Мармеладов добавил кипятку в недопитый чай, утопил в нем кусочек сахара и размешал, позвякивая ложечкой.
Давайте вернемся к вашему барану.
Да, да. Простите, я снова увлекся не к месту Кхе-х! Во время второй зимовки, Сабельянов записал рассказ столетнего горца о заброшенном храме в Имеретии. Будто бы именно там хранилось золотое руно, за которым аргонавты приплывали в Колхиду. Все пересказывать нет необходимости, вы люди образованные, помните греческие мифы. Мы тоже читали эту сказку, и не воспринимали сюжет всерьез. Но старец утверждал, что видел своими глазами череп того барана, с которого сняли драгоценную шкуру и рога у него из чистого золота.
Рога из золота? Брехня! громко фыркнул половой, проходивший мимо с подносом.
Вострый поморщился, возмущенный несдержанностью слуги, но потом нехотя признал:
Я также отреагировал, когда впервые услышал. Да и не было никакой возможности проверить, зимой перевалы в тех краях непроходимые. А Ираклий стал собирать сведения о златорогом черепе. Несколько заслуживающих доверия источников подтвердили: в окрестностях Кутаиса и вправду есть место, которое тамошние жители называют Шихвдэли-Мтиз. Гора Смерти. Она вся изъедена пещерами, в одной из которых развалины храма и гробница легендарного Аэта. Ходить туда запрещено. Тот, кто потревожит покой царя-колдуна, будет навеки проклят. Мы люди рациональные и лишь посмеялись над суеверным страхом горцев. Но вскоре генерал из окружения наместника под большим секретом сообщил, что двое солдат, посланных на разведку в эти пещеры, так и не вернулись. А когда на их поиски послали еще троих, те тоже пропали без вести.
Эти предупреждения вас не напугали, а напротив, раззадорили? уточнил сыщик. Ведь о замшелом храме рассказал человек, доживший до ста лет. Раз он видел руины, и гнев Аэта не обрушился на седую голову, то и вас проклятие, авось, минует.
Да, да. Мы рассудили именно так, и в начале июля сего, 1880-го, года, отправились в экспедицию. Проводников не нашли, хотя предлагали пастухам пятьсот, а потом и тысячу рублей. Никто не соблазнился! Тут уж мы впервые занервничали, потому что никакие сказки не устоят перед такими деньжищами, а значит Шихвдэли-Мтиз и впрямь смертельно опасна. Наш богатый опыт восхождения на сложные кручи оказался здесь почти бесполезен, мы ползли по отвесной стене, уповая только на везение и молитвы. Временами кто-то срывался и висел над бездной, а для того, чтобы поднять его к спасительному уступу едва хватало сил пяти человек. Два или три скалолаза на этом склоне были бы обречены, потому разведчики и не вернулись к генералу с донесениями. Но мы сдюжили. Забрались так высоко, что к спинам липли облака. Потом и они остались далеко внизу. Мы достигли вершины, и нашим глазам открылся рай, альпинист зажмурился, представляя чудесную картину, чтобы как можно точнее описать ее собеседникам. Изумрудные сосны разбегались в две стороны по берегам идеально-круглого озера, скованного льдом.
Льдом? Это летом-то? удивился Митя.
На такой высоте снег не тает круглый год, объяснил Макар Макарыч. Мы пошли в обход озера и вскоре обнаружили три пещеры, вход в которые давно зарос жестким кустарником. Страшно было в них соваться, но мы уже проделали долгий путь и не собирались отступать. Разделились на пары, нарубили факелов из смолистых веток, и шагнули в распахнутые зевы. Левая пещера довольно быстро закончилась обрывом. Мой напарник Ираклий рухнул в бездонный колодец. К счастью, шли мы в связке, и я успел зацепиться ногами за каменный выступ, а потом вытащить
Как же вам повезло! воскликнул почтмейстер.
А чего же этнограф веревку не перерезал? Мармеладов отодвинул пустой стакан и потер переносицу. Куда делось святое правило: упал в трещину обрывай концы? Выходит, Сабельянов смалодушничал.
Или попросту растерялся, вздохнул Вострый. На леднике все ждут подвоха и знают заранее, что делать, а в темном чреве горы мы оказались впервые Кхе-х! И вообще, господа, вы хотели поскорее выслушать историю, а сами сбиваете на сторону.
Вопрос возник, вот я и
Все вопросы после! альпинист сверкнул глазами куда подевалась давешняя стеснительность? и отмел возражения резким жестом. Мы осветили яму факелами и убедились, что ни обойти, ни перепрыгнуть ее не получится. Пошли назад, к озеру, и там столкнулись с нашими соратниками, которые исследовали правую пещеру. Им тоже пришлось возвращаться тупик. Оставалась надежда лишь на центральный вход.
