Шимшон - Дан Берг 3 стр.


 А я бы уточнил,  вмешался Пахдиэль,  не с младых ногтей, а с колыбели!


 Да разве благочестивый вырастет в Цоре, обдуваемой окаянства ветром из соседней языческой Тимнаты?  усмехнулся Второй.


 Праведность не средой внушается, а наследуется!  провозгласил Первый,  нужно даровать младенца богобоязненной бездетной чете.


 А многодетная семья чем уступит?  ехидно спросил Второй.


 Бесплодные родители будут безмерно благодарны Господу за ниспосланное благо, и все силы положат, дабы воспитать Ему достойного адепта,  с важностью ответил Первый и поймал на себе уважительный взгляд Пахдиэля.


 Внушением не одолеть жестоковыйность. Зубы сломаешь о твердокаменную природу людей. Вождь человек, значит, не без изъяна, который рано или поздно грехом обернется. И недруги радостно поставят лыко в строку, и опорочат и низложат наставника!  провозгласил Второй.


 По-твоему, нет никакого средства?  осторожно спросил Пахдиэль.


 Есть средство! Железо, то бишь оружие. Сплотиться, учиться воевать и давать отпор!


Во мнениях обоих советников я нахожу плодоносные зерна,  подумал Пахдиэль и остановил диспут. Теперь ему предстояло все взвесить и принять решение. Несомненно одно надо спускаться на землю. Ангел поднес разгоряченным полемикой друзьям чаши с прохладной водой из реки Пишон, сердечно поблагодарил их, и отпустил восвояси. Наблюдая, как они продолжают спор на ходу, принялся обмозговывать план действий.

***

Сквозь туман послепиршественного утра пробивались лучи сладких воспоминаний о ночи любви. К полудню Маноах собрался с силами и отправился в поле, прихватив с собой деревянные орудия землепашца. Флалита уселась на сруб, накануне служивший мужу местом ожидания и отдохновения, и принялась доить заждавшихся коз. Рабов и наемников отправила на заготовку хвороста.


Тут случилось невиданное прежде. Солнце погасло, но за тучи не спряталось, небо почернело, но звезды не вспыхнули. Сверху вниз ринулся ярый смерч и, достигнув тверди, пропал. Светило опять засияло, и купол над землей вновь заголубел.


Перед Флалитой стоял человек должно быть, вихрь принес его. Она разглядела крылья, которые тот старался спрятать под широким плащом.


 Кто ты и откуда?  спросила испуганная Флалита и подумала, что незнакомец сей явился с неба. Уж не гонец ли Божий?


 Женщина!  не ответив на вопрос, напыщенно проговорил пришелец,  ты бесплодна и не рожаешь!


 Я не могу зачать


 Ты зачнешь и родишь сына!


Флалита зарыдала, бросилась в ноги доброму вестнику уверилась, что явился ей ангел Господень. Сквозь слезы восторга она бормотала слова благодарности, но вновь услыхала категоричную речь


 Однако берегись, женщина уничтожь идолов в доме твоем! И не пей вина, и не ешь нечистого!


 Я ела печень зайца Согрешила


 Это в прошлом. Бритва век не коснется волос сына, ибо назиром Божьим назначено быть ему, и от самого чрева твоего блюди святость чада. Он спасет народ Израилев от руки филистимлян.


Только смолк голос, как вновь закружил ветра столб и подхватил человека в плаще и унес на небеса.


Вожделенное свершилось, да так внезапно, точно обухом по темени! Флалита сидела ошеломленная: верить ли? Разумеется! Изумление начало веры.


То ангел пророчил мне,  бушевали мысли в голове ее,  не простой человек, не обманщик, не насмешник Бога посланец! О, как огромна радость! Родится у нас дитя сын! Как велика честь! Воздаяние за праведную жизнь? Нет, пожалуй. Ведь дети любви сверкающий оттиск! Кто, как не мы с Маноахом, награды достойны живем нестареющею страстью, негу ее вкушая!


Славная будущность чаду уготована. А мне выпало произвести на свет спасителя народного как я горда! И Маноах благословит семьи великость. Однако чьим станет сын? Отца с матерью? Или небесам назначен будет? Родителям отдаст лишь узкий краешек сердца своего? Нищенское счастье для троих

Впрочем, ярмо назира гнетет умеренно не пить вина, не стричь волос и мертвых не касаться. На любовь запрет не наложен вот главное. Ах, глупая! Наконец-то в печаль нашу солнце ворвалось, а я тень ищу!


Маноах вернулся с поля. Флалита кинулась ему на шею, плача от радости. Угомонившись, рассказала мужу, что было, что слышала, что говорила, что думала. Слезы высохли, и Флалита уставилась на Маноаха сияющими глазами и ждала ликования в ответ.

