Звон, раздавшийся из инкубатора, сообщил, что блюдо готово. Естествоиспытатели подобрались и ждали чуда. Один из мордоворотов Мандельштуцера закрыл собой хозяина, другой же закрыл первого, держа наизготовку пистолет. Из-за бугрящихся мускулами плечей секъюрити выглядывал полный любопытства глаз Ханса Христиановича.
Что-то щелкнуло, стукнуло, дверца инкубатора распахнулась, и оттуда вывалилось чудовище. Было оно точь-в-точь как то, что сидело в холодильнике: маленькое, рыжее и встопорщенное. Общественность дружно ахнула. Акоп упал в обморок, Вагиза захлопотала вокруг него, а Василий Рама медленно и тягуче произнес:
ОМММММ!
Один из телохранителей Мандельштуцера «Оммма» не выдержал и выпалил из пистолета в стену. Второй последовал его примеру и грохнулся всей тяжестью на вякнувшего: «Караул!» Ханса Христиановича. Акоп ринулся под стол, руки за голову, ноги на ширину плеч. Вагиза заверещала по-армянски, а Богомягкий заголосил мантру с удвоенной силой. Вениамин Аполлонович неожиданно для себя сохранял полнейшее спокойствие. Он во все глаза уставился на чудовище, которое, в свою очередь, уставилось на самого Вострицына. Откашлявшись, оно сказало хриплым басом:
ОМММ!
В смысле? вытаращил глаза Вениамин Аполлонович.
Караул! деловито сказало чудовище и протарахтело несколько слов на неродном Вострицыну языке.
Вай! сказал вдруг из-под кровати донельзя изумленный Акоп. Он по-нашему знает!
Харе Кришна! гавкнуло вдруг чудище, с явным недружелюбием глядя на собравщихся. Харе Рама!
Василий Богомягкий упал носом и принялся исступленно лобызать пол перед носом рыжего существа.
Я так и знал! причитал он. Я верил! Омм! Оммм!
А чудище, окинув всех неимоверно злым взглядом, вдруг свилось в клубок, и, как давешняя зверюшка из холодильника, превратилось в спиральку, которая мгновенно растворилась. И в тот же миг свет в комнате вырубился.
Еще какое-то мгновение все ошеломленно взирали друг на друга. А затем в дверь квартиры застучали и закричали. То кричал обитатель соседней же коммуналки Рафаил Иваныч Гариллаз.
Соседи! вопил он. Я тут у вас свою книжку не забывал?
Вениамин Аполлонович выскочил в коридор и, откинув цепочку, впустил Гариллаза. Рафаил Иваныч вошел, осветив пространство перед собой длинной красной свечой, которая была тщательно воткнула в донышко баночки из-под майонеза. Он по-хозяйски огляделся и скомандовал:
В кухню!
Если вы за книжкой, то она вот, и Вострицын протянул ему брошюрку. Сосед тут же вцепился в нее, как вцепляется в рыбу хищная птица скопа.
Уже два дня ищу! кричал он. А она здесь! Ты рад, Рафаил? Очень! Я у вас тут опыт проводил у меня не дали! А у вас вечно квартира пустует. Вот я и провел! И хорошо провел, правда?
Я не знаю, робко сказал Вениамин Аполлонович.
Да я это я себе говорю, сказал Гариллаз. Привычка дурацкая, с детства осталась. И то сказать приятно поговорить с умным человеком! Га-га-га! посмеялся он бородатой шутке. Да, кстати, вот ваша вещь!
И в руки Вострицына ткнулась баночка с оливковым маслом. Тот ошеломленно уставился на нее, и вот с помощью этого самого масла в голове его со скрипом начали проворачиваться какие-то колесики.
Так э-э-э, он хотел сказать что-то еще, но Гариллаз уже исчезал за дверью. Немного приостановившись, он обернулся, и свет горящей свечи выхватил из темноты его страшно-красное, как у вурдалака, лицо.
Вы уж не серчайте, что я его у вас в холодильнике оставил, сказал Рафаил Иваныч сипло. Думал, подольше протянет. А вы его испарили. В тепле оно долго не живет. Только если вы чудище создавать решили будьте внимательны. Если положить гашеную известь, оно может и вернуться! Но другим. Совсем другим.
С этими словами дверь за соседом захлопнулась. Вениамин же Аполлонович побрел в свою комнату. За спиной его уже вовсю ругались обитатели коммуналки, но это его не беспокоило. Что может значить гнев какого-то босса преступного мира против возвращения ставшего Другим чудовища? Не исключено, что всех их в этом случае ждет, по выражению Василия Рамы Богомягкого, один сплошной ОМММ.
