Девять - Херсонский Борис Григорьевич 3 стр.

стихи умирают как оплачивались построчно
время катится под уклон как ребенок с горки
треснули стены все что стояло прочно
покосилось осело необходимы подпорки

вот упираются бревна в известняковые стены
вот к контейнеру вынесли книги перевязанные веревкой
поколение как старый актер неохотно сходит со сцены
думали смерть убийца а она оказалась воровкой

спитая простота святая пустота
на знак воды ложится знак креста
на зрак беды ложится жар огня
«измучен всем не стал бы жить и дня»
изучен всеми поперек и вдоль
я расскажу вам что такое боль
не нужно слушать мыслить и смотреть
не забывайте сердце запереть

я пытался действовать мне говорили не лезь!
я пытался сказать мне говорили молчи!
я уцелевшая щепка в то время рубили лес.
лес пошел на дрова, и дрова спалили в печи.
дрова спалили в печи, и щепка осталась одна.
во дворе на траве, где раньше лежали дрова.
она отсырела и на растопку уже не годна.
бездействует и молчит и в этом она права.

череп на стопке книг. бокал лежит на боку.
«тщета»  названье картины. хоть мрачновато, но
типичный сюжет, не всякое слово в строку,
не всякая буква в слово. будущее темно.
разве только вот этот череп и провалы глазниц
огоньком свечи вырваны из темноты.
жизнь светла и подвижна. разнообразие лиц.
но череп от черепа не отличаешь ты.
и книги захлопнуты. ничего не прочесть.
бокал опрокинут. расплескалось вино.
жизнь лицемерна. в ней наглая ложь и лесть.
только смерть правдива, поскольку ей все равно.
но вот фолиант и старик, склоненный над ним.
рядом череп куда же нам без него.
лев свернулся в ногах. блаженный Иероним
переводит святое писание. время стоит того.
древнегреческий умер. с ним рядом лежит латынь.
но процесс бессмертен вот Лютер ввязался и сам не рад.
появляется черт. Мартин кричит ему сгинь!
швыряет в него чернильницей. и черт возвращается в ад.

тебя встречают ангелы и ведут на цветущий луг
ты видишь Агнец стоит на престоле сияющем вдалеке
тебе известно у агнцев земных не бывает рук
а у этого есть рука и крест золотой в руке
во врата постучат и Петр бежит отворять на стук
течет река и рыба символ Христа в реке
когда-то на день рождения тебе подарили альбом
там была картина Ван Эйка там был похожий пейзаж
там свет предвечный упирался в небо столбом
там у райских врат стоял бородатый страж
там обителей много каждому полагается дом
высокий гуляй сколько хочешь скачи с этажа на этаж
все это понятно весьма далеко от земли
вот она крутится вертится в песенке шар голубой
а вот в хитонах до пят толпой к тебе подошли
святые и праведники погубленные тобой
ты зачитывал приговор и командовал пли
стреляли другие а ты отправлял на убой
и хоть бы кто слово сказал так нет молча стоят
не стреляют они безоружны только смотрят в упор
как уже было сказано в белых одеждах до пят
только глядят в упор и в каждом взоре укор
а ты в военной форме и китель потертый измят
смотришь в землю которой нет и мелешь какой-то вздор
поднял бы очи ввысь так нет же вот она высь
выше некуда дальше некуда и какие еще слова
разве только как прежде скомандовать разойдись
но слишком уж небо сине и зелена трава
хоть бы слово сказали тогда бы крикнул заткнись
так нет стоят и молчат никто не качает права
ни письменного стола ни лампы на этом столе
ни трех телефонов черных с той самой войны
все это зачем-то осталось там на земле
а в подземном архиве все папки сохранены
и красные звезды горят и вождю не спится в кремле
и на каждой бумажке вечный отпечаток твоей вины

Вы пришли ко мне, чтобы действовать мне вопреки,
чтобы вздрагивать от касанья моей руки,
чтобы глядеть на меня исподлобья, словно из-под пяты,
чтобы молчать до упора, или спорить по хрипоты.
Вы живете во мне вслепую, как нищие наугад,
вы застите мне глаза, как ветер плюс снегопад,
вы шумите в моих ушах, заглушая полночный хор,
вы живете в сердце моем, и в каждом биеньи укор
Что мне делать с вами, думы мои, сомненья мои?
И они отвечают цитатой молчи, скрывайся, таи.
И я молчу и скрываюсь, и таю, и сжимаюсь в комок,
но дверь не могу запереть, ибо сломан старый замок.
Сломан старый замок, и потерян железный ключ,
и сквозь щель между туч пробивается солнца луч,
и на тонких озябших ветках вызревает вишневый цвет,
и подобна улитке на склоне радость на склоне лет.

