Семён Ильич не стал отказываться, да и не мог: полковник являлся его прямым начальником. Через вмонтированный в стену глазок он наблюдал за тем, как Майрановский лично подсыпал в стакан с водой ничтожную толику кристаллического вещества белого цвета. После этого в комнату ввели какого-то субъекта антропоидной наружности, и Майрановский предложил ему «освежиться»» стаканом воды. Спустя десять секунд началась реакция и внутренняя, и внешняя. То есть, и антропоида на стакан, и стакана на антропоида. Примерно через две минуты «питекантроп» стал «достоянием прозекторской»: «освежившегося» можно было уже «освежевать».
Браилов на пару с Майрановским «орудовал ножом», и поэтому мог хорошо разглядеть все признаки отравления. Успел: яд квалифицированно мимикрировался под естественную причину. Ещё несколько часов и ни один, даже самый опытный судебно-медицинский «Джек-Потрошитель» не усомнился бы в диагнозе: «острая сердечная недостаточность». Майрановский в очередной раз выказал себя достойным продолжателем дела семейства Борджиа
«Но это не курарин!».
Рассуждал Семён Ильич, уже укладывая Хозяина на диван: времени на холодное философствование не оставалось.
«Тот действует, куда быстрее, и никакие дозировки не замедлят его работы. А здесь явно синтетик с действием, растянутым по времени. Тоже одно из изобретений приснопамятного Григория Моисеевича»
Взгляд Браилова упал на стол: кроме минералки ничего лишнего. Бутылка была откупорена, видимо, лично Хозяином: «вскрышные работы» он не доверял никому. Рядом с бутылкой стоял пустой стакан. Это было ещё одним доказательством того, что Хозяин спокойно выпил «Боржоми», поставил стакан на поднос, и опять лёг на диван дочитывать газету. Если бы отработал яд мгновенного действия типа курарина или какого-либо цианида,
Хозяин не успел бы допить минералку, и стакан не стоял бы на столе, а лежал на полу: «классика». Семён Ильич вполне мог полагаться на свой опыт: нацистская Германия не оставляла без работы их с профессором Вернером прозекторскую.
Поэтому он сейчас твёрдо мог заявить пока самому себе: применён яд замедленного действия. И яд именно такой, какой даёт картину естественного заболевания и смерти от естественных же причин.
В лаборатории Майрановского изучению ядов такого типа воздействия придавали особое значение. Григорий Моисеевич в своё время говорил, что его продукция относится к числу тех судьбоносных факторов, что коренным образом могут изменить течение не только отечественной, но и мировой истории. Течение мировой истории его продукция не изменила, но на судьбу Григория Моисеевича повлияла самым непосредственным образом: очень скоро профессора обвинят в личном «упокоении» ста пятидесяти душ, и не всегда «во имя науки»
Браилов выглянул в коридор: тишина с пустотой по-прежнему делили его между собой. Поэтому он спокойно проследовал в одну из заброшенных комнат второго этажа, где никто не жил и не бывал.
Из потайного места, оборудованного за стенкой одного из шкафов, он извлёк плотно обёрнутую мешковиной сумку. Это была его личная аптечка. Напутствуя перед заступлением «на трудовую вахту», генерал Власик очень просил его совместить обязанности сторожа с обязанностями лекаря. Точнее: «лекаря впрок», «на всякий случай». Объяснение было на удивление простым и на удивление же честным: Хозяин не любит врачей. И лечиться тоже не любит. А ведь уже восьмой десяток пошёл. Власик даже попытался цитировать Вертинского: «Он стоит, как серебряный тополь Сколько стоил ему Севастополь! Сколько стоил ему Сталинград!» Вывод: дорого обошлась война Хозяину. Давно уже не «добрый молодец», а врачам предпочитает самолечение. Сам себе ставит диагноз, затем посылает охрану в ближайшую аптеку со списком таблеток и вся «медицина»!
Власик тогда совсем не по-служебному разговорился на тему «доброжелателей» в окружении Сталина, которые так «клацают челюстями аж, звон в ушах»! А Хозяин, со слов генерала, с годами совсем перестал разбираться в людях. Даже профессору Виноградову дозволяет лишь раз в году появляться на даче. Тот ездил бы и каждый день, да Сталин боялся медиков. В отличие от своих «ближних», хотя те заслуживали недоверия, куда больше
Да, Николай Сидорович, Браилов уже спешил с саквояжем вниз по лестнице, похоже, что ты оказался прав. И ты, Григорий Моисеевич тоже: вот и пригодилось
В саквояже у Семёна Ильича было всё для того, чтобы оперативно «вытащить» самого безнадёжного пациента: от новейших западных препаратов до заслуженных ветеранов китайской традиционной медицины.