Старик Гехван и тайная комната (Смерть в Ленинке)
Старику Гехванидзинжадзе хотелось тепла. Он сидел у окна и с тоской взирал на едва тронутые листвой ветви деревьев. Черные стариковские глаза ловили редкие лучи солнца, прорывавшегося из-за туч, как раб из цепей, картинку с изображением которого старик Гехван видел во вчерашней «Правде».
Вы уж не серчайте, что я его у вас в холодильнике оставил, сказал Рафаил Иваныч сипло. Думал, подольше протянет. А вы его испарили. В тепле оно долго не живет. Только если вы чудище создавать решили будьте внимательны. Если положить гашеную известь, оно может и вернуться! Но другим. Совсем другим.
С этими словами дверь за соседом захлопнулась. Вениамин же Аполлонович побрел в свою комнату. За спиной его уже вовсю ругались обитатели коммуналки, но это его не беспокоило. Что может значить гнев какого-то босса преступного мира против возвращения ставшего Другим чудовища? Не исключено, что всех их в этом случае ждет, по выражению Василия Рамы Богомягкого, один сплошной ОМММ.
Старик Гехван и тайная комната (Смерть в Ленинке)
Старику Гехванидзинжадзе хотелось тепла. Он сидел у окна и с тоской взирал на едва тронутые листвой ветви деревьев. Черные стариковские глаза ловили редкие лучи солнца, прорывавшегося из-за туч, как раб из цепей, картинку с изображением которого старик Гехван видел во вчерашней «Правде».
Вдруг в комнату постучали. Стучали деликатно, согнутым пальцем. Гехванидзинжадзе в квартире любили, можно даже сказать, почитали, и поэтому беспокоить стариковский досуг могли с исключительной нежностью. Ну, это только неугомонный Сашка Панкратов мог в любое время суток ломиться к старику и требовать тяпнуть с ним по-нашему, по-новоозерски. Сашку соседи унимали быстро, но гордый грузинский нрав, как поется в известной песне, не спрячешь в ножны, и старик мог обижаться несколько дней, пока ему не подносили с поклоном арбуза свежего или моченого, это как на сезон придется.
Так вот, как уже было сказано, к Гехвану постучали. Старик прошаркал в двери и отворил ее ровно на полпальца, всунув в образовавшуюся щель свой внушительный нос.
Эй, дарагой, сказал он надтреснутым голосом. Чего шумишь, чего хочешь?
Товарищ Гехванидзинжадзе, вам письмо! пропищали с той стороны голосом Рафаила Гариллаза, и в нос старику был робко сунут конвертик.
Сыпасиба, и письмо, перекочевав в сухонькую стариковскую руку, исчезло, тут же исчез и нос, а дверь, громко хлопнув, чуть не оставила взвизгнувшего Гариллаза без пальца.
Старик Гехван в последнее время боялся почтовых террористов. Начитавшись в газетах о жутком порошке, который нехорошие нехристи подсыпают в письма всем встречным и поперечным, он с великим подозрением стал относиться ко всевозможной корреспонденции. В частности, с нового года он перестал выписывать «Огоньки Новоозерска», вместо чего за газеткой принялся ходить в киоск. Писем ему практически никто не присылал друзей и родственников своих Гехван пережил, а детей и внуков не завел. Поэтому письмо показалось ему весьма и весьма подозрительным.
Осторожно, издалека, он потыкал в письмо кинжалом. Конверт явно не собирался взрываться. Тогда старик решился и одним махом распорол конверт. Внутри не было и следов порошка, а находился там маленький беленький листочек. Гехван почесал в затылке, но листок взял, развернул и даже прочел. Вот что там было:
«Дорогой Гехванидзинжадзе, извини, не помню твоего имени-отчества! Ты ведь помнишь меня, Вахтанга Мемердомошвили? Мы с тобой одно юнкерское училище заканчивали. Не знал, к кому обратиться, поэтому решил написать тебе. Видишь ли, всех своих друзей и родственников я пережил, а ни детей, ни внуков, старый ишак, не завел»
Гехван строго посмотрел по сторонам и украдкой смахнул слезу, после чего стал читать дальше. А дальше новости пошли жуткие и страшные. Вахтанг рассказал, как он решил пойти в Российскую государственную библиотеку, или, как ее называют по старинке, библиотеку имени Ленина, чтобы посмотреть там кое-какие философские трактаты его любимого Платона, изданные на грузинском языке. Но, побывав в Ленинке, он обнаружил там такие вещи, что не может в одиночку с ними разобраться. В частности, он узнал, что правый коридор подвального помещения левого крыла библиотеки совершенно недоступен для посещения, а именно там, он в этом уверен, и находятся милые его сердцу трактаты. Однако доступ к ним запрещен, а ему, Вахтангу, очень хочется туда попасть. Не устрашили его и рассказы о том, что несколько посетителей, по ошибке пропущенных в злополучный коридор, так и не вернулись! Заканчивалось письмо тем, что Вахтанг обращался к Гехвану с просьбой помочь.