А в России творились чудеса. В девяносто третьем депутатом Думы от Жириновского стал гипнотизёр Кашпировский. Чумак, заряжавший воду по телевизору, коллегу не уважал. И не зря. В девяносто пятом Кашпировский в составе делегации Госдумы безуспешно гипнотизировал басаевцев в Буденновске.
Война в Боснии и Герцоговине к тому времени давно шла. Длилась долго, до конца девяносто пятого. Больше двух лет Алексей с сербскими ребятами осаждал мусульманский Сараево. В прицеле снайперки жители, как на ладони. Женщины это знали. Выходить из дома им приходилось из-за детей, некуда деваться. Перед каждым таким опасным приключением прихорашивались, старались улыбаться. Все без хиджабов. Чтобы снайпер, разглядев в прицел, пожалел и не стрелял. Много было красавиц. Алексей ими любовался. Естественно, на курок не нажимал. Не к лицу казаку девчонок пугать.
А над городом плывут облака, закрывая небесный свет.
А над городом желтый дым, городу две тысячи лет
(В. Цой)Алексей мог лежать в засаде, почти без движения, до суток кряду. Помогала статическая гимнастика: попеременно напрягал, ослаблял мышцы сначала ног, потом туловища, шеи, лица. Ушами шевелить выучился. Не у всех получается. Да уж, стратегия войны это бесконечный путь хитрости, говорили китайцы, не вполне удачливые в военном деле. Сунь Цзы пришел первым к такому выводу в трактате «Искусство войны» двадцать пять веков назад.
Однажды изумился, обнаружив лес грибов-навозников, нечувствительно выросший за ночь вокруг его снайперской лежки. Вспомнил, вечером шел мелкий дождик, было особенно тепло. У сизых грибков остроконечные шляпки. Довольно крупные ножки, сантиметров по десять. Съедобные, даже вкусные. Коварные. В них коприн, закусывать спиртное нельзя. Заболит живот, голова закружится. А вина в Боснии чудесные. Рубиновая «блатинка». «Жилавка» соломенных оттенков. Таких больше в мире нет. Только снайперу пить не стоит. Он и не пьёт, блюдет твердость руки и зоркость глаза.
Маскировка получилась идеальной, «охота» удачной. Достал старшего офицера, приближенного к командиру мусульманского корпуса Мустафе Хайрулаховичу. Это «им» кара за сербское село Подрованье у Сребреницы, нацело вырезанное мусульманской дивизией Насера Орича. В тот день артналет по сербам (на армейском сленге, «дискотека») был мощным. Прилетели сотни «пряников», «аргументов», «сюрпризов» (снаряды, мины разных калибров), много «пакетов гвоздей» (ракеты РСЗО).
В Сараево для православных два концлагеря: «Виктор Бубань» и «Силос». Первый в бывшей солдатской казарме, второй на свежем воздухе. При попытке освободить узников «Силоса» русский доброволец Алексей погиб. Разрывная пуля снесла полчерепа. Оттого в войне на Донбассе участия не принял. Ну, зачем было снайперу проситься в рискованный налет? Никто не заставлял. Пусть земля ему будет пухом. Он всегда был на правильной стороне Жизни. Не нам его судить.
Война дело молодых, лекарство против морщин.
Красная, красная кровь через час уже просто земля.
Через два на ней цветы и трава, через три она снова жива.
И согрета лучами Звезды по имени Солнце
(В. Цой)Архип отца почти не видел. Мальчик общался с дедушкой Степаном, старым и еще крепким военным моряком. Мать его, свою дочку Ольгу, тот не одобрял. Полагал, если пообещали мужчина и женщина вместе жизнь прожить, надо слово держать. Каждый новый опыт будет только хуже. Дочка, естественно, не послушалась. Женские годы короткие. Терять их она не намерена. Развелась в девяносто втором с тогда еще живым мужем Алексеем, путешественником и воином. Увела Архипа к Василию Геннадиевичу, с которым подруга познакомила. Отцовский дом на Базарной Горе сменила на хрущобу возле главного корпуса Университета. Новый друг там числился снабженцем. Сама работала кастеляншей в парикмахерской поблизости. Выдавала мастерам простыни. Отвечала за одеколоны и лосьоны. Их же немножечко и приватизировала. Дома появились сами собой одиннадцать простыней. Шестнадцать парикмахерских халатов.
Бедная жизнь глубинных людей.
Базарная Гора, улочка извилистая, как ручеёк, стекала с высокого песчаного плато, на котором расположился Город, от Университета к Большому Стрелецкому логу. Дом Архипова дедушки невелик да крепок. Здесь и прадеды жили, о чем сообщала табличка под домовым номером с именами первых хозяев Фёдора и Григория. После войны дед Степан Фёдорович его своими руками восстановил. Тогда и старинную домовую табличку нашел. Даже фундамент был взорван, не одни стены. Тщательно, методично работали зондеркоманды, когда Город целёхоньким и без штурма достался врагу. Вот скажите, что за черви в западной душе? Тратить силы и средства без всякой военной выгоды исключительно, чтобы нагадить. Эшелонов взрывчатки не пожалели. А говорят, немцы экономные, бережливые, расчетливые. В чем тут прибыль, одни расходы. И кому мстили? Жителей, кого нашли, свели в Песчаный лог и расстреляли. Ну, не права ли сербская рэп-группа «Beogradski sindicat»: «Живот се рађа на Истоку, смрт долази са запада» («Жизнь рождается на Востоке, смерть приходит с Запада»)? Впрочем, у Ф. И. Тютчева припечатано задолго до «Синдиката»:
Бедная жизнь глубинных людей.
