Тем временем, когда пришельцы покоряли снежные заносы, баба Таня, занималась любимым делом она гнала самогон.
В радиусе ста километров её «Чудотворящий бальзам» был известен, как брэнд колхоза «Красный пахарь».
По традиции землян в каждом доме к двенадцати часам уже стояла елка, украшенная игрушками и электрическими гирляндами. Закуска томилась в русских печах, ожидая своего часа стать праздничной пищей на столах жителей великой России. По многолетнему советскому обычаю в сельском клубе шли последние приготовления к новогодней дискотеке, которая должна была состояться ровно в двенадцать часов.
Балалайкина Маша, прикинувшись беженкой от деспота мужа, заняла пустующее место директора клуба, которое уже десять лет было вакантно. Используя свой жизненный опыт, и пристрастия к художественной самодеятельности, она развернула на почве культуры небывалую активность. Администрация корячинского района, посчитала её появление, как подарок судьбы. Новогодний карнавал должен был покорить все население района костюмированным конкурсом и дефиле.
Забытые традиции новогоднего карнавала смело возвращались под крыши сельских клубов, получая даже государственную поддержку. Раззадоренные премиальными выплатами за призовые места, деревенские мужики и бабы с энтузиазмом строителей первых пятилеток принялись по всей России шить себе праздничные наряды, образы которых были взяты из фантастических фильмов.
В виду отсутствия самобытных деревенских актеров, Машке пришлось совмещать многие должности. Как настоящий режиссер и актер в одном лице, она, приняв облик Снегурочки, расхаживала по сцене в поисках образа. Узнать в ней старуху, которая еще пару недель тому назад купила себе гроб, было невозможно. А деревенский люд мало беспокоило исчезновение взбалмошной старухи.
Краснопахарьский колхозный инженер Колька Крюков по кличке «Крюк», влюбился в Машку с первого взгляда. Забросив все дела, он через страсть, так проникся к современной культуре, что буквально за десять дней выбился в ведущие актеры сельского театра. Не сводя глаз со Снегурочки, Крюк вживался в роль «Деда Мороза», по «Станиславскому» даже «сопли» не смотря на плюсовую температуру в помещении, по непонятной причине замерзали в его носу, превращаясь в настоящие сосульки. Его сердце, словно граната, рвалось от любви и этот факт вызывал в нем необыкновенную работоспособность.
Желание покорить сердце Балалайкиной было таким страстным, что он выкладывался на сцене до последней капли силы. Крюку было уже двадцать пять, и он не мог упустить возможность построить с новенькой отношения. Словно влюблённый Ромео, Крюков держал Максимовну в поле своего зрения, чтобы вовремя пресечь попытки деревенских воздыхателей покуситься на её плоть.
Максимовна, к Николаю еще с младенчества прониклась материнской любовью. С его бабушкой, они всю жизнь были закадычными подругами. Ну не могла Максимовна представить себя в роли воздыхательницы с человеком, который был моложе её на шестьдесят лет.
Но в тайных закромах её сердца, гдето предательски тлел уголек любви и надежды, что все изменится и придет весна, и она решится и пригласит Крюкова на сеновал. Спрятавшись за занавесом девка, сквозь щель наблюдала за Николаем, считая своим долгом, дать ему правильный вектор его культурного развития. Крюков даже не заметил, как злой «Купидон» после первой же репетиции, тайно подкрался и влепил ему промеж лопаток каленую «стрелу» любви. Пронзив сердце насквозь, она застряла в груди, и ныла, и ныла, выворачивая его душу наизнанку.
Дедушка Мороз, Дедушка Мороз, выходи! говорила по тексту Максимовна. Колька театрально кряхтел, раздвигал занавес деревенского театра, и постукивая посохом, и топая старинными валенками, выползал на сцену.
Вот и я, ваш Дед Мороз, я подарки всем принес Шел я снежными полями! Шел оврагами, лесами, чтобы в этот час прийти, радость в дом ваш принести!!!
Максимовна нагибалась, клянясь в пояс Деду Морозу, и продолжала дальше:
Здравствуй, здравствуй, Дед Мороз, от чего твой красен нос? Борода твоя седа? Ты откуда? Ты куда?
К вам, друзья, мой путь лежал! К вам на лыжах я бежал! На оленях я скакал! Ох, как внученька, устал! говорил Колька и, скрючив физиономию, хватался за спину, будто в то мгновение его били по спине совковой лопатой.
Максимовна засовывала тетрадь с текстом под мышку. Достав из за занавеса стул, она поставила его деду морозу под зад, и сказала:
Максимовна засовывала тетрадь с текстом под мышку. Достав из за занавеса стул, она поставила его деду морозу под зад, и сказала:
Ты, дедуля, посиди! Да на нас, ты, погляди! Будем мы сейчас плясать, тебя будем забавлять!
