Во что мы играли? О чём говорили? Хоть убей, не помню. Но вот кое-что поценнее разговоров и игр. Я часто помогал родичам в садовых работах, потому что мне нравилось чувствовать себя нужным и получать похвалу, жа и делать больше было особо нечего. Разумеется, к вечеру я уставал от возни на солнце, но уснуть всё равно подолгу не мог очень волновался, как там мама. Иногда даже плакал в подушку, но ни с кем не делился своим беспокойством. В одну из таких ночей я услышал зов своего друга, а потом увидел и его самого, карабкавшегося снаружи на подоконник. Не помня себя от радости, я открыл ему окно и предложил войти, но он спрыгнул во двор, приглашая меня следовать за собой. Я немного опасался выходить ночью на улицу, но всё равно пошёл.
Мы прокрались в дальний угол сада, где в окружении зарослей крапивы возвышалось какое-то кряжистое дерево. Друг бесстрашно нырнул в крапиву вот и пригодилась плотная одёжка. Недовольно сопя и почёсывая крапивные ожоги, я наконец добрался до дерева. Это оказалась вишня! Моя любимая ягода, а я и не знал, что в саду она есть! Мой друг был мастер лазить по деревьям, но и я не отставал от него. Наверное, мы были всего в полутора метрах от земли, но пятилетний я чувствовал себя царём горы. Ветви дерева образовывали удобную лежанку, где мы как раз помещались вдвоём. И кругом столько терпких сладких вишен только руку протяни. Густая крона образовывала купол, который отлично защитит нас от зноя я любопытных глаз даже в полдень. Я поблагодарил друга и принялся уплетать вишню. Сам он ягоды не любил, поэтому только щурился на лунный свет, тонкими струйками просачивающийся сквозь прорехи вишнёвого шатра, и, должно быть, улыбался.
Возвращаясь домой, я снова вспомнил о своём друге детства и решил непременно его разыскать. Это оказалось не так просто.
Билл, не знаешь, где хранятся старые фотографии, ещё до Идиного рождения?
А я помню, что ль? Поройся у меня в комнате, на шкафу. Только срач не устрой.
На шкафу действительно валялись три толстенных пыльных фотоальбома. Вот уж не думал, чтл мамина дотошность по отношению к старым фоткам когда-нибудь окажется такой полезной. Я терпеливо принялся листать клеёнчатые страницы. Ну где же ты?! С того лета, когда я был без мамы осталось много фотографий, но в основном на них была запечатлён первый месяц жизни сестры. Какая она смешная была А, вот и оно. Побелённый дом, крытый терракотовой черепицей. Рыдающий я (похож на подвяленную рыбу каплю в коротких штанишках). И, в конце концов, общая фотография: родственник, родственница, я, а рядом мой друг детства. Голубоглазый. Большой лобастый серый кот.
Я долго ещё сидел с альбомом на коленях, тупо уставившись на фотографию своими жабьими глазами и не зная, смеяться мне или плакать. Получается, мой един в жизни друг был котом! Это о чём-то, да говорит. Жаль, что я не видел его с тех пор. Он, конечно, давно уже умер. Здорово было бы взять к себе какого-нибудь его потомка и заботиться о нём Но я и так сбрасываю кожу, как ящерица, из-за нервного дерматита. Я нервно поскрёб ногтями красное шелушашееся предплечье, потом подбородок. Пойду, прилью их кипятком, от этого зуд ненадолго пропадает.
3
А вечером шарик снова запел. Видимо, я постепенно съезжаю с катушек, но раз это такой приятный процесс, то почему бы и нет. В эту ночь мне впервые за долгое время принился сон.
Я с трудом разлепил глаза. Чувство было такое, словно я оправляюсь от тяжёлой болезни: вроде нигде уже не болит, но тело ещё сковано мягкими цепями слабости. Слышится тихий, размеренный писк, свет яркий и холодный, потолок белый. Я сел на постели, точнее, на койке, и огляделся. Так и есть почему-то нахожусь в больничной палате. У противоположной стены, всего в трёх шагах от моей, стоит вторая койка, и на ней тоже кто-то лежит. Кто-то маленький, укрытый до шеи белой простынёй. Короткие белоснежные волосы разметадись по подушке. Задохнувшись от внезапно нахлынувшего волнения, я вскочил на ноги и, преодолевая слабость, бросился к ней. Так и есть Хотару! Дышит тихо и ровно. Глаза цвета киновари в опушении белых ресниц неплотно прикрыты. Стоило мне беззвучно, одними губами, произнести её имя, как они открылись. Целую вечность мы молча смотрели друг на друга. Наконец, я спросил:
Как это возможно? Почему ты жива?
