После Дюнкерка, оккупации одной части Франции и создания марионеточного государства на другой, Цорна перевели в отдел, занимающийся Англией. С Францией во Франции всё было ясно, а Британия оставалась единственной воюющей против Германии силой. К тому же, туда эвакуировались все видные деятели Французского сопротивления, и в их числе генерал де Голль. Поэтому руководство СД решило сконцентрировать всё своё внимание на Острове.
Несмотря на то, что Цорн состоял в подотделе стратегического планирования Шестого отдела РСХА, ему приходилось неоднократно выезжать в «служебные командировки» во Францию, Бельгию, Голландию, Швейцарию, Люксембург. А после перевода на английское направление ему пришлось срочно «подналечь» на язык: руководство прозрачно намекнуло на то, что одним континентом география его командировок теперь не ограничится.
Деятельность разведслужб СД проходила в условиях жесточайшей конкуренции, а если совсем честно, почти не скрываемой вражды с родственными ей службами заграничной разведки Абвера и разведки МИДа. В результате Браилову-Цорну приходилось быть бдительным вдвойне, а то и втройне, чтобы избежать попадания «под колпак соратников-конкурентов».
И пока «над ним не капало». Напротив: он входил во всё больший авторитет. Узнав о том, что штурмбанфюрер это звание Цорн получил в сороковом, после капитуляции Франции в своё время на профессиональном уровне изучал яды и противоядия, тогдашний руководитель СД Рейнхард Гейдрих попросил его оказать содействие «в специальной подготовке» людей из подразделения, которым командовал тогда ещё гауптштурмфюрер Отто Скорцени.
Так Браилов познакомился с будущей «звездой» немецкого диверсионного дела, многие подвиги которого, в частности, освобождение в августе сорок третьего Муссолини, оказались либо «позаимствованными» у других людей, либо откровенно дутыми. Но о некоторых реальных планах любимчика Гитлера и протеже Гиммлера Браилову удалось вовремя предупредить Москву.
Правда, его «помощь» Скорцени носила эпизодический, фрагментарный, по большей части, консультационный характер, и вскоре Цорн вернулся к своим прямым обязанностям.
Московское начальство, равно как и берлинское, высоко оценивали профессионализм «своего» человека. Довольные результатами его «трудовой деятельности», руководители в Москве даже закрывали глаза на то, что далеко не всегда советскому разведчику удавалось вовремя предупредить, тем более спасти, кадровых сотрудников и агентов британских разведслужб, выявленных, в том числе, и благодаря его работе.
Московское начальство рассудило правильно вослед рассуждениям Цорна: нужно думать и о том, как ты выглядишь в глазах начальства. Немецкого, разумеется. Да и союзники, по большому счёту, не стоили таких жертв: сами-то они не спешили делиться секретной информацией. И «второй» фронт» не открывали. А «замещающая» его «тушёнка» была вовсе не благотворительной, и оплачивалась сполна, да ещё, как: золотом. Словом: квиты. А, если не квиты, то должок за ними, а не за нами!
Да и эсэсовское начальство Браилова Москва не собиралась недооценивать. Более того, понимала и его, и Браилова, и необходимость работы на СД. Ведь берлинское начальство агента было суровым, требовательным и спрашивало со своих людей работу. Практические результаты. Это только в глупом кино и «овцы» «товарищи по оружию» «целы», и «волки» начальство «сыты». В реальной жизни так не бывает.
Поэтому иногда приходилось оставлять «соратника» «на съедение». Но «съедался» «мистер соратник» не зря: и ценная информация уходила в Москву, как полученная от англичанина, так и полученная от немцев, и руководство СД не обходило милостью успешного сотрудника. В результате уже в сорок третьем Цорн стал оберштурмбанфюрером, что соответствовало оберст-лейтенанту (подполковнику) вермахта. Грудь его украшали целых три креста один даже Рыцарский, с дубовыми листьями, что в наградной практике фашистской Германии практиковалось крайне редко и неохотно: награда всё же больше военная, фронтовая.
Смена руководства в Главном управлении, куда на место Гейдриха, «убывшего» после непредвиденного знакомства с террористами, пришёл Кальтенбруннер, не только не повредила служебному положению Цорна, но даже упрочило его. Кальтенбруннер в своё время окончил юридический факультет университета, даже успел поработать адвокатом, и очень гордился «такой родословной». И это было кстати. Для Браилова-Цорна. В общей массе малограмотных, пробивавшихся из самых низов эсэсовцев, человека с двумя высшими образованиями, участника многих «деликатных операций без членовредительства» не заметить было невозможно. Даже слепому. А Кальтенбруннер был ещё, как «зряч»! И он недаром получил своё повышение по службе!
