом Новегороде, и во Пскове, и в Ладозе, и в Русе, и в Порхове, и в Торжьку, и в Твери, и в Дмитрове, и по властем и по селам. И толико велик бысть мор, яко же живии не успеваху мертвых погребати, ниже довольна бываху здравии болящим служити, но един здравии десятерым, или дватцатерым болем служаше; и на всех тех местах умираху толико на всяк день, яко не успеваху здравии мертвых погребати до захожения солнечного и многа села пусты бяху, и во градех, и в посадех, и едва один человек или детище живо обреташеся; толико серп пожа человекы, аки класы, и быша дворы велицыи и силнии пусты Болезнь же сицева бысть: преже яко рогатиной ударит за лопатку человека, или противу сердца, или под груди, или промежи крыл, или в паху, или под пазуху, и разболевся человек, начнет кровию хракати, и огнь разжет и посем пот имет и потом дрожь имет; и тако похожаше по всем суставом человечий недуг той; железа же не едина бяше; иному на шеи, иному на стегне, иному под пазухою, иному под скулою, иному за лопаткою, иному в паху. и на инех местех В Новежегороде, и во Пскове, и в Торжьку и во Твери обещашеся людие обеты многими и во един день по многим местам церкви срубиша, и поставиша, и свящаша и литургисаша»[53].
Как мы видим, Никоновская летопись довольно подробно описывает и распространение, и клиническую картину «мора». Эта картина не оставляет сомнений, что болезнь была не чем иным, как легочной и бубонной формами чумы.
Почти также описан этот мор в Воскресенской летописи: «В лето 6925 (1417) тоя же зимы люди от мраза изомроша; студена бо была зима велми. В то же лето бысть мор страшен в людях в Новгороде, и в Ладозе, и в Русе, и в Порхове, и во Пскове, и в Торжку, и в Твери, и в Дмитрове, и по властем их. Болезнь же сицева бысть людей: преже яко рогатиною ударю за лопатку, или противу сердца, под груди и промеж крил, и разболевся человек, начнет кровью хракати, и огнь разжет, посем пот имет, потом дрожь имет и учнет ходити по всем суставам человечьим недуг той; железа же не идначе: иному на шеи, другому на стегне, овому под пазухою или под скулою или за лопаткою, и в паху, и на иных местах»[54].
Новгородская летопись, говоря о распространении мора, перечисляет те же города, что и две предыдущих: «в лето 6925 И како могу сказати беду ту страшную и грозную, бывшую в сей мор на всяк день умираху толко, яко не иогребати их; а дворов много затвориша без люди и преже яко рогатиною ударить и явится железа, или начнеть кровию хракати, и потом дрожь имаеть и огнь разжет, по всем суставам человечьскым естьственый недуг походить; и в той болезни мнози, лежав изъмроша»[55].
Софийская летопись говорит об этом море кратко: «В лето 6925. и зима бысть студена велми, многие люди изомроша мором»[56].
Из сравнения описания мора 1417 г. разными летописями можно сделать вывод о довольно точных указаниях ими как географического распространения, так и клинической картины болезни. Выражения, употребляемые различными летописцами при описании болезни, настолько схожи, что возникает мысль о существовании уже специальной медицинской терминологии.
Сильнейшая эпидемия поразила Русь в 14191420 гг. Она опустошила Ярославль, Суздаль, Киев, Переяславль, Галич, Ростов, Кострому и другие города; не пощадила она и Москвы. К болезни присоединился ужасный голод некому было убирать хлеб на полях: «Стояше жито на нивах пусты, жати некому и бысть глад по великому том мору О мало людий во всей Русской земле остася от мору и от меженины». О характере этой эпидемии сказать что-либо трудно, так как в летописях описание клинической картины совершенно отсутствует. Имея ввиду ее связь с голодом, можно предположить, что это был сыпной тиф.