Светский иконостас Николая Симкина - Константин Александрович Белов

Константин Белов

Светский иконостас Николая Симкина. Художественно-философская интерпретация 16 живописных полотен

Библиотека классической и современной прозы

© Константин Белов, 2020

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2020

Белов Константин Александрович родился 15 июля 1944 года. Кандидат филологических наук, доцент Волжского политехнического института. Десять лет заведовал кафедрой иностранных языков и являлся директором центра «Язык и культура». Автор 35 статей и 6 монографий по философии искусства. Один из авторов 4-го тома «Истории литературы США», изд. «ИМЛИ» РАН.

Да, надо понимать, что «значительные личности»  это те, которые способны создавать то, что является безусловно реальным: 1) способны строить теории устройства мира материального (пусть и случаются среди них и такие личности, что в познавательном своём азарте могут воскликнуть: «Пойдите к черту со своим гуманизмом! Это просто прекрасная физика.»); 2) способны создавать всевозможные материальные ценности (и сколько среди них одержимых безумной страстью преобразовывать первую природу во вторую); 3) способны радикально воздействовать на ход истории («Мне плевать на Россию! Она просто вязанка хвороста в костер мировой революции»).

А вот личности совсем другого склада: Христос, Махатма Ганди, Лев Толстой.

Первый предельный идеалист, то есть поэт, мечтающий об устройстве жизни всех людей по совести.

Да разве это кому потребно/посильно?!

А вот две тысячи лет не умирает этот идеализм. Значит значит не вконец так уж плох человек!

Ещё один вот, поэт/идеалист Махатма Ганди.

Вы только послушайте, какую чушь можно от него услышать: «Мольба, богослужение, молитва не религиозные предрассудки. Это действия более реальные, чем еда, питье, сидение или ходьба. Без преувеличения можно сказать, что только они реальны, а всё остальное нереально».

Но вот случилось так, что этому молельнику удалось бескровно освободить свою родину от Британских управителей/обирателей. Выходит, значит, что дух только дух!  одного вот Такого-то может содеять с реальностью такое, что другие творят с ней это ради усовершенствования её!  проливая и проливая кровь.

А наш-то Лев Толстой! Это ж надо такое вот сморозить: «В городе я чувствую себя как в сумасшедшем доме!» А как же мы-то вот все в мегаполисах наших живём?! Мы что, граф, вконец вывихнутые что ли?!

Или ещё вот у него же: «Есть только два безусловно нравственных занятия у человека земледелие и скотоводство.» Выходит, что сегодня подавляющее большинство людей (мы не про Африку и Юго-Восточную Азию)  живет жизнью очень сомнительной в нравственном отношении?

А что, разве это не так? Да, так если всерьез про себя задуматься. О какой нравственности можно говорить, если это «подавляющее большинство» которое они «частичные» (К. Маркс) люди?! То есть это функционеры той Суперсистемы, которая диктует всем и каждому, какими и как они должны неизменно быть. Вы это совсем не вы, а только как бы..

А пошел он, этот Лёвушка, со своими высокими идеями да чувствованиями! Неужели непонятно ему, что нам, неграфьям,  нам «не до жиру быть бы живу».

Но послушайте, чего же это вы, не желающие ничего слушать/ знать про то царство божье, которое внутри нас (царство же это есть наше сознание, в котором запечатлено наше очувствованное понимание нашего предназначения в мире: сохранение нами природной гармонии и усовершенствование её по нашим идеальным о ней представлениям. Эти же представления они суть мечтания/предугадывания такого полного нами освоения мира, когда станем мы станем ли, станем!?  Всесильными, Всезнающими, Бессмертными),  так вот чего же вы, пренебрегающие этими прекрасными мечтаниями мечтаниями, через которые мы более всего и бываем счастливы,  счастливы на собственно человеческий лад,  то есть более всего бываем одухотворенными, то есть более всего свободными,  чего же от этого вашего реального такого роскошного, такого вот комфортного, содеянного вами материального чего это сбегаете вы от этого всего вашего то в алкогольный, то в наркотический «рай» или же подаетесь куда-нибудь куда-нибудь, чтоб подальше от вашего обыденного? Нет, комфортники, от своего обыденного и от себя самих нет, не сбежать вам! Про такие бегства уже в далёкие века мудрец один, живший на Ближнем Востоке, заметил: «Бегущий за море меняет небо над головой, но не душу».

