Спустя минут тридцать неспешного шага подобрался к околице. Назвать ее полноценной околицей язык не поворачивался, ибо деревня органично перетекала в лес, но надо же было как-то обозначить этот рубеж? Странно, каких дачников могло занести в такую глушь? Хотя, вполне допускаю, что люди небогатые могли бы задешево прикупить в этой глуши брошенный дом и приезжать отдыхать на лето. Учитывая количество людей в стране, едва шагнувших за черту бедности вполне реальный вариант. Опять же, оставшиеся местные жители могут присмотреть за домами в зимний период. Старые деревни это не поселки-новострои с повально пьяным населением и местной гопотой, ищущей, где найти на бутылку. В старых, вымирающих русских деревнях порядки совсем другие. Там еще силен старый обычай деревенского мира. Хотя, благодаря усилиям Власти деревни всё активнее и активнее умирают. Понятно, что при таких затратах на олимпиады, струны виолончелей и мундиали, средств на поддержание деревни в бюджете не остаётся.
В деревне между тем тоже царила странная тишина. Если отсутствие крупного рогатого скота можно было объяснить старческой немощью большинства жителей и полной нерентабельностью содержания в нынешних экономических реалиях, то отсутствие кур опять-таки было тревожным признаком. Вы хоть одну российскую деревню без кур встречали? Лично я нет. Ступив на деревенскую улицу, оглянулся на лес. Хм, впечатляюще. В кроне молодой березки кто-то художественно выщипал листья, и в косых солнечных лучах возникало ощущение, что из леса на меня смотрит человеческий череп. Я даже достал телефон и зафиксировал для потомков. На фото точно так же различался череп. Значит, это не игра воображения, а чья-то реальная кропотливая работа, о художественной ценности которой я судить не брался. Интересно, кто это сделал, как, и сколько времени на это потратил. Вопрос «зачем» даже не возникал. Что тут непонятного? Сначала шлагбаум из змеи, потом выщипанный в кроне череп самому тупому должно было быть понятно, что от леса надо держаться подальше.
По памяти я добрался до хаты дяди. Дядя, насколько я понимал, никакой живности последние годы не содержал. Минуя стоящую возле дома телегу, направился к двери. На крыльце, практически перекрывая проход, стояла деревянная бочка. Хорошая такая бочка, дубовая. На Руси испокон веков при изготовлении бочек для разных продуктов применялось разное дерево. Для мёда липа, для соления огурцов осина, для квашения капусты ольха, для вина дуб. Отсюда, кстати, если вы не знаете, и пошло выражение «полный дуб» для определения плохо соображающего человека. Вот только зачем её ставить на крыльце? Может, хозяйственный родственник просто не доволок в дом? Зачем тогда наполнять ее мелкими речными окатышами? Чтобы не украли? Дверь была заперта. Что интересно, заперта изнутри, также как и ставни, закрывавшие окна. Еще одной примечательной деталью был бумажный портрет Иосифа Виссарионовича Сталина с выдолбленными глазами, пришпиленный к существенно посеченной двери.
Однако, порядки тут у них, негромко проговорил, проведя пальцем по оскверненному портрету и пытаясь понять, кто и чем это сделал.
Поставив сумку на крыльцо, вежливо постучал, пытаясь понять, что произошло с дверью. Походило это на расстрел дробью различного калибра, которому кто-то помог стамеской. На стук никто не отозвался, и я постучал ногой. Вдруг из развороченного лица Генералиссимуса Великой победы на меня глянул желтый глаз, а за дверью раздался пугающий сухой щелчок.
Таки здравствуйте, произнес я, осторожно делая шаг от двери назад, чтобы целиком попасть в обзор и медленно, стараясь не делать резких движений, поднимая руки вверх.
Глаз в обрамлении бумажных лоскутков какое-то время, не мигая, пристально как засыпающий карп, рассматривал меня и болтающуюся в руке змею, а затем мигнул и исчез. Раздался лязг отодвигаемого засова, и дверь слегка приоткрылась.
Заходи быстро! раздалось из темноты дома.
Не заставляя повторять приглашение дважды, я подхватил сумку, протиснулся мимо бочки и ужом ввинтился в сени. Внутри ожидал дядя, в руках которого была крепко зажата Мосинская трехлинейка. Судя по высокой мушке с отвесными боками, выступу снизу шомпольного упора и разрезным ложевым кольцам это был модернизированный образец 1891 1930 годов. Из такой штуки он бы и через дверь меня, при желании, достал. Странное дело мозг человеческий. В такие напряженные минуты обращаешь внимания на вещи, которых в другое время даже и не заметил бы. Ну, какая, скажите на милость, разница, какая из многочисленных модификаций винтовки послужит для тебя билетом в иной мир? Совершенно никакой.
