Так количество гостей на «званых обедах» осталось неизменным. Именно эти люди «на текущий момент» являлись «ближним кругом» Хозяина. Такое положение начало складываться ещё до последнего Девятнадцатого съезда партии, а уж после октября пятьдесят второго закрепилось окончательно. Прежние «масштабные застолья» с приглашением всех членов Политбюро, и не их одних, безвозвратно ушли в прошлое.
Стали достоянием истории, то есть. Но не историков, разумеется: тем о них знать не полагалось. Хотя последствия этих неофициальных мероприятий и их значение для судеб страны порой оказывались более весомыми, чем самые громогласные торжества.
Многое повлияло на изменившиеся вкусы Хозяина. Да, раньше он исповедовал принцип «шире круг!» Он любил масштабность неофициальных мероприятий, на которых «гремело и текло» не хуже, чем на посольских раутах или приёмах в честь героев-стахановцев. Но ведь ещё древние говорили: «времена меняются и мы меняемся с ними». С течением времени Хозяин менялся менялись и его вкусы. И это определялось не только тем, что он перестал быть «добрым молодцем», каковым не являлся даже в дни «молодечества». Да, «новый формат кондиций» уже не позволял ему выдерживать шумное застолье. Но главное заключалось в другом. Это главное, оно же другое, и определило выбор им количества гостей и персоналий.
Последние события внутрипартийной и государственной жизни только умножили «мировоззренческое достояние» Хозяина: осторожность, осмотрительность, сначала местами, а затем и сплошь переходящие от бдительности к недоверчивости. Дело уже дошло до того а с ним вместе дошёл и Хозяин что даже Молотов, ближайший соратник на протяжении десятилетий и почти что друг, как вышел из доверия, так и не вернулся обратно. Итог: на Ближнюю дачу его уже не звали. А если он и появлялся там, не приветствовали. А для соратников это было, куда хуже, чем не получить приглашение на очередное, пусть и такое редкое в последние годы, заседание Политбюро. И не по причине отменного меню здешней кухни, а потому что «настоящее Политбюро» заседало не в Кремле, а на Ближней даче Хозяина.
Но Вячеславу Михайловичу следовало пенять не только на «пенсионерскую маниакальность» вождя. На себе тоже не стоило экономить: «заслужил, однако». «По линии пятен». Тех самых, которые есть и на Солнце. А Вячеслав Михайлович Солнцем, мягко говоря, не был. Положа руку на сердце, приходилось с сожалением признать, что у Хозяина имелись основания для недоверия и «с отставлением от стола».
Что же касается близости к нему того или иного руководителя, то она не только не облегчала судьбу последнего, но, напротив, даже отягощала её. Так, Молотову на Пленуме, состоявшемся сразу же по закрытии съезда, Сталин указал в формате «не в бровь, а в глаз» за попадание того «под каблук» жены-еврейки. Следствием этой близорукости, которую Вячеслав Михайлович напрасно пытался выдать за несчастный случай на бытовой почве, явилось выбалтывание, по мнению вождя, его первым заместителем секретов государственной важности. Выбалтывание имело место, как за обеденным столом, так и на супружеском ложе.
А тут ещё чёрт дёрнул Вячеслава Михайловича неназойливо, но неоднократно лоббировать интересы еврейской диаспоры, что выразилось в его поддержке идеи образования в Крыму еврейской автономии. И пусть Вячеслав Михайлович всего лишь «ретранслировал» чужие мысли, и пусть он при этом максимально сглаживал острые углы, которые торчали из каждой буквы этого проекта, легче от этого ему не стало. Экономить на «раздаче орехов» Хозяин не стал и Вячеславу Михайловичу «досталось». И совсем даже не «от щедрот», а по-купечески щедро.
На Пленуме «отпустили товару» и Микояну. Определённый «новоявленным Фрумкиным», Анастас Иванович был «уличён» Хозяином в неправильном понимании вопросов налогообложения в сельском хозяйстве, а вместе с Молотовым в чрезмерном восхвалении западной экономической мощи, в неверии в собственные силы и чуть ли не в пораженческих настроениях. Попытки обоих «подсудимых» в своём «последнем слове» оправдаться тем, что они не сами напросились в Америку, а были командированы с целью «изучить» и «перенять», успеха не имели. Более того: их слова лишь укрепили «здоровые слои партии» и прочей широкой общественности в том, что «дыму без огня не бывать». Как и дачным посиделкам с участием Молотова и Микояна.