В это время, когда Максимовна репетировала новогодний вечер, пришельцы, по прибору вычислив место положения «нубирита», стояли под окнами клуба в надежде захватить амулет вселенской власти.
Они царапали когтями, дули горячим дыханием на промёрзшие стекла и всматривались вовнутрь, стараясь отыскать среди театрального реквизита хранительницу «нубирита».
Ближе к полуночи, когда самогонка уже текла рекой, в клуб стал подтягиваться костюмированный деревенский люд. Кто тянул с собой бутылку мутной сивухи, кто соленых огурцов, а кто и шмат ароматного сала с чесноком и перцем.
Молодежь, нарядившись в костюмы ряженых, с нетерпением ждала начала карнавального дефиле.
Когда все было готово, грянула новогодняя музыка. На сцене, в лучах софитов переливаясь и искрясь стразами от Сваровски, блесками и импортным люрексом, появилась статная девушка с ногами, растущими из подмышек Балалайкина. Весь зал, восхищенно посвистывая, дружно рукоплескал.
Добрый вечер вам друзья, вас поздравить рада я декламировала она со сцены, улыбаясь односельчанам. С новым годом поздравляю! Счастья, радости желаю!
Сквозь проталину в замерзшем стекле пришельцы опознали Максимовну, рассчитав на нубирийском компьютере эффект её омоложения и вычислив математическую модель образа. Внешний вид Машки и фотографии полученной «нубирийцами» методом анализа совпадал с её внешностью на сто процентов.
В это время, из за угла деревенского клуба выполз кузнец Прохор. Он по случаю нового года прибывал в состоянии алкогольной эйфории. Шапка на его голове торчала развязанными ушами, а тулуп, ввиду бушующего внутреннего жара, был расстегнут и в разные стороны развевался полами. Глаза горели, словно угли. Во рту торчали «клыки вампира», которые он купил в сельпо у Нинки за десять рублей в придачу к селедке.
Именно в этом месте и встретились нос к носу две цивилизации земная и инопланетная.
О том, что это пришельцы, Прохор узнает намного позже. Спутав их с чертями, он перекрестил гуманоидов крестным знамением, и, убедившись, что они не поддаются воздействию его силы, нанес удар в первую же физиономию, которая смотрела на него огромными космическими глазами.
Враг был повержен! Пришельцы ошеломленные «радушным» приемом землян, бросились бежать прочь, чтобы еще больше не попасть под другую горячую руку русского кузнеца.
Это кому ты Прошенька, сейчас так вломил, спросил Коля Шумахер, подойдя поближе к пьяному кузнецу. Так ребята мчались, что даже снег протаял до самой земли.
То мне кажется черти были, ответил Прохор. Я иду, а они в окно зырят. Ни табе здрасте, ни вам добрый вечер! Ни вам с новым годом! Я человек вежливый и культурный поздоровался. А они на меня смотрят сквозь черные очки, словно какие шпиёны. Вот пришлось залимонить по этим очкам с левой, чтобы часом не убить.
Пошли брат лучше в клуб, сказал Шумахер, концерт в разгаре. Споем, спляшем, выпьем. Говорят новая завклубом кровь с парным молоком! Девка говорят, разлюли малина, самогон с клюквой
А может, лучше выпьем, а уже потом, споем и спляшем, перебил его Прохор, и заржал, словно кастрированный мерин.
Кузнец подружески положил Шумахеру руку на плечо, и запел:
Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним, и отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю ю ю ю!
Ты узнаешь, что напрасно называют Север крайним, ты увидишь он бескрайний, подхватил Шумахер, я тебе его дарю ю ю ю!
Эгей, завершил Прохор, и подбросил свою шапку вверх.
Новогодняя дискотека была в самом разгаре. Елка сияла огнями, а вся молодежь дружно плясала вокруг неё, топая ногами по полу в такт грохочущей музыке.
Прохор и Шумахер ввалились в зал, обнимая друг друга, словно кровные братья. Народ веселился, прыгая в пылу хмельного угара. Всем было хорошо, и ни кто не обратил даже внимания на их появление.
Что скачите горемыки?! На улице черти, мне морду хотели набить, но я им не дался! Вот какую хреновину они потеряли, когда улепетывали, сказал кузнец, показывая народу найденный на месте стычки нубирийский «бластер».
На крики выпившего кузнеца внимания никто не обратил. Народ знал, что Прохор любитель наводить на плетень тень, особенно тогда, когда его голова заполнена парами деревенской сивухи с карбидом и куриным калом для крепости и убоя.