Я была медведицей в берлоге, отвечала я ему.
Ты же могла замёрзнуть, сказал он.
Медведи в берлогах не замерзают, весело ответила я.
Но ты не медведь, не согласился он.
Я одета не хуже и куртка и свитер. Вот если бы была без куртки или без одежды могла бы замёрзнуть, а так нет.
Ну, тебя не переспорить, сказал Юрик.
И он повёл меня домой и уложил в кровать. Сам тоже уснул на своей. Когда мы проснулись было уже темно.
Мы поняли, что проснулись от голода. Юрик уже не надеялся на свою «самостоятельность» магазины в посёлке точно были, наверное, закрыты.
Так и подохнем, сказал Юрик мрачно.
Так и «подохнем», подхватила я не очень знакомое слово: дохлый для меня означало «худой», «тощий», но никак не «мёртвый».
Пойди к Сашке, и попроси чего-нибудь поесть, сказал он.
Какой хитрый! Сам и иди, и проси, не сдавалась я.
Так мы немного спорили, кто из нас решил «жить самостоятельно» в отдельной комнате. Или я не желала, чтобы мной командовала тётенька, как Мама, или Юрик, чтобы ходить в наливайку, под предлогом ходить в магазин. В итоге пошли вместе. В комнате Сашки было пусто. Мы полезли наверх, в «мастерскую художника». Сашка возилась с картинами.
Чего вам? строго спросила она с серьёзным лицом, а то всё смеялась, а тут лицо строгое и серьёзное через-чур.
Мы молчали.
Ну, чего вам? спросила она помягче.
Ребёнок умирает с голоду, выпалил Юрик.
Мы долго ничего не ели, пояснила я.
Сашка опять присела на корточки и принялась хохотать.
Оболтусы, настоящие оболтусы!
Наконец она спустилась вниз и разожгла печку. Очень быстро начистила картошку и поставила варить. Она поставила на стол: хлеб, огурцы, селёдку, лук Зелёный лук. Про него она сказала, что выращивает его сама там наверху, в мастерской.
Вскоре всё было готово. Вот это была еда!!! В своей жизни я не ела ничего вкусней. А потом мы пели песни. Какие-то новые хорошие песни:
Листья желтые над городом кружатся
ночью Юрик опять исчезал. А я только подумала, что «надо проследить», как быстро сморил меня сон опять.
Прошло уже кажется много дней. Жилось нам очень хорошо. Мы очень подружились с Сашкой. Я уже здорово каталась на лыжах с горы. Иногда мы с Сашкой выходили вдвоём кататься, оставляя Юрика досыпать в постели.
Беспокоило меня только одно: куда же Юрик ходит по ночам, всё-таки? Я решила проследить за ним и легла спать одетая. Среди ночи я проснулась. Юрика в комнате не было. Из соседней комнаты раздавался смех. Осторожно я открыла дверь.
Не включай свет, услышала я Сашкин голос, иди сюда.
Я пошла на голос. Сашка сидела на столе и смотрела в окно.
Влезай, она подвинулась.
Я залезла через стул на стол к окну.
Делай себе окошечко.
Я подышала на замёрзшее стекло и увидела Юрика во дворе. Он надевал лыжи.
Так вот куда он ходит по ночам, поняла я.
Каждую ночь помираю от смеха, сказала Сашка, пойдём одеваться, проследим.
Мы быстро оделись, вышли на улицу, прикрепили лыжи и пошли за Юриком. Луна светила вовсю, светло было почти как днём, снег отражал свет. Снег был голубоватым, ёлки казались серебристыми. Было таинственно и тихо. Мы шли по свежему следу, на вновь нападавшем легком снежке. Наконец пришли к нашей горе. Юрик был уже на вершине. Вот он оттолкнулся палками и понёсся.
Здорово насобачился, сказала Сашка, когда увидела, как Юрик крутится и вправо и влево спускаясь зигзагами.
Мда, сказала я, хитрюга! Мы спим, а он себе на лыжах катается.
Лезем на гору, почти приказала Сашка. Сейчас мы ему покажем.
Мы влезли, Юрик медленно поднимался в стороне. Иногда он падал подниматься на лыжах в гору не легко. Мы прыскали со смеху.
Ну, пора, сказала я.
Но Сашка почему-то задумалась, помрачнела, с ней что-то случилось.
Ну, пора же, тормошила я её.
Катись одна. Я-то тут причём!.. вдруг строгим голосом сказала она, такой голос бывал у Сашки, когда «вдохновение» находило и она после этого запиралась у себя на верху в мастерской. И сейчас она побежала на лыжах в другую сторону.
Я посмотрела ей вслед, потом оттолкнулась палками и понеслась на Юрика. Я сбила его с ног и очень напугала. Так ему и надо, будет знать, как кататься по ночам. Сашку мы нашли под горой, она сидела на кривом дереве, смотрела на небо и болтала ногами.
