Да ты что, Ахмед ага, возмутился я. У нас же приказ!.. Да и не в этом дело. Надо ведь домой, домой понимаешь? Айнабат отвезти.
Айнабат, Айнабат, Ахмед-майыл раздраженно выплюнул нас. Не думай о ней, сынок. Передадим ее Нурсолтан, жене Халыка, она что-нибудь придумает, пристроит куда-нибудь эту женщину. А Арнагельды скажем, что Айнабат сама велела оставить ее в Теджене: захотела, мол, выйти там замуж за одного мужчину.
Я ошалело смотрел на него, не в силах даже возмутиться. Ахмед майыл осмелел, заговорил уверенней.
Нурсолтан быстро найдет для нее мужа. Арнагельды не скоро приедет в Теджен. А когда приедет, она к тому времени уже привыкнет к новому мужу, он ее доведет до такого состояния, что ответит так же, как сказала Гулендам, когда за ней приехал Гёроглы: Время ушло, и теперь уже поздно, так что оставьте в покое меня».
Я шумно выдохнул сердце колотилось бешено, острыми тычками. Хотел накричать на Ахмед-майыла, этого старика с дореволюционными понятиями: как смеет он даже мысль допускать, что Айнабат можно отдать первому встречному, какому-нибудь вдовцу скорей всего.
У нас приказ, ответил я твердо. Если бы командир велел доставить эту женщину не то что в Хиву, а и в саму Москву, мы должны были бы доставить. Мне стало жалко старика. Да если б и сделали, как ты предлагаешь, добавил я уже мягче, ничего не получится. Забыл разве про подарок, о котором говорил перед нашим отъездом Арнагельды ага?
Помню, пробурчал Ахмед-майыл, но какие могут быть подарки, если Айнабат, мы ведь так скажем, сама решила остаться в Теджене. Подтверждение от ее мужа? Калым? Он все еще пытался переубедить меня. И об этом не беспокойся, я все обдумал. Купим что-нибудь красивое у тедженских мастеров. Поменяем моего коня на породистого скакуна, доплатим, если надо. Деньги у меня есть, заверил торопливо и похлопал по кушаку. И подарок, и коня отдадим Арнагельды. Он, конечно, спросит. где мой конь? Скажу: сдох. Ты подтвердишь. Если будем говорить одно и тоже поверит. Можно его убедить. Поверит он нам!
Нет! не соглашаясь, покачал я головой. Повезем женщину в Хиву.
И повернувшись, начал спускаться с бархана.
Ахмед-майыл, не отставая, шагал рядом. Упрашивал согласиться.
Потом стал предлагать: ладно, давай, мол, сделаем по-другому скажем Арнагельды, что доставили женщину родственникам в Хиву, не будем говорить, будто она вышла замуж, а сами отдохнем в Теджене столько, сколько надо, чтобы доехать до Хивы и обратно. Потом с подарками вернемся в отряд: вот-де, командир, приказание выполнили, подтверждение привезли.
А Айнабат? не оборачиваясь, спросил я едко.
Что Айнабат? удивился Ахмед-майыл. Я же говорю: отдадим ее Нурсолтан, та пристроит женщину, не беспокойся. Главное подтверждение привезти. Думаешь, Арнагельды проверять станет? Когда он еще в Хиву попадет, да и попадет где эту самую Айнабат искать? Город большой, область еще больше. И время Арнагельды откуда возьмет, не до женщины какой-то ему там будет И, разозлившись на мое молчание, выкрикнул возмущенно. Не будет, не будет он ее искать! Кто она ему: дочь, племянница, родственница? Что он кормил ее, поил, она в его доме жила?
Я ожег через плечо таким взглядом, что Ахмед-майыл даже отшатнулся, руки вскинул, точно заслоняясь от удара. Но через некоторое время опять окликнул меня:
Максут, а Максут теперь голос был неуверенный, просящий. Ты сказал: большой привал сделаешь. Отпусти меня в Теджен хотя бы до вечера. Загляну к Халыку и к ночи вернусь. А? Ну чего я тут буду без дела торчать весь день, когда совсем рядом друг.
Я отрицательно покачал головой, и вдруг меня прямо-таки в жар бросило: ведь мы останемся с Айнабат одни! Может, удастся с ней поговорить, работу какую-нибудь придумаю, за общим делом люди сближаются. Да мало ли одни ведь будем, ну как словом-другим не перемолвиться: спрошу она ответит, историю какую-нибудь расскажу, Айнабат в ответ что-нибудь расскажет
Хорошо, я остановился, повернулся к напарнику притворно расстроенное, но понимающее лицо. Друга надо навестить Но чтобы в сумерках ты был здесь!
Ахмед-майыл чуть не подпрыгнул от радости.
Спасибо, Максут. Можешь быть спокоен, не подведу! Кинулся со всех ног обратно. И почти тут же проскакал мимо меня на своем жеребце.
Когда я вышел из зарослей к колодцу, Ахмед-майыл уже сидел в седле. Даже завтракать не стал, чай не попил чудеса!
Хорошо, я остановился, повернулся к напарнику притворно расстроенное, но понимающее лицо. Друга надо навестить Но чтобы в сумерках ты был здесь!
