На момент нашего повествования Дарья лежала в роддоме, готовясь осчастливить мир вторжением в него ещё одного Романовича. Молодцы-сорванцы по причинам разных мелких болезней гостили с пятницы у бабушки в городе. (Роман только-только вернулся от них устроил им Новогодний праздник, уложил спать и, посетив Дарью, отправился охранять дом).
И вот Хозяин наслаждался тишиной, столь редкой для этого дома, и покоем не менее редким. Как однажды сказал Ким, глядя на закат за Обью, «Хорошо, когда светит солнце и не бомбят». Роман ощутил это только теперь на два дня в доме был объявлен мораторий на детский визг и пиление Дарьи. Это был первый Новый год, который Роман Сергеевич мог со спокойной душой праздновать с друзьями по оружию.
* * *
Натаскав собаке полную будку соломы, Роман поспешил вернуться на кухню. И как раз вовремя чайник кипел вовсю! Выключив газ, хозяин достал из шкафа новую пачку заварки, распечатал её (это была, конечно же, «Принцесса Канди» за 5.40), потом достал из стола изящную серебряную ложечку со следами засохшего паштета, скептически осмотрев её, тщательно вытер рукавом рубахи и только после этой процедуры залез ею в благоухающее лоно «Принцессы Канди». В огромный глиняный стакан, сделанный им самолично в бурные дни увлечения гончарным ремеслом, он насыпал ровно три ложечки чаю, потом задумался и загрузил ещё пять ложечек. На полированной глади стакана от руки был нацарапан знак Тельца , которого раньше вроде бы тут не было. Роман, прищурившись, попробовал отскоблить его ногтём, но тщетно. «Кто бы это мог испохабить стаканчик? Кимовские штучки», подумалось, словно сквозь дремоту. Из горячего чайника поднимался пар, обволакивая лицо причудливым танцем мгновенно меняющихся цветков. Сразу потянуло в сон.
Зачем нам бежа-а-ть, тихонько напевал хозяин, наливая в стакан кипятку. За этой неторопливой манипуляцией его застал оглушительный треск из динамика «Маяка», ознаменовавший собой воскрешение радиоточки после вчерашней бури. Матерясь на весь первый этаж, Роман устремился к раковине, остудить ошпаренную руку. Фамилия изобретателя Попова доносилась из ванной вперемежку с грохотом падающих тазов, но, разумеется, она упоминалась отнюдь не в связи с курсом физики слабых токов.
После многочасовой спячки радиостанция «Маяк» орала на весь дом:
«под кожу человека, а ещё через 10-12 лет компьютер будет вырабатываться
железами внутренней секреции, что и послужит толчком к тотальной киборгизации человечества. Преимущества такой эволюции неоспоримы »
Из ванной донёсся голос Романа:
Киборгизация, бл. Изобретатели хреновы
Ведущий, однако, не растерялся и продолжил как ни бывало:
« можем ли мы с уверенностью говорить о бессмертии человечества уже сейчас? Да, можем. Компьютерная техника уже в недалёком будущем сделает миф о духовном возрождении человека реальностью. Но готовы ли наши простые граждане к такому виртуальному, я бы сказал, преобразованию? Нет, не готовы. И по какой причине? А вот об этом мы поговорим после короткой рекламы».
Роман с угрюмым видом вошёл на кухню и хотел уж было сесть послушать, но его рука, надрессированная на слово «реклама», автоматически легла на регулятор громкости и неосознанно увернула звук. Тишина нависла как-то чересчур внезапно. Хозяин подошёл к столу и минуты две смотрел на лужу воды, неторопливо стекающую со стола на пол. Этот древний символ, казалось, подтвердил его худшие опасения. Но что это были за опасения, не знал даже он сам. Какие-то упущенные возможности, предчувствие будущего трудно сказать, что это было, просто что-то звякнуло в колокольчик в его внутренней двери, так, едва слышно, словно кто-то робкий и продрогший от непогоды, измученный долгим странствием просился переночевать. Дверь слегка приоткрылась, но за ней стояла такая страшная ночь, такая пугающая, так близко напоминающая сумерки смерти, что дрожь пронеслась по всему телу, и дверь с грохотом захлопнулась перед самым лицом испуганного пилигрима. Он понимающе усмехнулся и побрёл себе дальше, и ночь, так испугавшая хозяев, как преданный пёс, всё путалась у него под ногами.
Киборгизация, пробормотал Роман, почесав бороду, а потом, словно вернувшись к реальности, вспомнил: Э, да я же чай хотел пить!
Вскоре со стола было вытерто, чай заварен, а смертоносный «Маяк» навеки обесточен. Хозяин облегчённо вздохнул и хлебнул из горячей кружки. Где-то наверху часы пробили десять.
Киборгизация, пробормотал Роман, почесав бороду, а потом, словно вернувшись к реальности, вспомнил: Э, да я же чай хотел пить!