Глаз в обрамлении бумажных лоскутков какое-то время, не мигая, пристально как засыпающий карп, рассматривал меня и болтающуюся в руке змею, а затем мигнул и исчез. Раздался лязг отодвигаемого засова, и дверь слегка приоткрылась.
Заходи быстро! раздалось из темноты дома.
Не заставляя повторять приглашение дважды, я подхватил сумку, протиснулся мимо бочки и ужом ввинтился в сени. Внутри ожидал дядя, в руках которого была крепко зажата Мосинская трехлинейка. Судя по высокой мушке с отвесными боками, выступу снизу шомпольного упора и разрезным ложевым кольцам это был модернизированный образец 1891 1930 годов. Из такой штуки он бы и через дверь меня, при желании, достал. Странное дело мозг человеческий. В такие напряженные минуты обращаешь внимания на вещи, которых в другое время даже и не заметил бы. Ну, какая, скажите на милость, разница, какая из многочисленных модификаций винтовки послужит для тебя билетом в иной мир? Совершенно никакой.
Еще раз здравствуйте, дядя, повторил на всякий случай.
Мало ли что придет в голову старику? Может он тут в глуши ослабел рассудком и вообразил себя партизаном? Хоть я и не шибко похож на немецко-фашистского захватчика, но кто может за это поручиться? Умирать от пули выжившего из ума родственника нисколько не хотелось. Впрочем, от пули здравомыслящего не родственника тоже как-то особо не тянуло.
Проходи, коль принесла нелегкая, дядя широким жестом указал стволом на дверь в дом. Надо заметить, что почти четыре килограмма стали и древесины в его руках смотрелись весьма уверенно. Рука у родственника, несмотря на преклонные годы, по всему видать была еще крепка. Я открыл дверь и, перешагнув высокий порог, покинул сени, причудливо подсвеченные лазерами солнечных лучей, пробивающихся через множество мелкие отверстия в двери. Дядя шел следом.
Садись, горемыка, ствол гостеприимно указал на стоящий в правом углу стол, на котором, подтверждая худшие подозрения, стояла полупустая «четверть» и глиняная миска с вареной картошкой.
Картину дополняли лежащая на столе старенькая «тулка» и стоящая посреди стола керосиновая лампа. Сняв со спинки плотно утрамбованный патронташ бурского типа и положив его вместе с несчастной рептилией на стол, я поставил сумку на пол и уселся на плотно сколоченный стул и огляделся. За годы, прошедшие с моего последнего визита ничего по большому счету, насколько можно было разглядеть в обманчивом свете острых солнечных лучей, пробивающихся через порядком продырявленные ставни, в доме ничего не изменилось, если не считать висящего в «красном углу» портрета Горбачева, вырезанного из какого-то цветного журнала. Раньше, если меня не подводит память, там висели портреты Ленина, Сталина и Андропова.
А что тут у вас происходит? невинным тоном поинтересовался я.
Известно что. Пришло наказание за грехи наши, дядя крутанул головой и уселся на застеленную воглым солдатским одеялом кровать.
Что интересно, ствол винтовки, лежащей на его коленях, будто ненароком был направлен в мою сторону.
В смысле? понимая, что в этом доме все-таки не «все дома» для поддержания разговора поинтересовался я.
Дядя проигнорировал вопрос и продолжал пристально рассматривать меня:
Давненько мы с тобой не виделись.
Последний раз тогда, когда я тогда на кладбище приезжал, счел нужным я внести ясность, начиная уже слегка нервничать.
Точно. Где-то так и есть, отложил винтовку и прошел к столу, зацепив по пути ногой обшарпанный самодельный табурет.
Усевшись рядом со мной и брезгливо посмотрев на змею, достал из ящика стола второй граненый стакан и вилку. Молча налил из стоящей на столе бутылки по стаканам и подал один из них мне. Так же молча чокнулся со мной и одним махом влил в себя жидкость. Я менее уверенно, но последовал его примеру. Самогон был не лучшего качества, к тому же на чем-то настоянный. Но пить вполне можно.
У меня тут тоже есть кое-что, полез в сумку и извлек бутылку белорусской водки.
Откупорив ее, наполнил стаканы и протянул один ему.
Так что тут все-таки происходит?
Я пошел в лес и попытался убить кукушку, смотрел на меня глазами совенка, которого внезапно разбудили в полдень и сообщили весть о скоропостижной смерти Леонида Аркадьевича Якубовича.
Убить? Кукушку? А зачем?
Устал я. Не умолкала ни на минуту, он стал еще больше похож на совёнка. Но теперь, помимо смерти Леонида Аркадьевича, на встопорщенные перья его обрушилось еще и известие о том, что Верка Сердючка оказалась банальным трансвеститом. Нашел в лесу старое дерево, пораженное молнией. Сухостой уже полный. Может осина была, может еще что-то. Спилил, а там внутри дупло. А в дупле гнездо. В гнезде было яйцо.