Ахмед-майыл чуть не подпрыгнул от радости.
Спасибо, Максут. Можешь быть спокоен, не подведу! Кинулся со всех ног обратно. И почти тут же проскакал мимо меня на своем жеребце.
Когда я вышел из зарослей к колодцу, Ахмед-майыл уже сидел в седле. Даже завтракать не стал, чай не попил чудеса!
Говоришь, там Теджен? И нетерпеливо посмотрел в ту сторону, куда я показывал с вершины бархана. Я кивнул. Ахмед-майыл гикнул, взвизгнул, ударил коня пятками. Взметнулась пыль, затрещали кусты, и напарник мой исчез.
Мы с Айнабат остались вдвоем. Поели. Молча. Попили чай. Молча. Стал рассказывать о себе. Отвернулась. Сказал, что надо запастись водой наполнить все бурдюки, все посудины. Айнабат молча встала, пошла к верблюду. Наполнили водой все, что можно было. Айнабат отвязала веревку от упряжи верблюда и тут же села в тень куста. Опять нахохлилась под паранджой не шевельнется.
Я тоже отыскал тень под кустом напротив, бросил потник, лег, чтобы поразмышлять и, если удастся, вздремнуть ведь ночью новый длинный переход. Сквозь прищур наблюдал за Айнабат: как бы ее расшевелить?.. Может, обидеть? Пусть возмутится, накричит на меня или хотя бы расплачется лишь бы не молчала, лишь бы Хоть характер ее узнаю. Правда, характер этой женщины, пожалуй, представляю: спокойная, умеет держать себя в руках как она около Кушки посмотрела на меня небоязливыми глазами, как медленно, с достоинством сняла с куста паранджу, не спеша надела ее. Этим и понравилась. И еще лицом, конечно, телом, изгибом рук, волосами, черными и текучими, как ночь. Ах, Айнабат, Айнабат Посмотрел: сидит в той же позе, хотя тень уже уползла, открыв женщину, солнце поплыло к закату.
Айнабат, окликаю ее и жду, когда отзовется. От волнения сердце забилось учащенно пришла мысль, что и она думает обо мне.
Женщина, не поднимаясь с корточек, повернулась спиной.
Я удержал вздох, встал. Потоптался, пошел проверить коня.
Все спокойно. Боздуман сосредоточенно пощипывал редкую сухую траву. Увидев меня, заржал негромко: пора бы, дескать, хозяин и попить мне.
Сейчас, сейчас, потерпи еще немножко.
Я взбежал на бархан, вгляделся в сторону Теджена. Нет, не видно ни далекого всадника, ни даже приближающегося облачка пыли не торопился возвращаться Ахмед-майыл, хотя по горизонту уже накапливались легкой дымкой сумерки.
Старый обманщик. В таком возрасте и не хозяин слову! обозлился я. Придется из-за него выходить поздно ночью!».
Спустился к Боздуману, развязал путы на его ногах и, не оглядываясь, направился к колодцу; конь, обдавая затылок теплым дыханием, шел вплотную за спиной.
Айнабат, к моему удивлению, хлопотала у костра, готовила ужин. Я обрадовался, но сделал вид, будто ничего особенного не вижу: хмурился, вел себя по-хозяйски, как и положено мужчине. Напоил Боздумана водой, которую вместе с Айнабат заготовили днем. Теплая, но свежей доставать не хотелось надо отвлекать женщину от дела, звать, чтобы помогла.
Поужинали. И, конечно же, молча. Но сейчас мне было не до разговоров. Я все время прислушивался, не возникнет ли вдали мягкий беспорядочный топот коня Ахмед-майыла. Ничего похожего А вечер стремительно накатывался, так же стремительно переходя в ночь. И вскоре совсем стемнело. Только затухающий костер отгонял шага на два тьму, которая за этим круглым пространством красноватого света, казалась еще более плотной, совсем черной.
На душе было неспокойно. Уж не случилось ли с Ахмедом какой беды? Может, заблудился, может, конь на всем скаку споткнулся и старик переломал себе кости, а может погиб. Лишь бы не попался бродячим басмачам, лишь бы с ним все было в порядке. Лишь бы вернулся жив-здоров, пусть ночью, пусть утром. Лишь бы вернулся ни словом, ни взглядом не упрекну!».
Что-то загостился наш Ахмед ага, как можно беспечней сказал я. Придется ехать днем. Конечно, для тебя это задержка, но что поделать
Женщина не дослушала: встала, не спеша взяла хурджун, вытряхнула свою постель. Я тоже начал готовиться к ночлегу. Разостлал на всякий случай попону и для Ахмеда-майыла: может, приедет ночью, пусть отдохнет до рассвета.
И снова смотрел в высокое небо, щедро и густо усыпанное подмигивающими звездами. Было так тихо, что начало звенеть в ушах. Ни обычных, еле уловимых звуков ночной пустыни, ни шороха, ни шелеста. Даже Боздумана и верблюда, присутствие которых обычно угадывается, не было слышно, словно они растаяли, растворились во тьме впечатление, будто на всей земле исчезла жизнь и под этой огромной опрокинутой чашей неба с переливающимися яркими точками остались только два человека: я и Айнабат. Только мы, вдвоем.