Наполнив шприц подходящим к симптомам противоядием, Браилов аккуратно сделал внутривенную инъекцию. Потом ещё одну. И ещё. Спустя несколько минут в глазах Хозяина что-то забрезжило. Может, даже жизнь. Хотя бы в виде отдельных признаков. Или даже проблесков. Теперь можно было заняться анамнезом: «заслушать товарища».
После этого стакана?
Браилов решил максимально урезать вопросы для лучшей усвояемости клиентом. На всякий случай он продублировал вопрос соответствующим взглядом, и наклонился над Хозяином, который неслышно шевелил всё ещё синюшными губами.
Не напрягайтесь: если «да», то просто закройте глаза!
Веки Сталина дрогнули и медленно прикрыли глазные яблоки.
Семён Ильич извлёк из саквояжа полулитровую склянку, и набрал из неё коричневой жидкости в спринцовку. Приподняв голову Хозяина, он вставил стеклянную трубку в уголок рта, и сдавил пальцами резиновую грушу. Хозяину даже не пришлось глотать: древние китайцы обо всём уже позаботились.
Нет, Хозяина не вывернуло наизнанку. Снадобье имело другое предназначение: нейтрализовать действие токсинов в крови больного, а заодно освободить от них стенки желудка. Делать переливание крови в условиях дачи возможностей не было, потому что не было ни аппарата, ни санкции Хозяина на его использование. Тот во всём он усматривал, если не угрозу, то намёк. Но сейчас этого и не требовалось: древние китайцы умудрялись «вытаскивать из-за грани» при помощи одних только отваров и мазей. Им ведь неведомо было ни переливание крови, ни плазмофорез, которые и потом далеко не всегда отрабатывали за эликсир жизни.
Сейчас Браилов, как раз, и использовал одно из средств, позаимствованных восемнадцать лет тому назад у коллеги Лю. Действие этого средства должно было проявиться минут через двадцать-двадцать пять. Именно столько времени требовалось лекарству для того, чтобы через стенки желудка попасть в кровь. В этом отношении китайские снадобья не слишком отстали от современных препаратов, а те, в свою очередь, не слишком далеко ушли от «древнего Китая».
Около часа Семён Ильич хлопотал над Хозяином, сделав ещё несколько инъекций антидотов Майрановского и препаратов Лю. Не обнёс он заботами и сталинский атеросклероз. Уж с первых дней пребывания на даче Браилов определил весь «букет» недомоганий Хозяина, доминирующую роль в котором занимали атеросклероз и гипертония, обещавшие их носителю весьма серьёзные последствия.
Делал Семён Ильич свою работу, не суетясь, почти хладнокровно. В отличие от врачей Лечсанупра, ему не нужно было имитировать кипучую деятельность. Над ним не нависали ни «высокие чины», ни «дамокловы мечи». Поэтому ничто не отвлекало его от работы. И ещё он точно знал, что и как ему делать. Да и бумажки ему не нужно было подписывать. Те самые, которые обещали лекарю, «в случае чего», повторение судьбы «врача-палача» Левина.
Труды его должны были «увенчаться» не таких «доходяг» поднимали а потому и «увенчались». Лицо Хозяина начало постепенно утрачивать синюшный оттенок, даже губы слегка порозовели. По всем признакам выходило, что Браилову удалось предотвратить развитие болезни в паралич. Нормальная работа сердца и органов дыхания была восстановлена и очень вовремя.
Теперь можно было вспомнить за усталость и за вспотевший лоб. Но, разумеется, «без отрыва от производства». То есть, под выяснение причин, благо, что Хозяин уже был в состоянии разговаривать, хотя бы и без слов: медикаменты знали своё дело. И Семён Ильич «продолжил допрос» вождя.
Вы помните, что с Вами случилось?
???
Вместо ответа Хозяин сам задал вопрос. И не потому, что это ему было сделать легче, чем отвечать. Он был потрясён содержанием вопроса: значит, с ним что-то случилось!
Вас пытались отравить, товарищ Сталин. Увы, но это правда.
Семён Ильич решил: от того, что Хозяин узнает правду, хуже не будет. Не только Хозяину, но и ему. Сейчас правду-матку резать было не только можно, но и нужно. И чем скорее, тем лучше. В голове майора уже начал вызревать план действий, и с каждой минутой он всё отчётливее принимал окончательную форму. И это был план операции, а не то, что называется «мой ум созрел для мести».