Камерная лирика

За соломинку рифм

Может ли лишение свободы, заключение в тюрьму исправить или хотя бы улучшить человеческую природу?

Основное производство российской тюрьмы изготовление рецидивистов.

Самое рентабельное производство российской тюрьмы изготовление спецодежды для сотрудников спецслужб, обязанных, в частности, ловить и изобличать тех самых рецидивистов.

Самое массовое производство российской тюрьмы изготовление стихов.

Из любой чепухи вы лепили стихи.
Весь барак, как дурак, бормотал, подбирал
рифму к рифме и строку к строке.

Эти строки Бориса Слуцкого о лагерях давно ушедшего времени, но и в сегодняшних бараках, внимательно осмотревшись, сразу же обнаружишь арестанта, затаившегося в своем закутке, откуда он изредка взыркивает на окружающий его мир опасливым глазом. Если он роет тоннель для побега или замышляет какое иное запрещенное безобразие, его взгляд так и останется острым и насторожливым. Но глаза нашего арестанта, не обнаружив ничего угрожающего, сразу же становятся отсутствующими. Точнее, устремляются в какие-то забарачные дали, где он, безо всякого сомнения, кайфует в полный мах, вместо того чтобы становиться на путь исправления и тяжкими душевными (или по крайней мере телесными) страданиями искупать свою вину, как это предполагалось судьей при изготовлении приговора.

А если осмотреться совсем внимательно, то отыщется и еще один похожий счастливец. И даже не один

Они морщат и почесывают упрямые лбы и шевелят слова во рту, подыскивая складное, находят примерно подходящее, мнут его жесткими губами, подгоняя в оконцовку строки, откусывают или изгибают через зуб выпирающее из ритма сбивают строфу

Никакой идиллии, описанной Слуцким, никакого нарочито открытого и чуть ли ни совместно-барачного творчества. Это могли себе позволить профессионалы-литераторы или профессионалы-читатели. Наши тюремные сочинители в основном прибились к поэзии из очень далеких от нее занятий. Они внезапно открыли радости складной речи и дотумкали, что рифмованное слово стоит много дороже обыкновенного, потому что дается много труднее. Это тебе не ля-ля-базар, а очень даже непростое дело. Главное сыскать звучное слово. И в рифму

Рифму сыскать дело старательское, одинокое и укромное. В мире, где всех благ в нехватку, рифмы тоже валом не валяются. На всех не хватит, и потому никакой дурень не станет искать в этом деле помощи у других. И сам не поможет

Стихосложение в тюрьме более всего похоже на болезнь. На заразную болезнь В легкой форме ею переболели практически все арестанты, но выздоровели далеко не все. Многие обнаружили, что поэтическая хворь оказывается очень неплохим способом «отсидеть» срок. В какой-то мере это практически оптимальный способ «сидения».

Человека, занятого строками-строфами-рифмами, по-видимому, оберегает сама Эвтерпа.

Он не упирается башкой в повсеместные нарушения каких-то его прав и, следовательно, не встает на путь обличений и конфронтаций. Он даже не замечает всех этих нарушений. Конечно же, до какой-то степени, но и тюремщики, как правило, тоже чувствуют грань, которую не следует переступать. В общем, в большинстве случаев тюремная администрация вполне миролюбиво и снисходительно относится к тюремным поэтам.

Тюремное сообщество даже в лице самых правильных авторитетов относится примерно так же. Может, чуть более снисходительно и зачастую смотрит сквозь пальцы на всякие мелкие косяки погруженных в творчество сидельцев. Иногда и у самих авторитетов просыпается что-то поэтическое. Не до такой степени, конечно, чтобы рифмы сочинять, но не совсем угробленная душа просит вдруг какой-то лирики. Тогда поэт-арестант получает выгодный заказ и за пачку сигарет сочиняет оду матери авторитета, или подруге, или вообще заочнице Короче, и с этой стороны жизнь тюремного поэта складывается счастливо и безмятежно. Сиди не хочу

Бывает, эта зудящая потребность самопального творчества вырывается откровенно талантливыми строками, и это единственная польза, которую приносит отечеству отечественная тюрьма. И польза немалая, особенно держа в памяти тот факт, что тюрьма эта нередко пропускает через себя очень подготовленных и очень одаренных сограждан, разворачивая их, так же как и всех остальных, в занятия стихотворчеством.

Казалось бы, что вольные граждане должны бы и не помышлять о тюремной теме в своих творческих устремлениях. Да просто из элементарного суеверного мракобесия, которым все мы охвачены практически поголовно, из опаски привадить беду, заразиться этим социальным вывихом, накликать на себя тюрьму, от которой, как известно, не назарекаешься.