Следствием этого явилось не только то, что Вячеславу Михайловичу и Анастасу Ивановичу пришлось чаёвничать соло, у себя на дому. Дополнительно к этому самому страшному наказанию Хозяин предложил не избирать Молотова и Микояна в состав Бюро Президиума ЦК. Этот новый руководящий орган, созданный «мимо Устава», представлял собой узкий круг высших руководителей партии и государства. Но «по линии сокращения доверия» Хозяин пошёл ещё дальше и дошёл до «руководящей пятёрки». Те, кто сейчас находился за столом, и составляли эту «пятёрку». Разумеется, в этом формате Молотова и Микояна, тем более, «не облекли доверием». Хозяин так прямо и заявил об этом, когда пару раз оба, как ни в чём не бывало, появились на заседании «усечённого» Бюро, и преспокойно уселись за стол. Ну, решили «прикинуться пиджачками» исключительно с целью зондажа настроения Хозяина. Зондаж удался, но лишь с точки зрения факта, а не результата.
На первый раз Хозяин оказался джентльменом: завидев незваных гостей, он лишь скрипнул зубами и сделал вид, что ничего не заметил. В том числе, и парочку «наглецов». Последние же, неправильно истолковав характер пыли от стёршихся зубов Хозяина, расценили это знаком примирения, и, как ни в чём не бывало, активно «включились в процесс».
Но уже после второго заседания «не вынесла душа». Нет, не поэта: «невынесение души» не является исключительным правом литераторов. И Хозяин наглядно продемонстрировал это сразу же после заседания. Свидетелями «невынесения» оказались два дружка: Берия и Маленков.
Почему эти двое ходят на заседания? сверкнул линялым, но всё ещё сверкающим глазом Хозяин. Я что-то не помню, чтобы мы принимали их в члены Бюро! Передайте им, чтобы они не испытывали моего терпения: оно у меня не бесконечное! Эти люди вышли из
Употребления?! с надеждой просиял взглядом Берия. Он был не прочь «заняться трудоустройством» вчерашних соратников. Далеко за пределами «сто первого километра» и «ниже уровня моря».
Хозяин задумался: предложение Лаврентия представляло определённый интерес, но только на перспективу. Вопрос её временных параметров он собирался решить буквально на днях.
Нет: из моего доверия.
Это было не совсем то, что хотел услышать Лаврентий Палыч, но на безрыбье и «выход из доверия» состав преступления. То есть, отчаиваться Лаврентию Палычу
не следовало: всё ещё могло быть.
Пожелание вождя было немедленно доведено до сведения получателей и «ещё более немедленно» выполнено: Молотов с Микояном окончательно попали в опалу. Одновременно с этим «попаданием» они попали и «на карандаш» Лаврентию Палычу: в хозяйстве у этого трудолюбивого человека ничего не пропадало. Даже, если и пропадало бесследно
Сразу же, как гости заняли места за столом, Марфа Бутусова, хозяйничавшая сегодня на кухне, поставила возле каждого из них стеклянные графины, наполненные золотистой жидкостью. Она не нуждалась в дополнительных инструкциях Хозяина: ассортимент и регламент посиделок были неизменны. Если же Хозяин намеревался «расширить» их, то для этой цели задействовалась сестра-хозяйка, она же домоправительница, Валентина Истомина. Сегодня был «постный день», он же «рыбный», застолья не предполагалось, поэтому за столом отрабатывала Бутусова.
Фрукты яблоки, лимоны и мандарины стояли на столе уже к моменту появления неразлучной четвёрки. Хотя правильнее было бы сказать, «неразлучной троицы и примкнувшего к ней Булганина». Николай Александрович всё время держался несколько в стороне. Точнее, это «троица» держала его несколько в стороне от себя, и не подпускала слишком близко для того, чтобы стать «четвёркой». По её мнению, Булганин не вполне «соответствовал и вписывался». Он, хоть и был зачислен Хозяином в маршалы, но равного со всеми веса даже за счёт «маршальского жезла» не приобрёл. Ну, вот не освоил он ещё мастерство подлинного «кремледворца»: интриговать, наушничать, «подсиживать», притаптывать, подминать, выживать за счёт «ближнего своего», заводить врагов при каждом удобном и неудобном случае. Он, конечно, старался, но в качестве «настоящего политика» не состоялся. Состоялся он только в качестве «выдающегося политического деятеля, верного ученика и соратника», да и то лишь на страницах очередного тома Большой Советской Энциклопедии.
Обычно на таких посиделках друзьям приходилось следить не только за собой, но и друг за другом: самому «не ляпнуть, чего лишнего» и не пропустить «ляпа» друга. Ну, как это и заведено у настоящих друзей.