Много позднее, вспоминая бабушкины рассказы и занимаясь профессионально историей как наукой, прочитав документы той эпохи, лучше понял почему- нас детей первыми сажали за тесноватый обеденный стол на маленькой кухоньке, где всегда было обязательно что- то вкусное приготовленное матерью щедро и с избытком разложенное на тарелки. Сначала вдоволь ели мы, а потом садились родители, которые укоряли нас что мы плохо едим и оставляем «кусаники» так они называли недоеденный хлеб и всё недоеденное нами. Все недоеденное отец сгружал в свою тарелку и всё, наложенное сверх меры нам, доедал отец когда мы исчезали из кухни и на упреки матери, что всего вдосталь, как- то по особому смотрел на неё и ничего не говорил сметая правой рукой в левую ладонь крошки хлеба
со стола и бережно отправляя их в рот. Мать тоже прошла через тот страшный голодный год в Башкирии и в урожайной в обычные годы Черниговке, с матерь и вдовой, оставшимися от деда семью сиротами. Она с братьями и сестрами тоже хлебнула лиха сверх меры. Спасителем оказался умерший в 1927 году дед оставивший наследство. Зажиточный дом заполненный множеством вещей- нужных, ценны, памятных. Сначала, избавились от них. Последними, перешли в чужие руки золотые и серебряные Георгиевские кресты моего деда, оказавшимися лишними при советской власти, за которые при царе вдове платили бы приличную пенсию. Эта память о мужестве деда и многочисленные подарки от общества герою войны в виде ценных икон, редких книг, золотой юбилейной медали в честь столетнего юбилея полка и подношений по этому случаю из рук императрицы были обменяны в городе на толкучке на продукты, которые и спасли семью, но все наследство деда, включая и дом перешло в чужие руки. Мои внуки, сейчас, при всеобщем магазинном изобилии с непониманием смотрят на меня, когда я призываю их съедать всё до крошки и сметаю крошки со стола не тряпкой, а рукой в левую ладонь и отправляю в свой рот. Я тоже в раннем детстве знал, что такое- требующий пищи живот.
Отец, на время отпущенный из армии чтоб заняться увеличившейся до пяти человек семьёй с четырьмя иждивенцами, устроился учетчиком в местном колхозе и с утра до ночи мотался, без праздников и выходных дней, чаще всего пешком, по обширным полям с двухметровым аршином для замеров выполненных работ и нехитрой бухгалтерией в офицерской сумке висящей через плечо на левом боку. Денег за эту маяту по жаре, в дождь по грязи и осеню по холодку и на ветру не платили. Заработок начисляли трудоднями, где часы работы не учитывались. За день труда начисляли натуральную оплату продуктами. По итогам года начислено было четыреста граммов пшена за один трудодень. Все иные продукты должны были являться из личного подворья, на котором не было ни коровы, ни свиньи, зато кормил огород, где гнула спину мать, которая не могла оставить ни на минуту троих сорванцов мал мала меньше. Вскоре отца неожиданно для нас отозвали из временного отпуска и мы всей семьёй отправились по новому месту службы отца в Оренбургскую область, на место, которое отец знал по годам войны- Тоцкие военные лагеря- самые крупные и в царской России и в Советском Союзе. Война, вообще, перевернула всю жизнь отца и определила его судьбу, занеся в Башкирию, где он нашёл свою суженую и после войны создал семью, так и оставшись здесь со своим своеобразным говором-смесью русского и малороссийского языка расцвеченного особым «гаканьем».
С началом войны в 1941 году, украинский землероб дедушка Николай, был призван в армию и сразу попал на фронт, а отец со старшим братом как военнообязанные без военной подготовки отправлены в тыл для обучения. Отец, как имеющий школьное образование, был направлен в Краснохолмское пехотное училище после окончания которого направлен для обучения солдат пополнявших армию в качестве офицера- инструктора, и, вот, он опять, но уже не молодой, обремененный семьёй, вернулся туда где начиналась его служба, до боли знакомые и описанные великим писателем России Виктором Астафьевым в романе о войне» Прокляты и убиты». Отец всю жизнь гордился тем, что подготовил в тяжелейших условиях множество бойцов среди которых был и не безызвестный Александр Матросов. Но он и представить не мог, в каких событиях и в каком единственном бою, ему придется участвовать. В 1954 году, вновь вернувшийся на службу, вместе с семьёй оказался в Оренбургской степи, в крупнейшем с царских времён Тоцком военном лагере, Сюда вместе с отцом по приказу с самого верха прибыли дополнительно сорок тысяч военнослужащих, которые в открытом поле на месте предстоящих военных учений рыли окопы, строили укрепления, в изнеможении, в сумасшедшем темпе проводили учения отрабатывая навыки невиданного ранее боя с применением особых мер безопасности. За короткое время быстро промелькнувшего лета солдаты износили три комплект полевой армейской формы расползавшейся от пота и тяжелого учебного труда и две пары сапог. В это время шел уже четвёртый год войны в Корее. Началась она как гражданская, внутри корейская, но в которую втянулись десятки стран под флагом ООН и под руководством американцев, а на стороне северокорейского коммунистического режима сражалось пятьсот тысяч китайцев, а так же летчики и военные специалисты из Советского Союза. Американские генералы, не имея успехов на полях сражений, широко применяли бомбардировки, но несли большие потери от советских лётчиков и зенитчиков, требовали от своего президента, бывшего командующим американскими войсками в Европе во время Второй мировой войны, награжденного Сталиным советским «Орденом Победы», применить против упорных, неподдающихся корейцев потерявших около трёх миллионов воинов и мирных жителей, атомные бомбы. Вождь страны -Сталин не препятствовал возникновению конфликта и проверял на прочность американцев, имея свои планы на этот счёт. Эти далекие от нас события, оказалось, напрямую затронули и нас.
