А через два года появился я. У меня довольно много моих детских фотографий. Но лучшую я нашел лет пятнадцать назад. Сделанную американским космическим кораблем «Аполлон-8» 24 декабря 1968 года. Над серой, изрытой кратерами Луной, восходит голубой шарик Земли. Он закрыт облаками, но если бы мы могли, как в Google Maps, приблизить картинку, то увидели бы, что над Западной Европой идет снег, повсюду звучит «Carol of the Bells», творение очередного врага народа1, а на елках горят огоньки. А где-то там, по другую сторону от железного занавеса, в шестидесяти километрах к югу от места впадения Невы в Финский залив, держась за мамину руку, я, закутанный в сто одежек малыш, вышел на свою первую в жизни прогулку.
Маленький шажок и огромный скачок для всего человечества в одной фотографии.
Рождение традиции
Празднование дней рождения кажется вещью естественной, но еще пару поколений назад такой традиции не существовало. Бабушка Вера признавала лишь свои именины. Каждый год, 30 сентября, после завершения основных сельскохозяйственных работ, сестры собирались вместе в день памяти святых мучениц Веры, Надежды, Любови и их матери Софии, чтобы поздравить виновницу торжества.
То, что в мамином детстве ее день рождения был семейным торжеством во многом счастливое совпадение. Она появилась на свет седьмого января. Новый год в ее семье особо не праздновали, и, лишь отдавая дань новой советской традиции, украшали елку конфетами и мандаринками. Настоящие подарки появлялись в ночь на Рождество, поэтому мамин день рождения начинался с того, что она бежала в большую комнату, чтобы узнать, какой подарок в этот раз принес ей ангел.
А он был в курсе самых заветных желаний этой советской девочки. В середине 50-х под елкой оказалась импортная, а потому очень дорогая, гэдээровская кукла. У нее, как у будуарных кукол, было мягкое тело, позволявшее ей принимать любые позы. Но главное, у нее открывались и закрывались глаза. Большинство Таниных сверстниц еще долго будут мечтать о таком подарке.
В семье моего отца борьба с праздностью велась еще более решительным образом, осуждались даже именины. После свадьбы моих родителей прошло несколько лет, прежде папа смог привыкнуть к концепции персональных праздников. Трудно, наверное, когда в твой первый день рождения тебе исполняется двадцать четыре.
Между ложью и правдой,
меж Кабулом и Прагой
В младенчестве я был довольно голосистым ребенком и не хотел или боялся оставаться один. Мне было неважно, кто со мной, лишь бы разговор не прерывался ни на минуту.
Родители пользовались моей неразборчивостью. Они включали радио и на цыпочках выходили из комнаты. А я как завороженный часами слушал новости2.
Председатель Совета Министров СССР Косыгин, пролетая над территорией дружественного Афганистана по пути на Родину, направил с борта самолета телеграмму, в которой выразил афганскому народу наилучшие пожелания.
Соревнование за высокие темпы роста производительности труда получает все более широкий размах. В него вступают все новые и новые коллективы.
Вчера в Москве состоялся пленум Центрального комитета профсоюза рабочих строительства и промышленности строительных материалов. Его участники обсудили вопрос «О состоянии и мерах по дальнейшему улучшению бытового обслуживания на стройках, предприятиях и общежитиях Министерства строительства СССР».
Вчера у стенки морского пассажирского вокзала Ленинграда отшвартовался дизель-теплоход «Обь». Он прибыл сюда из Антарктиды с экспедиций советских зимовщиков.
Славную дату в истории двух братских народов празднуют сегодня трудящиеся Советского Союза и Чехословацкой Социалистической Республики. 24 года назад Советская Армия освободила Чехословакию от фашистских захватчиков.
Питерские цветные карандаши, память
Мое первое воспоминание.
Хмурое утро. Мама тащит меня по улице Дзержинского. Мы идем мимо ограды, за которой в глубине небольшого сада виднеется фасад какого-то унылого госучреждения. Мы спешим, перед моим взглядом мелькают прутья решетки.
На улице то время осени, когда самым ярким цветом оказывается грязно-коричневый. Вокруг мокро, холодно, безнадежно. Голые деревья зябко ежатся под порывами колючего ветра.
Из мира вынули душу, оставив нам лишь огромную пустую коробку.
Я не хочу в детский сад.