Вы пришли ко мне, чтобы действовать мне вопреки,
чтобы вздрагивать от касанья моей руки,
чтобы глядеть на меня исподлобья, словно из-под пяты,
чтобы молчать до упора, или спорить по хрипоты.
Вы живете во мне вслепую, как нищие наугад,
вы застите мне глаза, как ветер плюс снегопад,
вы шумите в моих ушах, заглушая полночный хор,
вы живете в сердце моем, и в каждом биеньи укор
Что мне делать с вами, думы мои, сомненья мои?
И они отвечают цитатой молчи, скрывайся, таи.
И я молчу и скрываюсь, и таю, и сжимаюсь в комок,
но дверь не могу запереть, ибо сломан старый замок.
Сломан старый замок, и потерян железный ключ,
и сквозь щель между туч пробивается солнца луч,
и на тонких озябших ветках вызревает вишневый цвет,
и подобна улитке на склоне радость на склоне лет.

Говорит Фома: «Вы все посходили с ума!
Покосились от горя дома, повсюду сгустилась тьма,
весь мир тюрьма, ваша жизнь не знает сама
куда она катится!»  так говорит Фома.
«Что за радость в ваших глазах горит?  Фома говорит 
весь мир скорбит, ибо наш Учитель убит,
ибо наш Учитель казнен, в муках скончался он,
он был ко кресту пригвожден, он умер и погребен!»
«Что вы мне твердите? Христос воскрес? Это темный лес.
Да, Лазарь воскрес, но больше никто не воскрес,
Лазарь скоро опять умрет, и мы умрем в свой черед.
Нас смерть взяла в оборот, ухватит и полный вперед!»
«Осязание паче зрения!  утверждает Фома 
У многих бывали видения, и к чему кутерьма?
Христос воскрес!  я скажу не раньше чем перст вложу
в раны Его, я верю лишь в то, что в руках держу!»
«Шалом!  говорит Христос радуйся, мой ученик!
Ты видишь тело Мое, и Мой сияющий лик,
ты бодр, ты не в забытьи, вот они раны Мои,
касайся их и сомнений своих не таи.
Ибо вот не нашел я в Израиле веры такой,
которая знает то, чего не коснулась рукой!
Блажен, кто не видел, но верует все равно.
Свыше утверждено кровь и плоть Моя хлеб и вино!»
Говорит Фома: «Ты мой Бог, а я поверить не мог,
вот я к ногам Твоим лег, не будь ко мне слишком строг,
я понял, что смерть не итог для Воскресенья предлог!
Господь мой и Бог,  говорит Фома Господь мой и Бог!»

стекла стекла вставляем и точим ножи
молоко молодая картошка
старый дом многослоен молчат этажи
в каждой комнате мелкая сошка
в каждой кухне корыто висит на стене
медный чайник на каждой конфорке
медный всадник кипит на прозрачном огне
крупы в банках литровых на полке
до бульвара квартал до детсада их два
будит бабушка сонную внучку
эта жизнь наказанье проснешься едва
а тебя уже тянут за ручку
эта жизнь наказанье хоть завтрак готов
каша манная ложка варенья
ходит по двору пара голодных котов
чахнут комнатные растенья
чахнет время выносит старье на балкон
дети быстро растут но бесцельно
брат коленку разбил для чего это он
ничего заживет не смертельно

мы хороним убитых это нам не в убыток
камера пыток ядовитый волшебный напиток
жизнь коллекция праздничных старых открыток
надо б меня на цепь больно уж прыток
надо рычать и скалиться и глядеть исподлобья
к ярости волчьей добавится сила рабья воловья
крест положено ставить в ногах табличку у изголовья
Боже не дай мне дух любоначалия и празднословья
кроме этих двух не дай мне дух праздности и унылый
дух депрессии или бреда что сивой подхвачен кобылой
бред преследования наследования совковой гнилой морали
я забыл кто победил но помню что мы проиграли
не сидел в окопах не спотыкался на горных тропах
не пахал целину не стоял у мартеновских топок
не пел в пьяном угаре не спасал котов на пожаре
не барское это дело хоть мы и не баре
нам прожженным во всем уготовано пораженье
мы слепы от рожденья мы ехиднины порожденья
мы теплохладны как говорится будь мы неладны
наши песни протяжны наши речи нескладны
нечем крыть кроме старого ватного одеяла
нечем землю рыть и она стоит где стояла
на трех слонах на китах на тропической черепахе
на сомнениях на прозрениях на темном вселенском страхе