Отец, на время отпущенный из армии чтоб заняться увеличившейся до пяти человек семьёй с четырьмя иждивенцами, устроился учетчиком в местном колхозе и с утра до ночи мотался, без праздников и выходных дней, чаще всего пешком, по обширным полям с двухметровым аршином для замеров выполненных работ и нехитрой бухгалтерией в офицерской сумке висящей через плечо на левом боку. Денег за эту маяту по жаре, в дождь по грязи и осеню по холодку и на ветру не платили. Заработок начисляли трудоднями, где часы работы не учитывались. За день труда начисляли натуральную оплату продуктами. По итогам года начислено было четыреста граммов пшена за один трудодень. Все иные продукты должны были являться из личного подворья, на котором не было ни коровы, ни свиньи, зато кормил огород, где гнула спину мать, которая не могла оставить ни на минуту троих сорванцов мал мала меньше. Вскоре отца неожиданно для нас отозвали из временного отпуска и мы всей семьёй отправились по новому месту службы отца в Оренбургскую область, на место, которое отец знал по годам войны- Тоцкие военные лагеря- самые крупные и в царской России и в Советском Союзе. Война, вообще, перевернула всю жизнь отца и определила его судьбу, занеся в Башкирию, где он нашёл свою суженую и после войны создал семью, так и оставшись здесь со своим своеобразным говором-смесью русского и малороссийского языка расцвеченного особым «гаканьем».
С началом войны в 1941 году, украинский землероб дедушка Николай, был призван в армию и сразу попал на фронт, а отец со старшим братом как военнообязанные без военной подготовки отправлены в тыл для обучения. Отец, как имеющий школьное образование, был направлен в Краснохолмское пехотное училище после окончания которого направлен для обучения солдат пополнявших армию в качестве офицера- инструктора, и, вот, он опять, но уже не молодой, обремененный семьёй, вернулся туда где начиналась его служба, до боли знакомые и описанные великим писателем России Виктором Астафьевым в романе о войне» Прокляты и убиты». Отец всю жизнь гордился тем, что подготовил в тяжелейших условиях множество бойцов среди которых был и не безызвестный Александр Матросов. Но он и представить не мог, в каких событиях и в каком единственном бою, ему придется участвовать. В 1954 году, вновь вернувшийся на службу, вместе с семьёй оказался в Оренбургской степи, в крупнейшем с царских времён Тоцком военном лагере, Сюда вместе с отцом по приказу с самого верха прибыли дополнительно сорок тысяч военнослужащих, которые в открытом поле на месте предстоящих военных учений рыли окопы, строили укрепления, в изнеможении, в сумасшедшем темпе проводили учения отрабатывая навыки невиданного ранее боя с применением особых мер безопасности. За короткое время быстро промелькнувшего лета солдаты износили три комплект полевой армейской формы расползавшейся от пота и тяжелого учебного труда и две пары сапог. В это время шел уже четвёртый год войны в Корее. Началась она как гражданская, внутри корейская, но в которую втянулись десятки стран под флагом ООН и под руководством американцев, а на стороне северокорейского коммунистического режима сражалось пятьсот тысяч китайцев, а так же летчики и военные специалисты из Советского Союза. Американские генералы, не имея успехов на полях сражений, широко применяли бомбардировки, но несли большие потери от советских лётчиков и зенитчиков, требовали от своего президента, бывшего командующим американскими войсками в Европе во время Второй мировой войны, награжденного Сталиным советским «Орденом Победы», применить против упорных, неподдающихся корейцев потерявших около трёх миллионов воинов и мирных жителей, атомные бомбы. Вождь страны -Сталин не препятствовал возникновению конфликта и проверял на прочность американцев, имея свои планы на этот счёт. Эти далекие от нас события, оказалось, напрямую затронули и нас.
