Девчонки, поселившиеся в восьмиместной комнате, были из разных городов, хорошо еще, что все примерно одного возраста. В общежитии на первом курсе почти всем полагалось жить ввосьмером, если повезет вшестером. Зато со второго или третьего курса появлялась надежда на четырехместную комнату, а старшекурсники жили даже по трое или по двое. Во всех комнатах предписывалось иметь график дежурств и вывешивать его на видном месте на листочке в клеточку расчерчивалась таблица: в длинной строчке фамилия, а потом в заштрихованных по числам квадратиках отмечено, кто в какой день месяца дежурит то есть моет пол, посуду, вытирает пыль. Раз в две недели полагалось дежурить по этажу натирать мастикой паркетные полы в коридоре, мыть окрашенные масляной краской стены. Туалеты и умывальные комнаты убирали уборщицы. За порядком следил студсовет. Туда, как правило, выбирали студентов, отслуживших в армии, или семейных. Студсовет следил, чтобы в комнатах не пьянствовали, чтобы не ночевали посторонние, чтобы соблюдался график дежурств. Но представителей студсовета боялись только первокурсники. При этом почти все живущие в общежитии студенты, даже козероги, в своих комнатах пили вино или разливное пиво. На кроватях, а иногда и на полу, ночевали посторонние люди: приехавшая проведать студентов родня, одноклассники, припозднившиеся друзья и подруги. Месяцами и даже годами в общежитии тайно жили отчисленные из института юноши и девушки.
Заслышав скрежет привезенного из дома будильника, означавший начало нового дня, Марина, чтобы не разбудить остальных девочек, через секунду нажимала на его кнопку. Едва открыв глаза, девушка в темноте натягивала на себя одежду. Так уж совпало, что все ее так называемые сожительницы учились в разных группах. Кто-то ходил в институт во вторую смену и преспокойно спал до обеда, кто-то прогуливал систематически и безбожно и вставал только ко второй или даже к третьей паре. А кому-то и в самом деле не нужно было сегодня ехать в институт с раннего утра. Марина не пропускала занятий. И старалась без надобности не включать верхний свет. Да и единственную на всю комнату настольную лампу тоже. Поэтому девушка пару раз приезжала в институт в чулках разного оттенка или в блузках и кофточках, надетых наизнанку. Единственное, что нельзя было делать в темноте, это краситься. А появиться на занятиях без косметики Марине бы и в голову не пришло. Некоторые девчонки нашли выход из положения, чтобы утром не терять полчаса на раскрашивание своего юного лица, делали это с вечера. Но почти у всех за ночь тушь осыпалась, а губная помада размазывалась по подушке, поэтому Марина утром брала свою косметичку и красилась в умывальной комнате, расположенной на этаже. Неудобно, но что делать красота требует жертв. Марина все еще ходила с косами. Вот их-то как раз и можно было заплетать с вечера. Иногда к первой паре вставали несколько человек, тогда зажигали свет, хотя при этом старались все делать потихоньку, чтобы особо не беспокоить спящих подруг.
Завтрак студентам не полагался. Столовая в общежитии начинала работать с обеда. И зачем шуметь в комнате с чайником, когда кто-то еще спит.
Как и большинство студентов из общежития, Марина добиралась в институт на метро: от станции "Автово" до станции "Нарвской". У "Нарвской", на ходу, у уличных торговок можно было купить в зачет завтрака горячий жареный пирожок с мясом или с повидлом. Пирожок надо было съесть очень быстро, потому что дальше предстояло втиснуться в переполненный автобус 22 и проехать несколько остановок до площади Репина. Помимо студентов, живущих в общежитии Корабелки, в этот автобус, в это же самое время, пытались втиснуться и консерваторские, и студенты еще как минимум пяти вузов, расположенных в Октябрьском районе. Чей это тубус с чертежами, валторна или гитара в футляре у тебя над головой не так уж и важно. Главное, что ты едешь в институт и, может быть, успеешь к первой паре. И еще важно, чтобы воры не порезали сумочку, не украли кошелек, пассажиры автобуса не оставили отпечатков ботинок на туфлях и синяков на ногах, не оторвали пуговицы и не порвали чулки или колготки.
Студенты младших курсов ЛКИ учились на Лоцманской улице рядом с Ленинградским Адмиралтейским объединением. Марина, проходя по коридорам института, с наслаждением вдыхала запах альма-матер и испытывала неописуемый восторг: боже мой, она живет в Ленинграде, учится в Кораблестроительном институте! Девушка часто вглядывалась в фотографии, развешенные на стендах. Это были лица выпускников института, которые стали знаменитостями. Вот Григорий Романов, первый секретарь Ленинградского обкома партии, а вот, пожалуйста, Олег Попов, самый известный клоун, а вот Игорь Владимиров, знаменитый режиссер. Просто удивительно, что все они, отучившись в Корабелке, оказались так далеки от судостроения. На этих же стендах было еще много разных фотографий и фамилий: конструкторов, капитанов атомоходов, министров и директоров крупных предприятий, но их имена Марине были не знакомы, и она даже не пыталась их запомнить.