***

Выслушав жену, Маноах придал лицу блаженное выражение и долго сохранял его, погрузившись в размышления и пробиваясь к сути и подоплеке новых счастливых и, возможно, скандальных обстоятельств. Не проронил ни слова, однако: сомневаешься молчи! Темны пути мужского постижения вещей.


Неужто настанет конец одиночеству нашему, и мой род не умрет со мною вместе, и на Флалиту такая же благодать снизойдет? Огромная радость!  думал Маноах,  но как странно случившееся! Ангел слетел на землю? С какого неба? Воображению моему не под силу усвоить диковинное. Ни скитания, ни труд крестьянский не приучают к вере в чудеса. А женщины доверчивы. Я не таков.


Позор мне подозревать супругу. А разъяснить дело надо. Почему доброхот пришел к жене, а не к мужу? Неслыханно! Хотя, если он и впрямь небесной крови, то не диво, что кинулся к Флалите, уроженке колена богоугодного. Или виновником бездетности он мнит меня и потому избегает, гордость мою щадя? Мол, не взял вторую жену, не доказал свою силу!


А, может?.. Нет, нет, прочь дурные мысли! Зря я терзаюсь. Богу нужен человек благочестивый, назир. Что придет в голову ангелу? Ясное дело найти праведную бездетную чету: святость дитя унаследует, а уж благодарные отец с матерью уберегут сына от греховных соблазнов.


А все же, чье семя? Мое? Мнимого небес посланца? Еще кого-то? Жаль, не припомню, когда в последний раз у Флалиты было обычное у женщин. Спрашивать не стану, чтоб не почуяла недоверия. Хватит голову ломать. Я должен свести знакомство с этим ангелом Господним, и дело разъяснится!


Маноах стал горячо молиться Богу, просил вновь прислать того пророка, чтоб научил, как чадо для высокой цели правильно растить. И пусть бы говорил Его гонец не только с Флалитой, но и с ним тоже. Думал про себя: Женский ум хорошо, а мужской добавить каши не перемаслишь!


И услышал Господь голос Маноаха. И вот, во второй раз явился ангел к Флалите. Она чутьем понимала тревогу мужа, и потому, как завидела посланца небес, бросилась за Маноахом.


 Это ты говорил с сей женщиной, моею женой?  спросил Маноах, глядя на пришельца испытующим, внешне твердым, но полным скрытого страха взглядом.


 Я!  прозвучал отчасти дерзкий ответ.


 Да сбудется слово твое, что жене сказано. Укажи, как поднимать дитя.


 Господом назначен сын твой искоренять злое в сердце народа, и спасет он единоверцев от руки филистимлян. Назиром воспитай чадо чтоб вина не пил, волос не стриг и мертвых сторонился. Он под моим призором будет.


 О, какую благодарность мне изобрести? Погоди, изжарю козленка!


 Не стану трапезничать с тобой, ибо безвозмездно пророчество. Лучше принеси Богу жертву всесожжения.


 Откройся, как звать тебя. Чтить станем, лишь сбудется предсказанное!


 Что в имени тебе моем?  горделиво воскликнул ангел и растворился в воздухе.


Не медля, Маноах устроил жертвенник на скале, огонь поглотил козленка, и пламя вознеслось к небу это Бог подал знак, что одобрил подношение. Мужчина и женщина пали лицом на землю.


Пропали сомнения Маноаха посланником Всевышнего был незнакомец: неприступен, имя не открыл, трапезничать не стал, и, главное, принесенная по его указке жертва принята Богом. Взяв всё это в соображение, бледный от страха Маноах заявил Флалите, что они сейчас умрут, ибо видели посредника Господня. Но жена успокоила мужа не смерть, а жизнь впереди, иначе как осуществится задуманное Богом?


Маноах окончательно уверился в честности Флалиты, но крошечное терние ревности осталось в сердце навсегда как беспокойство от зажившей раны.

Глава 3 Становление

По слову ангела Господня понесла Флалита. Пока тяжелая была, не брала в рот ни ягод виноградных, ни вина и ни сока из них. И всякую пищу некошерную нечистую, как назвал ее посланец Божий запретила в дом вносить. Разрешившись от бремени, продолжила блюсти строгость новой жизни и того же добилась от супруга и, впоследствии, от сына.


Исполняя веление ангела, жена привела мужа в молельную комнату и указала перстом на клок высохшего сена в углу. Маноах понял без слов. Он отодвинул солому, поднял с полу двух деревянных идолов и уставился на них скорбным взором. Неизбежно расстаться с памятью прошлого. Цена обретения отречение. Сочтем новое великим, а старое никчемным и смирим боль перерождения. Собственной рукою Маноах швырнул деревяшки в огонь.

Назад Дальше