Что с ней? удивился Юрик.
Отвяжитесь! и голос был грустный и совсем уже не строгий.
Белены объелась, сказала я и дёрнула Сашку за ногу. Она взвизгнула и свалилась с дерева.
Ах, так! сказала она и припустилась за мной, но я на лыжах и быстро убежала. Тогда она набросилась на Юрика: толкнула его, он на лыжах стоял, поэтому упал, а Сашка стала закапывать его снегом. Я сняла лыжи и подкралась сзади, и прыгнула на Сашку. Образовалась куча мала Целую ночь, почти, мы веселились как сумасшедшие. Мы каталась с горы, играли в снежки, отплясывали весёлые танцы. Замечательная была ночь, и зачем люди спят по ночам, да ещё и под таким большим фонарём на небе в виде большой круглой желтой луны!
А этот день (последний) был мокрый. Сашка закрылась наверху со своим «вдохновением». Юрик болтал ногами на диване у окна. Среди зимы случилась оттепель, морозные узоры на окнах растаяли, снег прилипал к лыжам, кататься тоже было плохо. Я ходила по дому и думала, чем бы заняться. Наконец я придумала: полкухни занимала большая белая печка. Наши комнаты были за ней, так что в комнате вместо одной стены была тоже стена белой печки. Я пошла наверх и попросила у Сашки краску и кисть, потом влезла на стул и нарисовала на печке зайца голубой краской.
Будет на что смотреть перед сном, сказала я.
Что ты говоришь? отвлёкся Юрик и заметил мой рисунок. Он заинтересовался и тоже сходил наверх, и взял краски и кисть. Он развёл краску и нарисовал на печке слона, тоже голубого, с цветными красными пятнами-яблоками. В это время я нарисовала ещё зайца. Потом Юрик нарисовал птичку. А я ещё зайца, Юрик таракана. Я зайца, очередного в ряд поверху печки. Юрик кошку. Я зайца. Юрик жирафа. Я зайца.
Я уже начала жалеть, что умею рисовать только зайцев, когда пришла Сашка.
Гении! сказала она. Как я раньше не догадалась И предложила идти на кухню и разрисовать печку там.
Начать надо сверху. Она забралась на табурет и начала, а я только подавала ей краски снизу. Рисовала она очень странно: ей ничего не стоило пририсовать таракану хвост, а рыбе ноги, а лягушке крылья. Потом она нарисовала Юрика с лыжами на ногах, как смешной шарж. Потом нарисовала меня в виде горохового стручка. Мы так и покатывались со смеху.
И тут приехала Мама, совсем не вовремя. Юрик стоял на печной плите, и рисовал на трубе кита, снова в красных яблоках, а мы с Сашкой рисовали друг другу на своих лицах усы. Мама ни капли не удивилась.
Так, сумасшедший дом, сказала она.
Как умеем, обиделась я.
Юрик застыл на печке и не знал, что делать с кисточкой и с краской, налитой в крышечку от банки.
Может ты спустишься на землю? сказала ему Мама.
А это что ещё такое? удивлённо спросила Мама у Юрика.
Где, что? переспросил он.
У тебя под глазом.
У меня? не понял Юрик.
Да, да, у тебя, строго сказала Мама и стала ждать ответа. И долго ей пришлось бы ждать, если бы не Сашка.
Понимаешь, Даша, сказала она деланно-серьёзно, но со смешком в голосе. Юрик у тебя герой, он защищал нашу честь: он катался на лыжах с большой нашей горы и отклонялся от веток всех деревьев, а от одной ветки не смог уклониться!
Я так и фыркнула, сдерживая смеха. Но это фырканье и кашель за ним произвели совсем другой эффект.
Ты простужена, сказала Мама, тебе надо в кровать.
И, не слушая никаких возражений, она загнала меня лечь в кровать, а Юрика послала за градусником.
Нас опять спасла Сашка. Она быстро приготовила чай, согрев воду на этот раз в электрическом чайнике.
Ругаются, ругаются! сказала Сашка, Гулять надо, на улице тепло, солнечно, а не ругаться.
Температура была нормальной, и после чая мы вышли на улицу. Тут Сашка нашла нам лыжную мазь для оттепели, чтобы лыжи скользили, как в морозную погоду. Все встали на лыжи и пришли к нашей горке. Здесь мы почувствовали себя увереннее. Здесь мы были «как рыбы в воде».
Мама притихла, она стояла в стороне, а мы демонстрировали ей все наши достижения: мы ездили зигзагами, и с разворотами на полный круг, все вместе, и по отдельности. А Мама смотрела на нас и молчала. Да и сказать ей было нечего: на лыжах мы были «ассами».
Гордые и счастливые мы шли домой к вечеру. Мы чувствовали себя победителями. Мама нам явно завидовала.