Плоская, как лист бумажный, степь Оренбуржья стала нашим временным пристанищем накануне значимых перемен. Она будет распахана тракторами, где на целине новые власти, сменившие на вершине прославленного казалось бы вечного вождя всех трудящихся, будут ждать великих урожаев, а пока там готовились собирать другой урожай. Туда, с ещё не залечившей раны войны Украины, в числе первых освоителей целины приедет младший брат отца и там же отцу суждено было вступить в единственный страшный бой, который по оценкам историков и политиков, остановил грозившую начаться термоядерную войну. Весной степь при ярком солнце слепила изумрудной травой, а позднее, там где не была распаханной, становилась белой колышущейся на ветру простыней буйно разросшегося ковыля. Бескрайняя снежная гладь, свистящий как разбойник ветер, гонящий поземку по полям как волны по морю все это часть южно-уральской зимы. Летом жара иссушала землю впитавшую снежные барханы, превращая ее в обжигающую пыль, которую ветер гнал по земле как тучи. Если потревожить верхний слой дерна плугом и на поле не успеют взойти новые густые всходы. Ветер свободно гуляет по степи, перемещая валы снега, занося все, что хоть чуть-чуть возвышалось над землей и становилось преградой для снежных валов. Поскольку, отец прибыл по спешному призыву, обременённый тремя мальцами, то было выделено жильё. Полигон, где предстояло провести учебный бой, находился в отдалении от небольшого военного поселения для семейных офицеров. Предоставленное жилище представляло собой вросший в землю сруб с двумя окнами в комнате и небольшой кухней. Половые доски лежали чуть приподнятые над землей, беленая печь и минимум мебели дополняли внутреннее убранство. Одно важное достоинство в доме зимой было тепло. Скорее всего- это жилье предназначалось для временного проживания и меняло хозяев. Ни забора, ни огорода не предвиделось и в памяти мало что осталось, потому что и мы здесь ненадолго задержались. Вскоре пришлось отправиться к новому месту службы отца за тридевять земель. Отец никогда не вспоминал этого кратковременного пребывания в знакомых по годам войны местах. Мне пришлось посетить их сорок лет спустя, когда, работая в школе в качестве военного руководителя для переаттестации и повышения квалификации попал в Тоцкие лагеря и снова увидел поразившую меня ковыльную степь- такую же бескрайнюю, плоскую и пыльную, продуваемую ветрами, в значительной мере распаханную и сияющую на солнце цветом золота от колосящихся бескрайних полей пшеницы. Тогда же я узнал, что пришлось почувствовать командиру пулеметного взвода, то есть моему отцу, вместе с сорокатысячной армией, разделённой на военных картах на «красных» и «синих». Учебный бой наблюдал глава государства, сменивший усатого горца у руля громадной страны разгромившей фашизм и ведущей, как гласили газеты и призывали плакаты, все прогрессивное человечество в светлое будущее, которое для меня тогда выражалось просто в том, что и сам улыбающийся с плакатов круглолицый Никита Сергеевич Хрущёв, двинувший сотни тысяч людей поднимать целину, строить заводы -гиганты, штурмовать космос, выразил для советского, народа в виде данного им простецкого, мужицкого определения строящегося коммунизма:" Каждый день можно есть блины с маслом». До блинов было еще далеко, а вот бой, на который явились представители братских стран, два маршала из Монголии и Китая, все советские маршалы, прошедшие суровую школу мировой войны, во главе с маршалом Победы Георгием Жуковым наблюдали невиданное сражение. Наблюдал его и создатель атомной бомбы академик Курчатов вместе со своими коллегами. Кинодокументалисты зафиксировали многие перепитии этого боя и тоже получили свою дозу радиации. Это был первый и единственный в истории вооруженных сил России учебный бой, с реальным использований ядерного оружия на поле сражения. «Синие» и «красные» на картах в отчетах значились как «западные» и» восточные». В чей состав входил мой отец узнать из за секретности не удастся. За три часа до взрыва население, приближенное к полю боя и находящемуся в радиусе двенадцати километров, без всякого объяснения, было эвакуировано в укрытия и, за десять минут до взрыва, уложено в укрытиях на землю вниз лицом. Нам же, жившим немного подальше, повелели покинуть дома и лечь подальше от них на землю. Скот был заперт в сараи. За пять дней до учений отец расписался в том, что он знает как вести себя во время учений, где находиться, а так же дал подписку о неразглашении военной тайны.