Так поговорим же о любви - Николай Павлович Новоселов 8 стр.


Мама, я хочу кушать.

Сынок, схватила Витю, прижала к своей груди и разрыдалась Повтори, сынок.

Из-за плеча матери растерянный братишка что я такое сказал быстро обежал взглядом склоненные головы братьев и сестры, отца, и не найдя никакой поддержки, уже не так требовательно, повторил: М а м а, я хочу кушать,  и если первый раз у него выделено было слово «кушать» , сейчас он выделил, почувствовал маленьким сердцем какое слово надо сказать, и выделил, просто произнес его по букве, выделяя каждую букву, слово м а м а. Тут уж рыдания и слезы у мамы потекли неудержимо, она присела на скамеечку, держа крепко своего сына. Витя притих на груди у мамы, мы усердно «трудились» все, ощущая вину, что не у нас это слово было первое. И радость плачет. Успокоившись, посадила Витю на скамеечку, пошла умылась, и улыбнувшись светло и ласково, как только может мама, позвала:

Эй, трудяги, вы уж и землянику скоро начнете выдирать, не видя, давайте за стол.

А мы и правда, не видели, всем нужно было умыться, и умыться тщательно, успокоиться.

В этот вечер баян у папы играл особенно то радостно, то грустно, с веселых переборов переходя на рыдания. Последний луч солнца, прощаясь, пробежал по верхушкам сосен, над поселком постепенно сгущалась тьма, приходила ночь, в домах зажигались огни. Мы сидели кружком возле мамы с папой и завороженно слушали баян, слушали ночь, слушали бор. А баян плакал, баян рыдал, баян рыдал, как в обед мама, также светло, и также горько. Прервав на высокой ноте, папа уронил голову на скрещенные на баяне руки. Мы слушали ночь, слушали как деревня отходит ко сну, слушали в недалеком болотце «концерт» лягушек, там же квакала утка, сзывая своих ребятишек. И ждали, когда успокоится папа.

Это радость плачет, ребятишки поднял он голову.

Пора спать, дети. Коля, посмотри как у малышей постелено, уложи всех спать, укрой.

Мама с папой ушли в дом. Я взял фонарик и полез на крышу, подправил простыни, и спустившись вниз отдал фонарик сестре. Надюша быстро забралась и через минуту позвала нас: Залезайте. Забравшись, скинув штанишки, «нырнули» под одеяло. У нас вроде как так было, что у каждого свое место, но матрасы сдвинуты тесно и получалась одна общая кровать. Ложились все по местам, младшего в середину, но ночью, повернувшись и подмяв под себя одеяло, залезали к братишке, и бывало так, что все одеяло под нами, а мы, натягивая одно оставшееся одеяло попеременно то с одного бока, то с другого, спали «кучей малой». Ночью кто-нибудь из родителей залазил, раскатывал «кучу малу», вытаскивал одеяла, опять «складывал» нас по местам, но уже не по отдельности, а в общей «куче», укрывал всеми одеялами, и как ни крутись, под себя одеяло не закрутишь. Витю ложили посередке вначале, но крутясь, скручивали под себя вначале свое одеяло, потом соседей, в том числе и Витино; он от холода просыпался, стараясь вытянуть на себя одеяло из под брата не получалось. Переползал по братьям ко мне, а так как из с меня тем более одеяло не вытянуть, просто ложился рядом. Я почему то всегда просыпался еще в тот момент, когда он, пыхтя, пробирался по братьям, и схватив, сунув его под одеяло, обнявшись, засыпали. И ни разу никто не проснулся, когда нас «растаскивали» по сеновалу родители. Младший теперь всегда спал со мной. Посмотрев как укрыты братишки, пробираюсь к своему месту. В проходе меня обняли за шею теплые руки сестры и я ощутил поцелуй на щеке У меня есть теперь старший брат «ныряя» под одеяльце Какое счастье!

Ну теперь она тебя всего «измусолит», как меня раньше донесся Сашин ревниво удовлетворительный голос с другого конца нашей обшей постели, Не даст покоя!

И засыпая услышал приказ А меня поцелуй, братишка. Но выполнить был в несостоянии, спал. Засыпая, размышлял, в ту, или не в ту же самую щеку поцеловала сестра, что на озере. И почувствовал вторичный поцелуй. Вот теперь точно обе щеки расцелованны успел радостно подумать, перед тем как сон совсем сморил меня.

Утром проснулся раньше всех. Я с Витей укрыт Надюшиным одеялом, мое одеяло под братьями, Надя под тонким байковым покрывалом, ножки подтянула под подбородок, «крючком», посапывает. Если одеть Надю, Витя останется без одеяла. Подкатываю Витю к сестре и укрываю. Витя беспокойно, не просыпаясь, похлопал ручкой вокруг себя где брат нашел Надюшино плечо и успокоился. «Скатываюсь» по лестнице с сеновала, захожу в дом. Мама с папой спят, пусть спят, я не будить их пришел. Включаю плитку, ставлю чайник. Сходил в сенцы, наложил в бидончик яичек, по два на «брата», налил воды, зашел в дом, сунул кипятильник в бидончик и включил. Так, одно дело сделано. Проверить сумки. У Надюши, аккуратистке и отличнице все нормально, а у братишек тщательнее все посмотреть. Посмотрел, доложил кому тетрадку, кому карандаш. Так-то все время просматривала сумки и собирала в школу мама. Заглянул в другую комнату «спят». «Поспите» немного, мои дорогие, пришло время и мне и всем обласкать вас, обогреть словом. Яички сварились, чай из зверобоя закипел. Нарезал хлеба, остудил яички, разложил всем, как делает мама, на общем столе в саду. Вот теперь пора всех будить. Захожу в дом и подхожу к кровати, трогаю маму за плечо и вполне «будничным» голосом: Мама, папа пора вставать, я кушать уже сварил. Просветлели «сонные» лица, мама притянула меня к себе и поцеловала такие нежности и отстранив меня, но не отпуская, глядя лукавыми глазами А сумку свою-то не смотрел. Точно.  Ладно, иди, сама посмотрю, иди, мне одеться надо. Буди остальных.

Назад