Однако вся наша воля так мощно пронизана тюрьмой, что сколько ни жмурься и ни отворачивайся, а тему эту из башки не вытряхнуть. Да и глянь чуть иначе и сразу обнаружишь, что наша воля всего лишь предзонник тюрьмы.

Так что нет ничего удивительного в том, что в корпусе тюремной лирики мощно представлены стихи известных и знаменитых поэтов, которые только мысленно примеряли на себя арестантский прикид.

И этот вывих легко объясняется. Таким образом автор приручает тюрьму, как приручают дикого зверя. Это своеобразный заговор, призванный умилостивить судьбу

Все эти стихи тюремной тематики, и даже не все, а только пронзительно талантливые, не влезут ни в какой отдельный томище, не утиснутся ни в какой обложке, не удержатся самым толстым корешком. Количество их невероятное от строк народных песен из незапамятных времен до современных стихов поэтов, которые до тюрьмы и не предполагали, что они поэты. Никакой книге не вместить всей тюремной лирики.

Поэтому не надо пенять составителю, что в его томе нет тех-то и тех-то прекрасных строк. Составьте свой, чтобы этих стихов стало еще больше, и, может, они, изданные и повсеместно читаемые, сделают то, что не в силах сделать все мы сделают нашу тюрьму человечной. Обычной Пусть там играют в видеоигры и в футбол, пусть там проводят кулинарные курсы и занятия по психологии. Пусть там арестанты занимаются вещами, которые будут им полезны на воле, и пусть никто из этих арестантов ни разу и не подумает сбить свои мысли и переживания в стройные шеренги стихотворных строк

Наум Ним

Народные тюремные песни

«Посреди палат каменных»

(Акатуевская каторга)

Посреди палат каменных ты подай, подай весточку
В Москву каменну, белокаменну.
Ты воспой, воспой, жавороночек,
Про горькую да неволюшку!

Кабы весть мне подать
Да отцу рассказать
Про то, что со мною случилося
На чужой, на той сторонушке.

Я ведь не был вор, не был вор!
Да убивец не был никогда!
Но послали меня, добра молодца,
Попроведать каторги, распроклятой долюшки.

Позабыли меня, словно сгинул я
Но ведь будет пора, и вернуся я
За беды и зло я вам отплачу,
Будет время! Я вернуся!

Ах ты зимушка

(Общая тюремная)

Ах ты зимушка, ты зима студеная!
Все поля кругом как снегом занесло!
Пенье птичек уж давно как замерло.
Ах ты зимушка, ты зима студеная!

В камере как холодно, в камере моей как холодно!
За решеткой средь каменных палат
Плохо греет мой дырявенький бушлат.
В камере как холодно, в камере как холодно!

Лето дивное, расчудесное;
Оживает все.
Вокруг все расцветет
И к свободе все зовет.

«С Иркутска ворочуся»

(Александровская каторга)

С Иркутска ворочуся
Счастливым может быть,
Быть может наживуся
Счастливо будем жить.

Тюремные ворота
Для нас отворены,
Все тяжкие работы
На нас возложены.

Еще один годочек
В тюрьме побуду я,
А там, мой мил-цветочек,
Явлюся я, любя.

С густыми волосами,
С ногами без браслет
Явлюся я меж вами
С иголочки одет.

Чубчик

Слова и музыка неизвестных авторов

Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый,
Развевайся, чубчик, по ветру!
Раньше, чубчик, я тебя любила,
А теперь забыть я не могу.

Бывало, одену шапку на затылок,
Пойду гулять с полночки до утру.
Из-под шапки чубчик так и вьется,
Так и вьется чубчик по ветру!

Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый,
А ты не вейся по ветру!
А ты, карман, карманчик мой дырявый,
Вот ты не нра-, не нравишься вору!

Пройдет зима, настанет лето,
В саду цветочки пышно расцветут.
У меня, у бедного мальчонки,
Ручки да ножки цепями закуют.

* * *

Перебиты, поломаны крылья,
Дикой болью мне душу свело,
Кокаина серебряной пылью
Все дороги мои замело.

Воровать я совсем не умела
На Привозе учили воры,
А за это я песни им пела,
Эти песни далекой весны.

До шестнадцати лет не влюблялась,
Точно роза в саду я цвела,
А с шестнадцати лет я пропала
И курила, и водку пила.

Ветер по полю свищет и стонет,
Ветер в старые окна стучит
А любовь моя в речке не тонет
И в огне никогда не горит.

Я хожу, все хожу и не знаю,
Что конца этой песенке нет
Я девчонка еще молодая,
А душе моей тысяча лет!

Камерная лирика - Антология