Все на ходу?
Не знаю, за ключи отвечает шофер
Дмитрий чертыхнулся. Рукояткой «Стечкина» разбил стекло ближайшей иномарки, разблокировал дверцы.
Залезай!
Ворота без пульта все равно не откроются.
А мы попробуем!
Не церемонясь, Дмитрий взломал панель управления, нашел стянутый кольцами жгут проводов. Подобные фокусы раньше у него получались безупречно, на этот раз мотор завелся лишь после второй искры.
Тяжелый «БМВ» цвета маренго, взвизгнув покрышками, полетел к воротам подземного гаража.
Держись крепче, старик!
От удара стальная преграда грохочуще прогнулась, однако птичку из западни не выпустила.
Ничего! Терпение и труд все перетрут! Дмитрий мимоходом взглянул на утирающего кровь соседа. Я же сказал, держись!
Машина вернулась на исходную позицию и вновь драчливым барашком устремилась к воротам. Этот удар оказался решающим. Из кирпичной кладки вырвало металлический косяк со штырями, ворота тяжело накренились, уступая напору машины.
Вот так, Дмитрий уловил в боковом зеркальце постороннее движение, вжал педаль газа в пол до упора. «БМВ» танком ринулось назад, заставив стрелка с автоматом откатиться в сторону. Дмитрий забросил руку за спину, не целясь, бегло выпустил из «Стечкина» с полдюжины пуль. А машина уже вновь летела на изуродованные ворота. Скрежещущий удар, и последнее препятствие осталось позади.
Сваренная из прутьев ограда оказалась еще более хлипкой. «БМВ» обрушило забор, не снижая хода. Здесь, безжалостно крутанув руль, Дмитрий развернул машину поперек дороги.
На выход, маэстро! Меняем лошадок!
Шмель подчинился без звука. Неожиданность поджидала их снаружи. Яркий блик сверкнул в лица, на миг ослепил. Дмитрий бросился на землю, вскидывая «Стечкин», но выстрелов не последовало. Зато со стороны оставленной позади дачи вжикнула слепая пуля. И еще одна чуть ниже, ребятки потихоньку пристреливались.
Гепард, я здесь!
Дмитрий обернул голову. Кричал Змей. Потянув Шмеля за собой, он юркнул в заросли можжевельника. Уже через пару десятков шагов их встретил Тимофей. На лице черная полумаска, в руках снабженная ночной оптикой СВД.
Как тут у тебя?
Двоих прижмурил, еще трое у оградки залегли.
А нас, по-моему, кто-то фотографировал. Не видел тут посторонних?
Вроде нет Что с Волком?
Если шмаляет, значит, жив.
Ладно, будет вырываться по второму варианту Давайте в машину!
Мотор неприметного, упрятанного среди деревьев «Москвича» с готовностью взревел. Машина лихо рванула с места, смяв пару кустов, выкатила на укатанную просеку. Шмель откинулся на сиденье, улыбаясь, пощупал раненный бок. Махровая ткань успела основательно пропитаться кровью.
Вы не из «Белой стрелы» случайно?
Не волнуйся, не из нее.
Спасибо, успокоил. Шмель на секунду зажмурился, заляпанную кровью ладонь вытер об одежку. На кого бы вы не работали, ребятки, готов платить вдвое.
Майор даже не оторвал глаз от дороги. Дмитрий взглянул на авторитета с откровенным холодком.
Ты-то готов, мы не готовы.
Ну, смотрите. Вам решать
Недолгая тряска закончилась лихим подъемом, и, нарушая правила, «Москвич» вылетел на шоссе заставив притормозить несущийся грузовик. Справа и слева потянулись неказистые двухэтажные домишки. Выстроенные еще пленными немцами и считавшиеся в далекие шестидесятые вполне приличным жильем, сейчас они навевали откровенную тоску.
Юркнув в узкий проулок, «Москвич» остановился.
Кажется, оторвались. Тимофей кивнул за окно. Слева окраина Уралмаша, справа дикие джунгли. Куда ни шлепай, все хорошо. Ни одна тварь не найдет.
Дмитрий взглянул на соседа.
Все, Шмель, на выход. Приехали.
Авторитет нахмурил брови.
Не понял?
Тимофей, не оборачиваясь, проворчал:
Мы свое дело сделали. Счастливого пути!
Я ранен!
Дмитрий протянул руку, услужливо распахнул дверь.
Насколько я в этом смыслю, ранение не слишком серьезное. Так что весьма сожалею, но мы не «Скорая помощь».
