Чаша страданий уже полна была до краев, но это все было только лишь прелюдией. Наступили десять лет тишины в Украине, когда лишь ветер шумел, поглаживая и нагибая ковыльные степи, играя листвой деревьев. Кто слышит, тот мог услышать, как в пространстве и времени наступало время великих битв, которые не шли ни в какое сравнение с теми, что уже отгремели. Украина отдыхала и набиралась сил, чтобы в одно прекрасное мгновенье, когда появится лидер и вожак, вновь вспомнить былое, вновь проявить все самое лучше, что есть в народе, сбросить набрасываемое ярмо и обрести желанную свободу, как бесконечные степи, которым нет ни конца, ни края. Свобода вот, что самое ценное есть у нации. Но не каждый понимает, что же на самом деле такое свобода и что делать, чтобы потом не упустить эту редкую птицу.
Такие мысли приходили мне на ум, когда я слушал, изредка кивая, Якуба. А он уже тогда начал мне рассказывать нехитрую историю своей жизни. Я, слушая его, вдруг неожиданно для себя понял, что, как только явится Горпына, я ее детально расспрошу обо всем. Вот только Горпына с казаками явилась только лишь к вечеру второго дня. Была она молчалива и спокойна, но, судя по взгляду, я понял, что поход удался. Казаки, сопровождавшие Горпыну, все, как один, тоже были вполне удовлетворены походом. Их глаза весело блестели, а в усах пряталась усмешка. Остап, глядя на меня, выразил тогда общее мнение: «Хатынка, что надо. Далековато от здешних мест, но зато ее просто так не найти. Да и не один жить будешь».
Остап усмехался. Я молчал, предчувствуя подковырку. Не стал я тогда расспрашивать что да к чему, дождался утра. Утром за меня взялась Горпына. Взглянув на меня сурово, слегка нахмурила брови, еле заметно закусила губу, уперла руки в боки и в приказном порядке сообщила:
Хватит прохлаждаться. С сегодняшнего дня берешься за себя и лечишься. Травы я уже заварила. Остальное твое дело. Сбор из двенадцати трав. Он придает силу и стабилизирует состояние, выводит застоявшиеся вещества и грязь из организма. И попробуй мне только не пить. Сама проверю.
Минут через пять все на том же столике на веранде передо мной появился дымящийся травный настой в кувшинчике. Настой был прикрыт крышкой, чтобы настоялся. Горпына еще сверху его укутала полотенцем, а сама села напротив меня. Так какое-то время друг напротив друга мы и сидели, поглядывая поверх кувшина. Я молчал, Горпына также первой пока беседу не начинала, предоставляя это сделать мне.
Как поход? Кого видели, где были?
Место тебе готовили. Братьям твоим понравилось. Остап сказал, что и сам бы здесь жил. Места, говорит, чистые, дикие, холмистые, лес и лес, рядом Славута
Вещи теплые, дрова, еда есть?
За это не волнуйся. Все заготовим, чего нет.
Я так понимаю, что в одиночестве время коротать не буду
Я буду к тебе приходить, а на месте помощница моя живет с мужем. Дети у них.
И не боятся одни в глухомани жить?
Да не лесных жителей надо бояться, а людей с недобрыми мыслями. Тебе ли не знать.
Я только лишь вздохнул, вспоминая былое.
Остап с тобой хочет остаться.
У него семья, дети. Пусть к ним отправляется, с ними и зимует в Чигирине.
Он на этот случай вариант подготовил. Будет за тобой Стас приглядывать. Он не женат. Вместе время коротать будете, да и Варваре поможете с Николаем
Что именно? спросил я, понимая, что неспроста Горпына об этом разговор завела.
На месте и разберётесь, ушла от прямого ответа Горпына.
Я же тогда решил беседу на другую тему перевести, которая меня все больше интересовала:
Тут Якуб мне о себе и о тебе кое-что начал рассказывать, но замолчал. Он сказал, что ты, когда вернешься, если настроение будет, то мне кое-что сообщишь о себе и о жизни своей
А что ты хочешь услышать? Жили, как получалось и как могли. Встретились, правда, не так, как обычно, но потом друг другу понравились.
Скрываешь ты от меня правду. Я слушать умею.
Горпына усмехнулась.
Батька, у тебя что ни год, то история. Мою, зачем выслушать хочешь?
Так то казацкие истории, а то казачки. Дед у тебя ведь характерником был.
Горпына замолчала, а потом усмехнулась. Расскажу я тебе, пожалуй, кое-что о себе, но взамен лечиться будешь. Договорились?
Я кивнул.
Что ж, тогда начинай. Трава настоялась. Чашка перед тобой. Пей.
Я не торопясь взялся за горшочек, налил его содержимое в чашку, а потом расположил над ним руку ладонью вниз. Какое-то время я готовил себе зелье, а потом, когда увидел, что необходимая энергетическая работа завершена, сказал:
Горпына замолчала, а потом усмехнулась. Расскажу я тебе, пожалуй, кое-что о себе, но взамен лечиться будешь. Договорились?
Я кивнул.
