Это было недавно, это было давно! К 75-летию Великой Победы. О жизни и борьбе поколений былых и нынешних времен. Издание 2-е, дополненное - Анатолий Корчинский 2 стр.


Бегаю к колодцу, приношу воду и раздаю, и так целый день.

Затем начала идти (отступать) техника: машины, танкетки,  сплошной поток  дорогу перейти нельзя. Сидим у дороги и смотрим на проходящую технику.

Затем начали отступать
Машины и танкетки,
Дорогу не перебежать,
Слышны разрывы редки!

Затем откуда не возьмись
Стервятники тупорылые,
Навстречу им устремились
Наши соколы звездокрылые!

Начался воздушный бой,
Фашисты все бомбили,
Свист пуль, моторов вой,
С окопа мы смотрели!

Затишье, у дороги мы опять
Взглядом технику провожаем
Когда начнете наступать,
С нетерпеньем ожидаем!

В воздухе появились немецкие самолеты, навстречу им  наши, начался воздушный бой, мать загнала нас в окоп, который мы вырыли недалеко от дома. Когда воздушный бой завершался, мы снова вылезали из окопа и смотрели на проходящую технику и отступающих людей.


Первая кровь

Жара, под акацией сидят солдаты. Я с мальчишками возле них. Меня взял на руки солдат и показывал винтовку.

Команда «Вперед!». Солдаты вскочили, побежали (в направлении Одессы). Слышна стрельба. Мы сидим в окопе. Младшая сестренка Маня (2 года) все пытается вылезти и посмотреть летящих жуков (свист пуль). Держу ее, не пускаю.

Все стихло, бегут солдаты и несут на плащ-палатке дяденьку, который держал меня на руках. Он весь в крови, разрывная пуля разорвала живот. Умер у нас на глазах. Его похоронили на деревенском кладбище, к сожалению, ни имени, ни фамилии никто не знает.

Кровь

Был знойный июльский день,
В тени акаций от жары
Солдаты сделали привал,
Мы с ними были, пацаны.

На руки взял меня солдат,
Чтобы винтовку показать,
Ведь лучше не было наград,
Как затвором пощелкать!

И вдруг команда «Вперед!»,
Солдаты дружно побежали,
И мы смотрели им во след,
Стрельбу и взрывы лишь слыхали.

Бегут солдаты вновь назад,
Несут солдата на палатке,
В крови разорванный живот,
Весь покалечен в мертвой схватке!

Прошел всего лишь один час,
Как карабин он показал,
Теперь он снова возле нас
В крови безжизненный лежал!

С тех пор прошло уж много лет,
Но кровь и убитого солдата
Я четко вижу, и теперь
Лежит он здесь, а не когда-то!

Ведь из памяти не стереть
Ужас войны, прожитой в детстве,
Война страшнее для детей,
Храните мир на счастье детям!

Грохот стрельбы и разрывы снарядов приближались к селу. Мать увела нас в глубокий овраг за селом. Там мы сидели весь день и ночь.

Неудавшаяся эвакуация

Поступила команда эвакуироваться. Отец отправил стадо коров и лошадей со скотниками вечером. Нужно было гнать скот только ночью, так как днем летали немецкие самолеты и могли побить его. К тому же стояла несносная жара, и скот нужно было поить и кормить, поэтому днем укрывали его в какой-то лесополосе.

Утром на рассвете отец и мать собрали нас (четверых детей), сели в повозку эвакуироваться. Не далеко за селом догнали колхозное стадо, которое отец сопровождал.

Отъехали на несколько километров, навстречу  беженцы, которые отступали с Одессы, говорят: впереди уже немцы. Отец дал распоряжение скотникам гнать скот в село и раздать людям по дворам.

Он проследил, чтобы все коровы и лошади были определены во дворах, так как был уверен, что наши скоро вернутся. Но этого пришлось ждать более трех лет.

Вернулись домой с тревогой в неизвестность. Слышен гул канонады. Одесса сражается!

Отец приходил домой только вечером, он постоянно находился в конторе колхоза, получал команды из района и отдавал распоряжения.

Отец опять занимался колхозными делами. Он был очень ответственным человеком.

Отцу приказ доставлен
Эвакуировать хозяйство,
Колхозный скот отправлен,
Спрятано имущество!

Упряжка добрых лошадей,
Снаряжена отцом повозка,
Усадив мать и нас детей,
В путь  в сторону востока!

Отъехав километров пять,
Бегут навстречу беженцы,
Вернуться нужно нам назад,
Вперед нельзя, там немцы!

Отец дал команду скотникам
Гнать обратно скот в село,
Коров раздать всех по дворам,
Колхозное сохранить добро!