Жил в Англии в средние века многодумный монах один. Чего только не перевидал он за свой век, чего не перечувствовал об уделе человеческом, а сказать смог совсем кратко и вернее всего другого верного!  только лишь вот что: «Одни приходят в жизнь для счастья. Другие же чтобы перетерпеть эту жизнь».

Ну, надо, наверное, оговориться, когда сочувственно вдумываемся мы в максиму этого печальника-монаха. Ведь нет таких среди нас это чтоб им только одно счастье их жизни, а другим нескончаемое перетерпливание ихнего горемыканья. Да, бывает, когда пострадать и счастливцам. И бывает, чтоб порадоваться и горемыкам чему-нибудь. Но всё одно монах прав: человечество делится на два, именно на эти два рода людей. Читаем у Льва Толстого: «Основной конфликт писания это конфликт поэзию чувствующих и нет.»  Вот-вот, и у Толстого про эти два рода людей. То есть про тех, которые бывают счастливы через очувствование/понимание Истины, Добра и Красоты (то есть через чувственное понимание основ бытия всего сущего) и про тех, чья жизнь, по преимуществу, есть существование принятие всего того, что есть на сегодня,  приспособление к нему покорное: это в помыслах когда единственно о хлебе насущном.

Но нет, нет и среди тех, чьи силы уходят на простое (такое ли уж и простое?!) поддержание жизни, встречаются такие, в ком не задавлен, жив бывает дух и в этих людях: «Милый ты мой! Да разве белый свет кому когда надоест?! Жизнь проклятая она надоела!»

Духовная тупость куда чаще встречается среди тех, чей труд не труд, а ловчение разное суррогат труда, эрзац труда  ну, мы уже говорили чуть раньше об этом: это та деятельность, которая появилась в последние десятилетия в результате никогда прежде не бывалого чудовищного!  разделения труда.

Так вот скажем ещё раз, куда практикуют люди деваться от «проклятой жизни»: это опьянение материальной роскошью, опьянения разного рода плотские

А что это ещё вот за опьянения, которые исихастские?

А ещё вот когда «впадают в прелесть»  это-то как?

И ещё вот хлыстовские радения.

А то есть ещё и дыромоление.

А ещё естъ уходы в сферы вроде бы совсем чистой науки вникание в разгадывания про то, как устроена вселенная, и откуда она взялась, и одна ли она вообще-то есть?

Много каких придумал себе человек уходов из своей непосредственной действительности.

А что это значит, что измышляет и измышляет человек себе все эти уходы от конкретностей его жизни? Да только одно и значат эти уходы: так или иначе, а трудно сносима ему повседневность это когда одолеваем он многими заботами о продлении своего существования.

О, эта вечная, терзающая всех нас только вот что по-разному сообразно нашим душевным, умственным и физическим данным это вечная дихотомия: тело и дух!

Мне представляется, что родовую сущность человека вернее всех прочих определил австрийский культуролог Макс Шеллер: «Человеку свойственен колоссальный избыток фантазии».

Про то, какие бывают у человека «фантазии» (=«уходы»), речь у нас уже шла. Ничего мы не сказали только о той «фантазии», которая, думается нам, есть безусловно нравственная, безусловно истинная, безусловно прекрасная. Это та «фантазия», которая высокое искусство. То есть то искусство, которое судит обо всём сегодня наличествующем по чувству должного быть,  судит по чувству идеала. У Эвальда Ильенкова читаем: «Искусство есть единственная деятельность человека, в которой возможна материализация идеала».

Искусство, думается мне, это светская религия то есть не богопочитание (такова этимология слова «религия»: лат. religio совестливость, благочестие, набожность), а благоговение перед Истиной, Добром и Красотой; искусство есть служение этому триединству это есть его воплощение в слове, звуке, линиях и красках.

От художника Вячеслава Махова я услышал, что каждое полотно художника есть «икона», то есть запечатление того, чему он поклоняется. Да, согласен с вами: уточнение всё же здесь требуется к мысли Махова. Не всякое полотно, даже если оно и очень хорошо, профессионально сделано, есть икона. Иконой оно бывает только тогда, когда в полотне прочитывается глубокое раздумье художника об уделе человеческом: раздумье о его счастьях и несчастьях; раздумья про то, как же нам со всем этим нашим-то быть это чтобы быть свободными свободными и умом, и душой, и телом.