Что ж, тогда начинай. Трава настоялась. Чашка перед тобой. Пей.
Я не торопясь взялся за горшочек, налил его содержимое в чашку, а потом расположил над ним руку ладонью вниз. Какое-то время я готовил себе зелье, а потом, когда увидел, что необходимая энергетическая работа завершена, сказал:
Чуть остынет и выпью.
Как травушки отведаешь, так рассказ и начну, а пока помолчим
На какое-то время установилась тишина, которую нарушила Горпына, слегка хмурясь:
Лекарь и травник ты знатный, как вижу. Скажи, какие травы в настое использованы?
Девять я знаю, а три не из здешних мест. По энергиям и запаху могу сказать, что из горной местности травы, не из Крыма, скорее всего из Карпат. Эти три травки даже для тамошних мест ценные. Надо места знать, где они растут.
В корень зришь, батька. Три травы из Карпат. Марена, помощница моя, в прошлом году вместе с мужем за ними ходила. А трав в настое всего двенадцать укрепляют они тело, обеспечивают циркуляцию крови и энергии, отходные компоненты и грязь из организма выводя. И сколько, батька, тебе их пить?
Лучше дважды в день утром и вечером по числу трав.
Верно. Двенадцать дней подряд пьешь, а потом столько же перерыв делаешь. Должно легче стать. Силушки наберешься за это время. Правда, для этого надо посмотреть, насколько кувшины сил жизненных энергий у тебя полны, как энергия эта распределяется по энергетической системе. Вижу я, что подтекают твои кувшины, сочится из них энергия. Надо сделать так, чтобы не было такого, иначе травы не помогут
Все ты знаешь.
Сам ты не просмотришь, как следует, что на самом деле с тобой творится. Закрыто это от тебя. Маги против тебя работали. Я же вижу, что не в порядке. Захочешь, тебе скажу, а ты сам после этого думать будешь, что делать. Согласен?
Я кивнул. Горпына слегка прикрыла глаза и сразу же мне выдала, что и по чем. Я слушал ее и понимал: положение мое хуже, чем я думал. Замолчала Горпына, на меня посмотрела оценивающе, как я воспринял то, что услышал, а потом усмехнулась.
Даже и не пошевелился. Я ведь тебе почти что смертный приговор огласила. С такими повреждениями долго не живут.
Если не знают, что делать, дополнил я Горпыну. Жизнь мне мила. Уходить пока не собираюсь. Да и что вслед за тем, как тонкие оболочки и сознание покинут тело? В лучшем случае энергетическая капсула. Там энергии личности и оболочек какое-то время еще могут существовать. Дух же пойдет воплощаться дальше. А следующие воплощения, насколько я знаю и вижу, точно не будут лучше, чем нынешнее. Свет сознания в них будет еще меньше проявлен, а дух еще больше уязвлен.
Ты орий?
Считается, что да, но на самом деле орий только слово. У меня нет соответствующих наработок.
Прибедняешься ты. Воплощения прошлые видел свои?
Я кивнул.
Не все, конечно. Видел и среди ариев, и среди атлантов.
Головушка, как я посмотрю, стойко восприняла видения.
Пока вроде с ума не сошел и не собираюсь.
Сказав эти слова, я обратил внимание на чашку. Пил травный настой я не спеша и маленькими глотками, поглядывая на Горпыну. Она смотрела мимо меня, а как только я осушил чашку до дна, усмехнулась, вздохнула, вспоминая, видимо, что-то давнее, а потом повела рассказ, озаряя взором сознания недавнее прошлое.
Замуж я рано вышла, едва только восемнадцать исполнилось. В Черкассах тогда жила, да не одна. Муж казаком был. Молодой парень, всего двадцать три года ему тогда было. Ребенок у меня был от него. Маруш парень был сильный и умелый, красивый, конечно, статный и высокий. Другие женщины на него частенько заглядывались. Все умел, а что не умел, тому быстро учился. Жили мы с ним душа в душу два года. Мне двадцать лет исполнилось, а казак ушел в поход и не вернулся. Год прошел, у меня ребенок на руках, а любимого все нет. Я уже тогда знала, что случилась с Марушем беда.
Сон мне как-то приснился. Во сне этом я увидела поле боя, на котором лежали тела погибших. Сеча лютая была и не в здешних краях. Летал над полем сокол, взор свой вниз устремляя, как будто что-то высматривал. Недобрый, темный был его взор, как будто искал кого-то среди полегших воинов. Опустился потом сокол на землю и подошел к одному из погибших. Я вначале не разобрала, кто лежит, а потом увидела, что это Маруш. Сокол на него взошел, клюнул один раз в висок, а потом улетел. Я проснулась тогда в холодном поту. Все мне было понятно. Погиб Маруш, но я не верила в это, плакала поначалу, а потом поняла, что слезами делу не поможешь. С конца лета к зиме начала готовиться. Мне бы помогли знакомые да родичи, но все равно, один годок можно было так прожить, а там надо было что-то думать. Как без мужчины? А никак, к тому же с ребенком на руках вдвойне тяжело.