Сиверская, ул. Вишневская
Дверь между мирами
Дом бабушки Веры в Сиверской3 был двухэтажный. Лестница, ведущая наверх, находилась в сенях. Мне было семь лет, и моя спальня, как и положено школьнику, была на втором этаже.
Отправляясь спать, я выходил из кухни. Яркий свет и разговоры, бабушка и родители оставались за хорошо пригнанной, утепленной дверью. Я оказывался один в большом и холодном мире. Мрак в углах пугал, но подниматься по лестнице было страшнее. С каждой ступенькой я оказывался все ближе к длинному черному коридору, в который выходили спальни. За их приоткрытыми дверями тьма была еще гуще и зловещее.
Даже днем, заходя в эти пустые комнаты, можно было ощутить чье-то присутствие. Дом жил долгую жизнь и хотел делиться историями о людях, с которыми ему пришлось столкнуться. Казалось, их легкие тени и нежный шелест наполняли воздух. Ночь вдыхала жизнь в эти создания.
Моя спальня была последней по коридору. Двадцать метров пугающего до дрожи коридора. «Я справлюсь», говорил я себе и делал первый шаг. «Мужчины не боятся», и делал следующий. Добравшись до кровати, я быстро раздевался и юркал в холодную постель4. Кто-то, невидимый, лежащий в постели, сдвигался к стене, освобождая мне место. «Это наш», беззвучно говорил он. Теперь я был неуязвим. Тишина и свежий воздух делали свое дело я мгновенно засыпал.
Просыпался я от того, что в глаза светило солнце. С обоев на меня смотрели сотни дружелюбных собак-космонавтов5. «Привет», говорил я им, потягиваясь и тут же прячась под одеяло. Там было тепло и уютно, а в комнате все еще стоял утренний холод. Требовалось несколько минут внутренней борьбы, чтобы решиться встать.
Выданное мне ночью разрешение закончилось. В пустых спальнях снова что-то начинало шебуршиться, поэтому я их почти пробегал. Лишь спускаясь по лестнице, я замедлял шаг. Да, я знал, что Они сзади, знал, что я не решусь обернуться, но и совсем уж трусом в Их глазах выглядеть не хотелось.
Заветная входная дверь. Стоило приоткрыть ее, и на тебя обрушивалась волна тепла и запаха свежих пирогов. За столом бабушка и родители. «А вот и наша соня. Мойся и садись завтракать. Самовар остывает».
Большое чаепитие
Дом на Вишневской даже после смерти моей прабабушки Пелагеи жил по заведенным ею обычаям. Когда там собиралась вся семья, устраивалось Большое чаепитие. Приготовления к нему начинались рано утром. Пока мы, дети, видели седьмой сон в своих кроватях на мансарде, внизу на кухне подходило тесто. Этим занималась бабушка Шура. Знание дореволюционных кулинарных секретов плюс десятилетия практики превратили ее стряпню в произведение искусства. Мама все мое детство потратила на безуспешные попытки повторить Шурины блины: тонкие, как бумага, желтые, как дыня, и удивительно вкусные.
Но вершиной мастерства Александры были ватрушки. К тому времени, как мы вставали, они уже были готовы и остывали на противне. Нас посылали во двор насобирать сухих шишек, высокие столетние ели отделяли наш двор от улицы6. Дед Алексей, третий муж бабушки Веры, на кухне колол ножом лучину. Позже все это в особом порядке складывалось во внутреннюю трубу самовара7. Это таинство, как и периодические продувания трубы старым резиновым сапогом, ставило своей задачей не столько вскипятить воду в самоваре, сколько создать запас горящих углей, чтобы поддерживать нужную температуру воды на все время чаепития8. Чай следовало пить кипящим и никак иначе. Это требовало особого умения. Чай глотался между вздохами, иначе обожжёшь рот.
Вся семья не помещалась на кухне, самовар несли на веранду. Бабушка Вера заваривала чай, остальные сестры и мама сервировали стол. Тем временем заварочный чайник водружали томиться на специальную конфорку сверху самовара.
Торжественный повод требовал особой посуды. На стол ставили высокие, цвета глубоких летних сумерек чашки с большими блюдцами.
Лучший сахар для чая был из сахарных голов, но их давно уже не продавали, поэтому обычно использовали сахар Ходоровского комбината, плотный, требующий специальных щипцов для деления каждого кусочка на четвертинки. Одного такого кусочка хватало на целую чашку чая вприкуску9.