На занятиях в университете студенты подвергали сомнению мои интуитивные убеждения и индивидуальный опыт:
А где это написано?
В наших учебниках всё иначе!
У меня их (детей) почти тридцать голов, и к каждому подходить индивидуально?!!! Мы и по образцу не успеваем цыплёнка рисовать, а ведь ещё и уборку сделать надо. А на всё 20 минут.
Оказалось, что учебников, где написано, как разговаривать с ребёнком по поводу изображения и сотрудничать в этом интересном процессе, действительно нет.
Есть опыт талантливых педагогов-практиков. Есть книги Елены Макаровой, Александра Мелика-Пашаева, Юрия Полуянова.
Есть тексты по психологии восприятия и философии, но они не дают точных рецептов, как провести занятие, и времени на чтение этих книг у студентов нет.
Предмет-то не важный! Это же не математика и не развитие речи
Наблюдение-удивление третье:
Студенты обычно пишут курсовые и дипломные работы и защищают их перед комиссией. Оказалось, что для доказательства состоявшегося педагогического процесса не достаточно показать рисунки: вот так ребёнок рисовал до проведённого цикла занятий, а так он стал рисовать после
«Что вы развесили здесь?! Это давление на комиссию. Дети и без вас так же нарисуют! А где математически обработанные результаты эксперимента? Графики? Диаграммы?»
* * *Разница между педагогом и нормальным человеком в том, что педагог общается с ребёнком целенаправленно. И от того, насколько точно он представляет себе, чего хочет, зависит предсказуемость результатов его усилий.
Чтобы объяснить другим (а значит, и себе), чего же я хочу, пришлось искать ответы на вопросы:
Что составляет специфику детского рисунка как своеобразного послания, текста?
Как сохранить естественную способность ребёнка проживать содержание создаваемого рисунка и научить сознательно строить изображения в соответствии с нормами профессионального языка искусства?
В чём причина потребности в создании изображений у детей?
Как измерить результат педагогического взаимодействия?
И главное, зачем?
Изображение, образ, восприятие и качели развития
Как педагог я вторгаюсь в некий процесс, который существует независимо от меня. Своим вторжением я, безусловно, меняю его содержание. А вдруг это вторжение разрушительно?
Оказалось, что изобретение некой упрощённой модели процесса создания изображения ребёнком необходимо, чтобы определить границы разумного вмешательства взрослого.
Параллельный мир детства, или Немного о дятлах
Мысль о том, что дети живут в несколько ином пространстве, приходила в голову не только мне. Мир ребёнка до четырёх лет, например, вечен и бесконечен. И то, что не изменяется на глазах у ребёнка, не действует, то как бы выносится за скобки внимания.
Средняя группа. Тема: «Дремучий лес». Нам надо нарисовать много деревьев. «Дети, спрашиваю, что такое лес?» Почему-то задумались. «Кто был в лесу?» Оказалось, все были. «Ну и что вы там видели?» «Я видела жучков», «А я видел тётю с коляской. Там лялечка плакала», «А я видела дятла!». Так есть за что зацепиться! «А дятел на земле сидел?» спрашиваю. «Не-е-ет, тянет умная девочка Юлечка, дятлы на земле не сидят, он на дереве сидел». «Ну, радостно спрашиваю я, что есть в лесу?» «Дя-ятлы», хором отвечают дети
Для каждого из детей «лес» был связан с уникальным и неповторимым опытом. Более того, то, что для взрослого человека составляет смысл понятия, для детей чаще всего как бы само собой разумеется и не является важным. Главные впечатления от прогулки в лес дятлы, жучки, тёти с колясками, а вовсе не деревья.
Невысказанность понимания
Ощущение того, что рисунок это своеобразное сообщение ребёнка о понимании мира, который его окружает, пришло не сразу.
Поначалу была уверенность в том, что я-то знаю, что такое «правильно рисовать» и «неправильно». Сомнение в собственной непогрешимости посетило неожиданно. В начале была досада на то, что моя дочь (дочь архитектора!!!) недостаточно выразительно использует цвет и с композицией в её рисунках что-то не так (не так, как нас учили).