Разве ты ничего не помнишь? вопросом на вопрос ответила она, ласковым жестом приглашая меня присесть на край кушетки, ведь я здесь только благодаря тебе.
Как это возможно? Почему ты жива?
Разве ты ничего не помнишь? вопросом на вопрос ответила она, ласковым жестом приглашая меня присесть на край кушетки, ведь я здесь только благодаря тебе.
Мне?! поразился я.
Ты ведь подверг себя серьёзной опасности, став для меня донором нервной ткани. Может быть, из-за этого некоторые воспоминания пропали.
«ПРОСТО СОН» стрельнуло у меня в голове. Разумеется. Но какой великолепный сон!
Я Прилягу к тебе?
Д-да.
Палата неуловимо преобразилась, превратившись в абстрактный пример Максимально Уютной Комнаты. Теперь золотистый лунный свет лился из приоткрытого окошка, вместе с ароматным летним ветерком, колыхавшим занавески цвета топлёного молока, и шелестом листвы (прямо под окном росло дерево. Вишня). Зыбкая паутина света выхватывала книжные полки, клавиатуру невидимого в мягкой тьме компьютера, пальцы Хотару, переплетённые с моими.
Сон был удивительно реалистичным, и от того ещё более нереальным. Комната одновременно знакомой и незнакомой, тело моим и не моим. Можно сказать, это была лучшая версия меня. Версия, достойная того, чтобы лежать под одним одеялом с Хотару, целовать её алебастровую кожу, пахнущую миндалём и ванилью. Того, чтобы её руки приятно шарили по телу, как любопытные белые мышки.
Нельзя заниматься этим со своей вайфу это святотатство, робко возразил я. Голос звучал глухо от смущения, но этот вид смущения я бы хотел испытывать круглые сутки.
Льзя коротко ответила она. Что я мог возразить?
Алые радужки на фоне белых белков, как две земляничины в молоке, алый румянец на бледном лице альбиноски, нежно-розовые бугорки сосков на бледных полукружьях груди, идеально помещающейся в ладонь, и наконец алая-алая кровь на белоснежной простыне
Как самая любимая песня, сладкому ритму которой внимаешь, обмирая в предвкушении долгожданного припева. Её песня заканчивается чуть раньше моей: земляничные радужки с расширенными зрачками наполовину прячутся под верхними веками, распухшие от поцелуев губы застывают приоткрытыми в еле слышном крике, гибкое тело судорожно выгибается
Наконец, и у меня наступает момент, на котором я всегда просыпаюсь. Но на этот раз мне удаётся удержаться в сне, не смотря на полноту ощущений.
Отдышавшись, неопределённое время просто расслабленно лежу, уткнувшись лицом ей в ямку пониже ключиц. Давно я не чувствовал себя так Безмятежно.
Может покормишь своего питомца? спросила вдруг Хотару.
Что? У меня нет питомцев, лениво ответил я, не меняя положения.
Значит, это не твой зверёк там скребётся?
Я действительно услышал какой-то шорох, приподнялся на локте и посмотрел в угол комнаты. Там, под столом, сновало какое-то приземистое существо, размером примерно с крысу. Но, к моему разочарованию, это была не крыса, а просто каплевидное нечто, покрытое золотисто-зелёным мехом. Впрочем, красивое создание, тем не менее
Это точно не мой я ведь даже не знаю, кто это! Удивился я, откуда оно вообще здесь взялось?
Может быть, вылупилось из этого? предположила Хотару, свесившись с кровати и подняв с пола какие-то тускло-фиолетовые скорлупки. Она пересыпала их из своей ладнони в мою. Осколки были тёплые и сухие и, как только я коснулся их, стали быстро испаряться. Прежде чем они окончательно исчезли, я успел догадаться, что они всё что осталось от моей поющей жемчужины. Так значит, она была яйцом! Что ж, из такого чудесного яйца не мог вылупиться плохой детёныш, так что, почему бы и нет пусть будет моим питомцем. Уж на него-то у меня точно не будет аллергии. Мои сны мои правила. Знать бы ещё, чем оно питается
Не долго думая, я создал большую миску, доверху заполненную разноцветными пористыми шариками, вроде корма для грызунов.» Пусть здесть будет всё необходимое для него» подумал я. Зверёк с видимой радостью скользнул к миске и громко захрустел. Я же скользнул обратно под одеяло с чувством выполненного долга. Меня тут же окутала сладкая дремота разум терял концентрацию на сновидении.
Ты устал? уловил я ласковый шёпот Хотару.
Да.
Тогда поспи.
Я и так сплю
Но в этом сне ты бодрствуешь
Слишком сложно я почувствовал, как её руки обвивают и баюкают меня и позволил себе совсем размякнуть, отпустив своё сознание плыть по волнам покоя.