Завтрак студентам не полагался. Столовая в общежитии начинала работать с обеда. И зачем шуметь в комнате с чайником, когда кто-то еще спит.
Как и большинство студентов из общежития, Марина добиралась в институт на метро: от станции "Автово" до станции "Нарвской". У "Нарвской", на ходу, у уличных торговок можно было купить в зачет завтрака горячий жареный пирожок с мясом или с повидлом. Пирожок надо было съесть очень быстро, потому что дальше предстояло втиснуться в переполненный автобус 22 и проехать несколько остановок до площади Репина. Помимо студентов, живущих в общежитии Корабелки, в этот автобус, в это же самое время, пытались втиснуться и консерваторские, и студенты еще как минимум пяти вузов, расположенных в Октябрьском районе. Чей это тубус с чертежами, валторна или гитара в футляре у тебя над головой не так уж и важно. Главное, что ты едешь в институт и, может быть, успеешь к первой паре. И еще важно, чтобы воры не порезали сумочку, не украли кошелек, пассажиры автобуса не оставили отпечатков ботинок на туфлях и синяков на ногах, не оторвали пуговицы и не порвали чулки или колготки.
Студенты младших курсов ЛКИ учились на Лоцманской улице рядом с Ленинградским Адмиралтейским объединением. Марина, проходя по коридорам института, с наслаждением вдыхала запах альма-матер и испытывала неописуемый восторг: боже мой, она живет в Ленинграде, учится в Кораблестроительном институте! Девушка часто вглядывалась в фотографии, развешенные на стендах. Это были лица выпускников института, которые стали знаменитостями. Вот Григорий Романов, первый секретарь Ленинградского обкома партии, а вот, пожалуйста, Олег Попов, самый известный клоун, а вот Игорь Владимиров, знаменитый режиссер. Просто удивительно, что все они, отучившись в Корабелке, оказались так далеки от судостроения. На этих же стендах было еще много разных фотографий и фамилий: конструкторов, капитанов атомоходов, министров и директоров крупных предприятий, но их имена Марине были не знакомы, и она даже не пыталась их запомнить.
Лекции Марина тщательно конспектировала, но в смысл записанного особо не вникала. Все время хотелось спать, и иногда, когда лекции для целого потока проходили в большой аудитории, ей удавалось найти местечко на галерке и немного подремать. Труднее всего давались семинары по математике. Их вел Григорьев-Голубев, преподаватель, знакомый еще по подготовительным курсам. Выдавая проверенные контрольные работы, он нередко обращался к Марине:
Завьялова, вы меня каждый раз все больше поражаете. Вы показали такие блестящие знания на подготовительных курсах и вступительных экзаменах, а сейчас шокируете меня своей полной математической безграмотностью. Соберитесь! Математика наука гордая, она не терпит легкомысленного отношения.
Марине оставалось только краснеть. И делать попытку за попыткой, чтобы хоть как-то свести к простой формуле какой-нибудь заумный определенный интеграл. А дальше было все страшнее и страшнее: интегралы сменились неосязаемыми рядами третьего и более высоких порядков. Единственное, что ее поддерживало, однокурсники пребывали в таком же неведении, что с этими интегралами и рядами делать и как их сводить. Двойки за контрольные раздавались щедро и всем, это давало надежду, что потом как-то все само собой образуется.
Хорошо, что кроме лекций и семинаров были перемены. На перемене можно было покурить в туалете и примерить одежду, которую предлагали студентки-фарцовщицы. Примерки и перекуры продолжались до тех пор, пока в туалет не заходила какая-нибудь преподавательница:
Девчонки, молодые! Курилки! Как вам не стыдно! Да что же вы делаете? Вы думаете, это вас украшает? От вас же табачищем вонять будет за версту, всех кавалеров распугаете!
Студентки быстро гасили свои сигаретки, прятали в сумки товар и, смущенные, стайкой выходили из туалета. А преподавательница доставала "беломорину", прикуривала и, пуская ровные кольца дыма, наслаждалась тишиной и своим относительным одиночеством.
В студенческой столовой всегда были огромные очереди. Зато имея 60-копеечные талончики, которые всем желающим выдавали в профкоме, можно было насытиться "от пуза": первое, второе, салатик и компот. А еще за дополнительную плату можно было взять теплую булочку с маком, обильно залитую шоколадной глазурью. Пообедав в столовой, можно было продержаться, не вспоминая о еде, две или даже три пары. Но по-прежнему все время хотелось спать.