Насколько я в этом смыслю, ранение не слишком серьезное. Так что весьма сожалею, но мы не «Скорая помощь».
И не трамвай, пробурчал Тимофей.
Не произнося ни звука, Шмель выбрался из машины. Дмитрий закрыл дверцу. Чахоточно кашляя, «Москвич» тут же отъехал.
Ну? Куда теперь? За Стасиком?
Само собой. Подождем в условленном месте.
А потом?
Потом к Диане. Там у меня стрелочка с Рассохиным. Доложу ему обо всем.
Как скажешь, Гепард Кстати, все забываю спросить, ты по-прежнему у него в имиджмейкерах?
Никак завидуешь?
А что, работка не пыльная. Тем более, что хозяин в гору идет не сегодня-завтра станет мэром или губернатором.
Работка непыльная, это точно. В особенности, если судить по сегодняшнему вечеру. Дмитрий ковырнул пальцем над верхней губой, отклеивая полоску усов.
Тимофей коротко глянул на него, вполголоса фыркнул.
Да уж, усики тебе не идут.
Давай, кучер, не отвлекайся! На дорогу гляди.
Заложив вираж и вереща покрышками, «Москвич» развернулся на дороге, на предельной скорости полетел в обратном направлении.
Глава 3
Пальцем Колянчик попробовал колупнуть в солонке. Ничего из этой затеи у него не вышло. Горлышко оказалось чересчур узким, а палец чересчур толстым. Точь-в-точь усохшая сосиска. До соли не доставал даже желтый, украшенный черный каймой ноготь, а уж ногти у Колянчика были достойные. Стричь он их не стриг, чаще всего ногти ломались сами. Особо неприятные заусеницы Колянчик стесывал трением о стены, а чаще скусывал зубами. Лежа на раскладушке, Вовчик с вялым любопытством наблюдал за потугами клешнястой руки Коляныча, хотя ничего интересного в этой руке не наблюдалось. Пятерня стареющего работяги с корявыми буковками на фалангах. «Нялок» если читать справа налево. Буква «о» на указательном пальце, буква «к» на большом, имя таким образом заканчивалось на безымянном.
Николай как-то рассказывал историю своей юношеской татуировки. В армии насмотрелся на самостийных художников и решил тоже попробовать. Очень уж хотелось быть красивым. Сперва думал написать «Коля» просто и без лишнего форса, однако когда покончил с «я», запоздало сообразил, что мизинец остался чистым. Гляделось это нелепо, и еще нелепее казалось ставить на мизинце точку. Так и родилось «Колян». А, родившись, пошло-поехало. Ни Колей, ни Николаем его больше никто не называл. Сам себе разметил судьбу. Иглой, смоченной в спиртовых чернилах.
Вовчик своей судьбой тоже распорядился вполне самостоятельно. То есть выяснилось это относительно недавно, лет восемь или десять назад он еще усмешливо цедил, что бросит пить, когда захочет. С тех пор времени минуло достаточно, чтобы понять: пить он не бросит. Ни-ко-гда. То есть даже не так следовало формулировать проблему. Не он что-то там выбирал или не выбирал, все шло само собой, катилось, ехало, переваливалось через кочки и колдобины, и аналогичным образом переваливался с бока на бок он сам на своей неизменной кушетке.
..Опять же важно, что там в Думе решат, продолжал бубнить Коляныч. Потому как с налогами пора разбираться и Америку на место ставить. Они там спорят, едрена корень, в носу ковыряют От, блин!.. Злополучную солонку он все же опрокинул, рассыпав соль по всему столу. Ну вот! А все из-за этих мозгляков! Чешут, понимаешь, в затылках, треплются день-деньской, а Русь на коленях стоит.
Соль просыпал, поссоримся, апатично пробормотал Вовчик.
Мы с тобой? С чего это?
Примета такая.
Я тебе про налоги толкую, а ты мне о приметах каких-то!
А что налоги? Тебя-то каким боком они трогают? Много ты их платишь?
Пока, верно, не трогают, а тронут поздно будет. У нас один опарыш забегал год или два назад в налоговую, рассказывал потом, что там тринадцать бланков заставляют заполнять.
Это чтобы им же, значит, и платить? Поразился Вовчик. Во дают, шершавые!
Но! Я и говорю совсем сбрендили! Главное, едрена корень, тринадцать бланков! Ты прикинь, сколько бумаги уйдет на один только Екатеринбург.
А на весь Союз сколько!