То бурно, то мерно текли мысли августа. Одно в его извилинах-руслах цеплялось за другое, а другое за третье и четвёртое. Пятое и десятое стояло на паузе, ожидая своей очереди. Неожиданно в памяти императора всплыл услышанный им однажды где-то на середине мимолётный (но логически завершённый) спор двух не паркетных, а боевых легионеров:
Всякий порядочный римский гражданин хотя бы раз в неделю ходит в термы. Но самое оптимальное каждый Божий день на несколько часов! говорил коренной римлянин, или, на худой конец, уже не в первом поколении романизированный варвар, своего исконного родства не помнящий.
Моются те, кому лень чесаться! злобно и даже яро парировал северный иноплеменник, видимо, германец на римской службе.
Чувствуется умелая рука! съязвил римлянин (или романизированный).
У меня рука у кого надо рука! Это кисть настоящего воина! На поле боя она, сжатая вместе с оружием в один кулак, колоть не устанет и не перестанет, намекая, что следует заткнуться, потряс тогда мечом-спатой варвар, по виду которого было понятно, что до коренизации и романизации ему отнюдь не рукой подать, а шлёпать и шлёпать пешком, как до Москвы. Варвар на секунду задумался, а потом вдруг выдал, дополняя сам себя: Бани, вино и любовь разрушают телесные силы
Ба! Да ты знаток эпитафий! саркастически восхитился коренной римлянин (или романизированный не в первом поколении). Но это не вся надпись с могильной плиты фаната терм Клавдия Секунда.
А что там дальше? варвара внезапно торкнуло любопытство, что было первым признаком его внутренней, пусть и не осознанной, готовности к коренизации, укоренению и романизации.
А окончание таково: но ведь и жизни-то суть бани, вино и любовьBalnea, vina, venus corrumpunt corpora nostra, sed vitam faciunt balnea, vina, venus! Я бы и от себя кое-что сюда добавил, не помешало бы
Что?
Разрушая телесные силы, бани, вино и любовь укрепляют духовные скрепы
«Я истинный римлянин, хоть и араб! Я люблю чистоту тела и души!» подумал Филипп, вспоминая этот, казалось бы, навсегда забытый эпизод из своей походной и фронтовой жизни.
Итак, решено!
«В частную, именно в частную баню! В родовую семейную! В маленькую! В камерную! В уютную! В душевую эээ в душевную!» императору осталось только выбрать богача-счастливчика, который числился хозяином персональных терм. Владельцев личных бань в Риме были сотни, но счастливчиком, отобранным государем, мог оказаться сегодня лишь один.
Филипп мысленно ткнул пальцем в сенатора Понтия (не Пилата), по слухам, тайного христианина.
Совпадение? Мужчина так не думал, и в этом его августейшее мнение совпало с сенаторским Понтиевым они давно были на связи благодаря посредничеству, скрепам и заступничеству Отацилии.
«Как карта ляжет».
Карта легла прямо здесь и сейчас.
*****
Филипп в предвкушении удовольствия в сопровождении Понтия и пары его рабов-служек расслабленно шагнул в крохотный аподитерий это была не жаркая и в каком-то смысле даже прохладная римская раздевалка. Мужчина скинул тогу и тунику, тут же суетливо и заботливо подхваченные руками одного из двух невольников, который аккуратно сложил одеяние повелителя вчетверо и ловким, годами натренированным движением отправил его в специальную нишу (ровно так же мастерски гладиатор-чемпион отправляет на тот свет плохо подготовленного бойца-аутсайдера, которого не жалко даже его хозяину-ланисте).
Никаких встречающих шеренг из служек, подобно тому, как это произошло в термах Каракаллы, в частной семейной баньке не наблюдалось. Слава Богам и Господу!
В следующую часть терм, сорокаградусный тепидарий, император вошёл в одиночку так ему самому захотелось. Собственно, никто за ним увязаться и не пытался. Даже Понтий понял не стоит, душа августа если и не молит, то просит об одиночестве; не следовало доводить до того, чтобы вскипела и громко бы этого потребовала.
В окружающей атмосфере почти температура человеческого тела. Ну, пусть на три-четыре градуса повыше. Не холодно, но и не так, чтобы жарко.
В тепидарии зависнуть или дальше прошагать?
Филипп призадумался, вспомнил о пустом рте без кусочка сыра и без глотка вина.
Решил, что надолго в тепидарии задерживаться нет смысла не тронный зал.
«Пусть всё будет последовательно. Иду с низких температур на высокие. Иду на вы!» позволил или приказал сам себе Филипп и, как только его тело обвыклось, шустрой мышью юркнул в помещение с температурой на десять градусов повыше в кальдарий.