Домой вернулись в неизвестность,
Что ожидает впереди,
Унынье, страх и напряженность
Давили, как камень на груди.


Наша семья, 1939 г. Мама беременна. В 1939 г. родится сестренка.

Наша семья, 1939 г. Мама беременна. В 1939 г. родится сестренка.

Варварство оккупантов

Фашистская Германия напала на Советский Союз вместе со своими сателлитами Италией, Венгрией, Румынией и другими. На одесском направлении наступала румынская армия.

Лавина вражеских солдат
Ввалилась во двор, круша, ломая,
Что можно было на их взгляд
Стащить себе  бандитской стае!

Ловили и стреляли кур,
Початки кукурузы ломали,
Жарили, пекли, устроив пир,
В пьяном угаре все орали!

Во дворе румынские солдаты. Кто-то из сельчан успел заложить румынам отца как председателя. Прибегает их начальник и кричит: «Председатель!» Отец выходит, румын вскинул винтовку, щелкнул затвором и повел за конюшню. Мать закричала, мы тоже заорали, румын выругался, то ли он промахнулся, то ли подействовали наши вопли, он выстрелил, и отец убежал в кусты.

Вдруг прибегает их капрал,
Где председатель, заорал!
С ходу отца на мушку взял,
Увел за дом на расстрел!

Может быть, судьба в тот час,
Отца в то время сохранила,
От криков матери и нас
Пуля отца миновала!

Отец сбежал в заросли кустов
Капрал не стал его искать,
Быть может он был не готов,
Людей так просто убивать!

Румынские солдаты хозяйничали во дворе, ловили кур, ломали кукурузу, пекли, варили, копали картошку, брали все, что попадется им на глаза. Пьянствовали и орали песни. Они не понимали, что являются пушечным мясом. Красная Армия, несмотря на значительное превосходство румын, стойко оборонялась и буквально истребляла полчища румын, наступающих на Одессу. Под Одессой было создано кладбище румынских солдат на площади нескольких десятков гектаров. Кладбище после войны распахали под поле.

Румын  крестьянин вчерашний,
Их гнали на убой как скот,
Не думал он про ад кромешный,
И что могилу у нас найдет!

Было дико смотреть, с какой жадностью они ели и, как свиньи, разбрасывали объедки. Набивали карманы и рюкзаки кукурузой и картошкой. Сваренную похлебку наливали в котелки и ели, а остатки тут же выливали на землю.

После бегства папы мама меня успокоила, сказав, что папа спрятался, и я ходил во дворе с пилоткой на голове, противогазной сумкой через плечо и «винтовкой» из палки за спиной. Румын схватил меня, пилотку сорвал с головы, содрал противогазную сумку, сломал мою «винтовку» и дал под зад. Я заорал как резаный, мама меня схватила и увела, сказала, скоро придут наши и дадут новую сумку и пилотку. Это «скоро» длилось почти три года.

Ходил я во дворе без страха,
С «винтовкой» из палки за спиной,
С сумкой от противогаза,
И в пилотке красноармейской!

Румын, открыв глаза с похмелья,
На «красноармейца» бросив взгляд,
Сорвал с меня все снаряженья,
Ударив больно мне под зад!
Выбежала мать на крик мой,
Не плачь сынок ты мой родной,
Скоро наши вернуться назад,
Сумку и пилотку подарят!

Но это «скоро» долгим было
И растянулось на года,
В ожидании сердце ныло
Когда избавят от врага!

Новые порядки оккупантов

Румынские части ушли, оставили в селе нескольких солдат  «наводить порядок». Была создана примария (комендатура), в которую вызвали отца. Ему как бывшему председателю предложили быть старостой, но он наотрез отказался. Его жестко избили, грозились расстрелять. Домой он еле дошел, весь избитый, в синяках.

Началась жизнь в оккупации. Румыны ходили по домам и требовали «пожертвований» для армии, а в действительности сами пьянствовали, пировали и орали песни. Когда с бодуна просыпались, опять шли по домам за провизией.

При появлении во дворе хозяев заставляли кланяться, если не поклонился, то избивали, как взрослых, так и детей. Награбленное «пожертвования» они сами не несли, а заставляли нести хозяев. Характерной чертой румын была мания величия, они требовали, чтобы их называли «ваше высочество», «ваше превосходительство». Любили, чтобы их хвалили и подносили им стакан выпивки. А ведь сами были нищие.

В румынской армии из одежды выдавали только верхнее обмундирование, а нательное белье было свое, самотканое (наподобие половиков). Румыны ходили по домам и забирали для себя нательное белье. Если в доме им что-то понравилось, давали команду отнести в примарию. Из оставленных в селе румынских солдат только один умел читать и писать.

Назад Дальше