Базарная Гора, улочка извилистая, как ручеёк, стекала с высокого песчаного плато, на котором расположился Город, от Университета к Большому Стрелецкому логу. Дом Архипова дедушки невелик да крепок. Здесь и прадеды жили, о чем сообщала табличка под домовым номером с именами первых хозяев Фёдора и Григория. После войны дед Степан Фёдорович его своими руками восстановил. Тогда и старинную домовую табличку нашел. Даже фундамент был взорван, не одни стены. Тщательно, методично работали зондеркоманды, когда Город целёхоньким и без штурма достался врагу. Вот скажите, что за черви в западной душе? Тратить силы и средства без всякой военной выгоды исключительно, чтобы нагадить. Эшелонов взрывчатки не пожалели. А говорят, немцы экономные, бережливые, расчетливые. В чем тут прибыль, одни расходы. И кому мстили? Жителей, кого нашли, свели в Песчаный лог и расстреляли. Ну, не права ли сербская рэп-группа «Beogradski sindicat»: «Живот се рађа на Истоку, смрт долази са запада» («Жизнь рождается на Востоке, смерть приходит с Запада»)? Впрочем, у Ф. И. Тютчева припечатано задолго до «Синдиката»:
Из переполненной Господним гневом чаши
Кровь льется через край, и Запад тонет в ней
Кровь хлынет и на вас, друзья и братья наши
Славянский мир, сомкнись тесней
(Два единства)Закончил Степан Фёдорович строительство году так к восемьдесят третьему, когда Архипу шел шестой годик. Долго, конечно, но больно уклон улицы велик. Пришлось против оползней воздвигать защитные стены с контрфорсами. Материалов нужно было много, а в свободной продаже и кирпичика не найти. Собирал щебень и каменные блоки по развалинам и лесополосам. А когда всё получилось, неугомонный бывший моряк не остановился. Решил превратить в сад примыкавшую часть заваленного мусором склона. Земли привёз. Каждый день после работы на шинном заводе впрягался в грабарку, завозил чернозём. И вот день настал! Крохотная, четыре на пять метров, ровная площадка создана. Три яблоньки куплены. Трогательные весенние саженцы, на каждом по пятнадцать проклюнувшихся почек. Шестилетний Архип в посадке участвовал изо всех сил. Выбрасывал из ямок землю руками, не лопаточкой. Так лучше выходило. Сыпал в чернозём печную древесную золу, яичную скорлупу. Дед сказал, деревья всё оценят. Воду подносил.
Ну вот, Архипушка, сказал дед однажды внучку, улыбаясь. Когда деревья вырастут, а я уйду на небо, будем мы с тобой под яблоньками встречаться. Будешь мне рассказывать как у тебя дела. Может, помогу чем.
Зачем ты, дедушка, уйдешь? И как же тогда наш сад?
Ну, Архипушка, закон такой. Все деды обязательно уходят. Чтобы внучкам была возможность себя показать.
И в самом деле ушел, когда стройку закончил. Дом на Базарной Горе опустел.
Глава 2. Золотинка
В подвал под Университетом Архип и Кирилл пробрались под вечер, отогнув лист железа, что прибит поверх оконной рамы. Было страшновато, но интересно. Ребята двигались тихо, как мышки, в полутьме между столами, заставленными приборами. Среди них угадывались микроскопы, бинокуляры, проекторы, все в душной толстой пыли. Выделялся телескоп на высоком штативе. Много очень старой техники, которой больше в офисах не найти: копировальных и чертёжных столов, архаичных агрегатов для синькования (в старину так получали копии чертежей), пантографов.
Ребята старались не шуметь, но то и дело натыкались на куски стекла, лежащие на полу, болты и хрустящие пластиковые детальки.
Свет проникал только через отогнутый ими уголок подвального окна. Глаза постепенно привыкали к полумраку. Обстановка прояснялась.
Кирилл выкручивал из приборов линзы, цветные лампочки, стёклышки. Наполнял карманы блестящими колесиками, отвечавшими за настройку приборов. Много чего наскрёб. Архип как встал у большого красивого оптического микроскопа, так и стоял, им любуясь. Когда Кирилл попытался и из него выкрутить окуляр с объективом, не позволил.
Надо смываться, прочёл он по губам приятеля. Тот двигался к окну, сильно раздувшись от добычи. Чего только не было у него в карманах и за пазухой. Архип с микроскопом двинулся следом.
Ты что! прошептал Кирилл. Оставь! На улице увидят и загребут.
Архип не согласился. Перед тем как протиснуться в лаз, снял рубашку, завернул прибор. Выбравшись наружу и, оглядевшись, парни быстрыми шагами отправились к дому. Встречные смотрели вслед. Больно не по погоде одет один паренёк и отчего так раздулся второй.