Все вопросы после! альпинист сверкнул глазами куда подевалась давешняя стеснительность? и отмел возражения резким жестом. Мы осветили яму факелами и убедились, что ни обойти, ни перепрыгнуть ее не получится. Пошли назад, к озеру, и там столкнулись с нашими соратниками, которые исследовали правую пещеру. Им тоже пришлось возвращаться тупик. Оставалась надежда лишь на центральный вход.
Ираклий сказал: «Раз ботаник и геолог оттуда не вернулись, значит, они что-то обнаружили».
Я вспомнил о ловушке, в которую мы только что чуть не рухнули, и осторожно возразил: «Или они погибли и этот вход опаснейший из всех».
«Тогда тем более надо поспешить по их следам!» воскликнул этнограф. «Ежели наши товарищи ранены, мы еще можем их спасти».
И мы вчетвером, не мешкая более ни минуты, устремились в пещеру. Сразу заметили разницу этот тоннель явно облагораживали, кое-где встречались рисунки, смазанные и нечеткие. Вскоре возник очередной обрыв, но мы уже шагали осторожнее и не ухнули вниз. Приглядевшись, обнаружили грубые ступени, вырубленные в скале я насчитал двадцать семь, лесенка спускалась, слегка забирая влево. За поворотом мы увидели храм, не слишком большой, вроде часовни Даниловского монастыря. Фасад из позеленевшего камня кое-где обвалился, а пройдя в стрельчатую арку, мы убедились, что это только ширма. Святилищем оказалась пещера! Ее стены в незапамятные времена расписали мифическими сценами бородач в белых одеждах поочередно душит барса, медведя и дракона, разгоняет огненным мечом несметное войско и топит корабли молниями. Двое наших друзей пришли сюда раньше и остолбенели, лишь заслышав шаги, они встрепенулись. На самом деле там было от чего остолбенеть, господа! Посреди пещеры мы увидели каменную гробницу, накрытую плитой из шлифованного мрамора. Непонятные закорючки то ли надпись, то ли орнамент, вились по краям, в центре же лежал череп барана с рогами, блестящими в свете факелов.
Мать честна!
Трое извозчиков, незаметно подсевших ближе, ахнули. Вострый этого не заметил, да и наличие посторонних слушателей его больше не смущало. История катилась к своей кульминации.
Минут десять мы стояли молча, а может и больше на часы никто не смотрел. Первым опомнился Сабельянов. Вцепился в рога, поднял череп на вытянутых руках и тут же вскрикнул: «Не удержу!» Но для него и казан с пловом неподъемная ноша. Слабоват. Я перехватил не так уж и тяжело. Пуда нет.
Говорю: «Веревкой надо обвязать, за спину повесить, на манер солдатского ранца. Нам же ещё вниз спускаться». Остальные заспорили между собой. Трое считали, что лучше не тревожить древние останки и поскорее убираться из этого странного храма. Я, Ираклий и один из зоологов уверяли, что артефакт важен для науки, это же уникальная возможность отделить легенды и мифы от исторических фактов, а кроме того, интересно осмотреть череп животного, жившего три тысячи лет назад.
Геолог возразил: «Но как же проклятие?»
На него зашикали со всех сторон, а я прибавил: «Мы же люди трезво мыслящие, люди науки и логики, поэтому в мистическую чушь верить не должны».
Этнограф горячо поддержал меня и предложил не ограничиваться изучением только бараньих рогов, но откинуть крышку и посмотреть, кто лежит в каменном саркофаге.
Ботаник не соглашался: «Это как раз противоречит логике. Неизвестно от чего умер тот, кого похоронили здесь. А ну-как чума? Или еще что-то смертоносное?»
Ираклий язвительно заметил: «Удобно прикрывать широким плащом логики свои дрожащие колени».
Ботаник вскинулся: «Кого это вы посмели назвать трусом, сударь?!»
Они прожигали друг друга взглядами, покрикивая все громче. Мы постарались их разнять, но в итоге только все переругались, будто удушливая темнота пещеры нарочно наполняла наши души ненавистью. Орали, не слушая друг друга, каждый свое, а эхо свивало из этих воплей отвратительную какофонию.
Отрезвил нас камешек, сорвавшийся с потолка пещеры. Все перешли на шепот, однако к согласию мы так и не пришли. Голоса разделились поровну. Пришлось напомнить об уставе общества: мне, как председателю, во всех подобных раскладах полагался дополнительный голос, чтобы склонить чашу весов к одному из решений. Поэтому я твердо сказал: «Уносим череп и точка!» Ох, господа, с тех пор не раз, а многажды жалел я об этом решении, горько плакал о судьбе погибших друзей