Вскоре после того, как новый шеф РСХА стал обживать свой кабинет, Браилов-Цорн неожиданно получил вызов наверх. Человек неглупый и не без способностей, Кальтенбруннер сразу понял, что работать ему придётся, как во вражескому тылу. Гиммлер, немало претерпевший от своевольного и неподконтрольного Гейдриха, сразу же решил показать новичку, «ху» ist «ху». И не только здесь, на Принцальбрехтштрассе, но и в СС, и в целом в рейхе. Любимчик рейхсфюрера СС бригаденфюрер Шелленберг начальник Шестого Отдела РСХА и прямой начальник Цорна тоже «улыбался клыками». Он не только не пытался скрывать ангажированности, но даже бравировал ею. А тут и начальник Четвёртого отдела тайной полиции группенфюрер Мюллер начал «демонстрировать характер». Скучная жизнь явно не грозила новому шефу РСХА.
Положение Кальтенбруннера несколько облегчало то обстоятельство, что на него «уронил глаз» теперь уже всесильный Мартин Борман заместитель фюрера по партии, начальник канцелярии НСДАП и министр без портфеля. Внимание рейхсляйтера оставляло новоявленному шефу СД некоторую свободу манёвра. Правда, лишь в узком пространстве между интересами обоих могущественных вождей рейха: рейхсляйтером и рейхсфюрером СС. Но это не было маневрированием между Сциллой и Харибдой: только одна из них «заказывала» обергруппенфюрера «к обеду» целиком. Вторая была умнее и умереннее, предпочитая уедать жертву частями и небольно. Поэтому Кальтенбруннер начал однозначно тяготеть ко второй.
Едва усевшись в кресло, обергруппенфюрер сразу же почувствовал острую нехватку лично преданных ему людей. Ну, или хотя бы тех, кому он мог доверять: «высота» и «специфика кресла» вынуждали к тому. Потому что падать оттуда можно было только в никуда. И нуждался он не в «ветеранах движения», а в людях умных, образованных и с положением. Поэтому, хоть и «не от хорошей жизни», но он очень скоро обратил внимание на сотрудника Шестого отдела Вальтера Цорна. Ну, вот, некуда ему было деваться. И, честно говоря, Цорн рассчитывал на это. Засиделся он в столоначальниках, да и «жила» оказалась «неглубокой»: кончалась. Требовался свежий источник: Москва заждалась оригинальной информации.
Однако сам он высовываться и не думал: чревато. И отнюдь не непониманием: усекновением головы. Поэтому, идя «на первое свидание» с новым шефом, Цорн-Браилов терялся в догадках: потеря или приобретение? Вознесут или уронят? «Доработался» или заслужил? Вариантов для будущего было много, а он для них один. Отсюда и такое напряжённое биение мысли, и такая неопределённость в мозгах. Вроде, нигде не наследил, а ощущение такое, словно идут по следу.
Бдительность дело нужное, а в работе разведчика первостепенное. Но сейчас Браилов перебдел. Хотя (это насчёт перебдеть и недобдеть). Что же до Кальтенбруннера Он тоже «соответствовал». Да, по своему характеру обергруппенфюрер был больше склонен к действиям решительным, чем к излишней осторожности: вся его биография свидетельствовала в пользу этого утверждения. Но непродолжительное пребывание в должности шефа РСХА заставило его быть осмотрительнее в поступках и высказываниях, не говоря уже о доверии к незнакомым лицам.
Поэтому, вопреки характеру и горячему желанию, он не сразу вышел на откровенный разговор с разведчиком из конторы Шелленберга, даже с учётом того обстоятельства, что ради этого разговора он и вызвал Цорна к себе. Обергруппенфюрер не мог не принимать во внимание того факта, что Шелленберг, будучи формально подчинённым Кальтенбруннера, явно тяготел к рейсфюреру и пользовался открытой поддержкой того. У шефа РСХА не было уверенности в том, что начальник Шестого отдела так просто согласится расстаться с Цорном. Да и он не знал пока того, насколько сильно Цорн был лично ориентирован на те или иные персоны в руководстве СС.
Это совсем не маловажное обстоятельство, не учитывать которое могли себе позволить только дилетанты, а к их числу Кальтенбруннер не принадлежал. Правда, к их числу не принадлежали и все его коллеги по руководящим креслам, что сильно усложняло его работу.
Поэтому обергруппенфюрер не удовлетворился изучением досье Цорна и сведениями о нём от третьих лиц, и в течение сорока минут общался с кандидатом, тщательно «прощупывая» каждую складку его нутра, не говоря уже об «ингредиентах». И, только убедившись в том, что Цорн является надёжным в представлении Кальтенбруннера человеком, шеф РСХА сделал ему предложение стать офицером для особых поручений при своей особе.