Однажды дочь принесла мне рисунок. Мой портрет. Я возмутилась: «Что это я у тебя толстая? И где ты видела такой нос! Палочка и две точки вместо носа!» и вдруг замечаю удивлённый взгляд четырёхлетнего ребёнка снизу вверх Представляю своё лицо в этом ракурсе
Что лежит в основе самостоятельного поиска способов изображения мира, окружающего ребёнка? Зрительные впечатления? Представления о функции предмета изображения? Нос, например, у человека для того, чтобы воздух попадал в организм. Отверстия исключительно функциональны.
Что передаёт ребёнок в рисунке как визуальном сообщении?
«Я увидел и почувствовал это И это так выглядит!»
Или: «Я обозначил то, что знает другой, предложенным мне способом, и не важно, что в действительности всё не так, как на самом деле».
Понимание возможностей детского рисунка как средства общения, как текста, в котором заключено содержание, не всегда доступное расшифровке с позиций взрослого, оказалось на удивление неочевидным. Эта неочевидность требовала поиска слова, объяснения сущности изобразительной деятельности.
Книжный обзор
Размышление над истоками потребности в создании изображений у детей привело к знакомству с работами многих исследователей детского творчества.
Многие учёные отмечали, что детский рисунок всегда отражает те стороны мировосприятия детей, которые связаны с особенностями определённого периода детства. (Об этом писали А. В. Бакушинский, Ю. А. Полуянов и другие.) При этом в рисунках по-разному отражается близость детского отношения к миру именно художественной интерпретации явлений и событий. Очевидны парадоксальные созвучия детского миропонимания и законов искусства.
В книге «Дети рисуют» Ю. А. Полуянов писал: «Не понимая специфики художественной формы, не умея намеренно пользоваться средствами выразительности в рисовании и осознанно не выделяя их в своих рисунках, ни в рисунках других детей, ни на картинах художников, ребёнок тем не менее иногда (или часто) создаёт очень выразительные сочетания цветов, пластичные очертания и динамичные изображения».
А. В. Запорожец указывал на особую роль изобразительной деятельности в том, что по мере овладения ею ребёнок создаёт внутренний идеальный план действий, который отсутствует в раннем детстве.
В дошкольном возрасте внутренний план деятельности ещё не полностью внутренний, он нуждается в материальных опорах, и рисунок одна из таких опор. (Смотрите работу А. В. Запорожца «Психическое развитие ребёнка».)
Американские авторы Виктор Ловенфильд и В. Ломберт Бриттен отмечают, что, возможно, у ребёнка именно в его творческой работе может впервые произойти самоидентификация. При этом сама творческая работа может не иметь эстетического значения. Но очевидно, что такое изменение в развитии ребёнка гораздо важнее, чем качество рисунка.
С другой стороны, психологи отмечают важность эстетического качества продукта изобразительной деятельности ребёнка, считая его показателем положительной самооценки и позитивного восприятия окружающей его действительности. Так, например, Рудольф Арнхейм писал, что «произведения, выполненные рукой не испорченного средой ребёнка, никогда не говорят о плохом вкусе их автора. Плохой вкус, где бы он ни существовал, отражает более глубинные пороки человека или общества».
Другие работы Арнхейма объясняют детский рисунок особенностями образов, возникающих на основе детского восприятия мира. Он пишет, что изобразительное выражение развивается у ребёнка как результат первых наблюдений жизни.
Арнхейм объясняет особенности детского рисунка тем, что наивное наблюдение предмета концентрируется на его общей структуре. Он даёт уточнение своему пониманию восприятия: «Данные свидетельствуют, что восприятие не начинается с частностей (которые затем превращаются посредством интеллекта в абстракции), наоборот, его исходной точкой является всеобщность». (Об этом можно прочитать в книгах Ричарда Арнхейма «Новые очерки по психологии искусства». М., 1994, и «Искусство и визуальное восприятие». М., 1974.)
Резюме Веры Мухиной
Из подобных данных современной психологической науки применительно к вопросу обусловленности детского рисования развитием восприятия и представлений В. С. Мухина делает следующие выводы (смотрите её книгу «Изобразительная деятельность ребёнка как форма усвоения социального опыта». М., 1981):