Вскоре со стола было вытерто, чай заварен, а смертоносный «Маяк» навеки обесточен. Хозяин облегчённо вздохнул и хлебнул из горячей кружки. Где-то наверху часы пробили десять.
Зачем нам бежа-а-ть, тихонько напевал Роман, за семь синих море-э-эй Да-а, а ведь погода-то портится.
За окном и вправду творилось что-то невероятное. Только что из-за деревьев украдкой выглядывал месяц, а теперь вдруг разом стемнело и пропали даже самые яркие звёзды.
Как бы, того гляди, метель не разыгралась, озабоченно пробормотал хозяин, прихлёбывая из кружки. Словно в подтверждение его слов, потихоньку начал завывать ветер. Через минуту стеной повалил снег, и началась метель. Роман поднялся с табуретки и выключил свет. Теперь можно было поглядеть на разыгравшуюся бурю за окном и поразмыслить в темноте, придут гости в такую погоду или не придут.
А вверху на крыше, на самом краешке трубы сидели Ведьма и Тролль. Они любовались на своё произведение и переводили дух перед тем, как вернуться в дом. Тролль был рад как никогда: будка Шарика вместе с самим Шариком была погребена под полутораметровым слоем снега.
Теперь-то он точно околеет, облегчённо вздохнул Тролль. Он был весь в снегу и сосульках с ног до головы. Его чёрные смёрзшиеся пряди развевались на ветру и звенели, как детский металлофон.
* * *
Они очутились в комнате как раз в тот самый момент, когда за дверью раздались шаги, и голос Романа ещё издали провозгласил: «Иду-иду!» В каминной комнате звенел телефон.
Проклятье, процедил сквозь зубы Тролль и с недовольным видом стал залазить под кровать. Не дадут отогреться спокойно!
Ведьма успела-таки швырнуть в угол метлу, а когда хозяин уже распахивал дверь, она тенью метнулась к вешалкам и обратилась чёрной шалью. Роман вбежал в комнату и схватил телефон:
Да, алло, я слушаю! О-о-о! Сколько лет, сколько Ну, ты как там? А-а. А чё так? У-у О-о Ясно. Да чё я? Вот сижу, жду их. Ну, а кого ещё? Когда-когда? После одиннадцати только подойдут? А чё так поздно-то? Ну ну, ладно, даже романтично, в каком-то смысле, вся ночь впереди, кстати с наступающим тебя! Да угу и тебе, и Светику, всем здоровья, бодрого президентствования и (начинает громко хохотать). Ладно! Дедом Морозом? Под стол? Нет уж, ты ведь знаешь я слишком изнежен для этого. Кстати да, там такой морозина! Да какая ёлка! У себя в зале нарядили, да а на городскую Не, не Дом надо сторожить, какие тут ёлки Сижу, баню топлю, вот, котов кормлю, кроликов Конечно! Но всё равно дома сидеть уж невмоготу, мож сбегаю за пивом, разомнусь на полчасика. Тем более, если они только после одиннадцати подойдут Да как обычно, культурная программа: баня, концертик и всё такое Слышь, Геш, это не ты у меня в прошлый раз сумку оставил? Чёрная. Ну, понятно. Значит Фёдор. Он у меня чё только не терял! А ты-то чё, завтра заедешь? Ну, после, хотя бы В выходные с «Моторного» автобус идёт, а в будни Нет, в будни с «Октября» в обычные по старому, с «Октября».э Кто? А-а Да можно и послезавтра. Послезавтра тоже культурная программа Ну, и что? Зачем, можно и к Оби Ну, смотрите там сами. Да. Завтра ещё лучше. Подъезжай завтра! Ничего не знаю! Завтра жратвы ещё будет полно, вина полный таз Ладно, давай к двум Ага Ну, окей Если не забуду, то Ну, давайте там Ага Чао Конец связи.
Роман положил трубку и встал с кровати. Почесал бороду и чему-то усмехнулся про себя. Сделал шаг, другой и тут ему показалось, что на полу вода. Она была перемешана со снегом и, казалось, шла из-под кровати, на которой он только что сидел, болтая по телефону. Роман присел на корточки и, кряхтя, с недовольным видом заглянул под кровать.
Ах, вот кто здесь! воскликнул он и вытащил на свет мокрого, продрогшего, всего в сосульках своего любимого Чёрного Кота.
4 -
В половине одиннадцатого во всём посёлке отрубили свет. За окном по-прежнему плясала метель, в огромном доме стало темно и жутко. Знакомые вещи и предметы наполнились таинственным смыслом и зажили своей ночной непостижимой жизнью. Стулья заскрипели громче и жалостливей, как раненные звери, ложки и тарелки норовили звякнуть и выпасть из рук, а звук шагов, чего вроде бы и не было днём, эхом разносился в пустом доме, как в лабиринте старинного замка. С выцветших портретов давно умершие люди многозначительно хмурились и заглядывали в комнату, проверяя, на месте ли старые вещи. На улице дрожали и гудели провода, будто силились исполнить забытый боевой гимн.