«Пусть всё будет последовательно. Иду с низких температур на высокие. Иду на вы!» позволил или приказал сам себе Филипп и, как только его тело обвыклось, шустрой мышью юркнул в помещение с температурой на десять градусов повыше в кальдарий.
О, какая тут влажность! Пот то градом, то в три ручья! Благодать! Ещё бы и молоденькую весталку сюда под бочок для полного счастья не помешало, а потом ну, что потом?.. Только не суп с котом! Коты и кошки это не только те животные, которые ловят мышей. Это ещё вольные и священные для каждого римлянина твари! Они вечные спутницы Богини свободы по имени Либертас!.. эээну, не из глубины римских веков, а с тех пор, как Египет стал частью Рима, с тех пор, как был снят запрет на вывоз оттуда кошек в Европу и когда вольная кошка в качестве свиты присоединилась к Небожительнице. В любом случае с кошачьими и из них нельзя делать супы!.. эээ Что-то он сбился с мысли она ведь была о прекрасной весталке. Что же с девой потом сотворить? Да её, эту юную распутницу, к Коллинским воротам отправить! В подземный склеп замуровать бесчестную! Втайне, чтобы никто не увидел и не узнал, где могилка её. Не в жёны же в конце пути брать языческую развратницу в самом-то деле! Поиметь целомудренную святость и до свидания! Идиотом был некогда Гелиогабал! Стоп! Ведь Филипп уже с утра об этом думал! Весталка же вчера под землю заживо гнить отправлена! Или он уже на вторую деву губу раскатал? Размечтался? Нет, нет, ни в коем случае! Нельзя же всех их в ямах замуровать и Рим вовсе без служительниц Богине Весте оставить их всего-то, действующих, шестеро! Это будет уже произволом судьбы! Слишком! Чересчур! Через край!
Император погрузился в горячий бассейн, хотя по размеру это, конечно, была ванна, словно специально подогнанная под Филиппов рост. Мужчина вытянул ноги и его, как обычно, сморило.
Снова грёзы и иллюзии
«Наяву нам, увы, не встречаться с тобою,
Но хотя бы во сне,
По ночам этим чёрным,
Что черны, словно ягоды чёрные тута,
Ты всегда бы являлась ко мне в сновиденьях...»
Отомо Табито
Странный сон снится Филиппу. Будто попал он ко входу то ли сугубо женских терм, то ли общих, но с раздельными часами работы для мужчин и противоположного пола, однако всё равно сейчас тут как раз время, назначенное для помывки и отдыха не ужасной, а, напротив, прекрасной половины римского человечества.
Вдохновляется во сне император, дышит глубоко, свободно полной грудью.
Кровь приходит в движение, её ход по артериям и венам не просто неумолим, но неуклонно ускоряется. Того и гляди, что, как гроздья рябин средь римских равнин, она брызнет изо всех щелей и пор.
Радостно августу и на душе, и ниже пояса.
Грезится владыке Рима, что принимают его в термах не за мужчину, а за достопочтенную матрону, ежедневно хранящую семейный очаг, и требуют за проход внутрь установленную согласно тарифу плату (в разные периоды державной истории посещение терм было то безвозмездным, то дармовым, но именно здесь и сейчас оказалось не бесплатным).
Шта?!!! встаёт Филипп во сне на дыбы (по воде ванны ходят то бурные волны, словно буруны, то круги, то едва заметная рябь).
Того, кого только что признали за простую римскую бабу-хранительницу домашних пенат, тут же идентифицируют как великого мужа в статусе императора, приносят тысячу извинений, каются и пропускают дальше безо всякой мзды или любого иного эквивалента. Готовы даже доплатить, но денег со служителей терм император, на миг возомнивший себя гусаром грядущего, брать гордо и категорически отказывается.
Филипп во сне минует аподитерий-раздевалку и проникает туда, где все женщины, то мелко встряхивая-потрясывая, то крупно потрясая своими прелестями, ходят исключительно без ничего. А если быть точнее и называть вещи своими именами, то в чём мать родила.
Никто не удивляется появлению августа, однако со всех сторон сыплются восторженные (и риторические) вопросы:
А нам что, опять разрешили мыться, не делая различий и не разбирая гендеров?
А разве на это действо были запреты? в отличие от женщин не риторически изумляется император. Я вот со своей супругой Отацилией могу безо всяких разрешений мыться в одном и том же месте и в тот же самый час. И раньше так делал часто. Особенно в медовый месяц. Теперь вот только один сюда пришёл Но я слышал, кстати, от неё же, от жены, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят!