Фоторобот, составленный со слов команды
Вдруг Боцман влетает в рубку, мокрый до нитки, с него течет, в открытый проём бьёт волна, на его лице гримаса ужаса, и он кричит: «Кэп, отворачивай нахрен, отворачивай, там корабль на нас прет!» и выбегает из рубки в темноту, в ливень. Смотрю на радар рядом никого, ввожу поправку на ливень и волну, убираю шум с экрана никого Очередная молния, вторая, третья, сразу раскаты грома, такое впечатление бьёт рядом с нами. В рубку влетает матрос, вцепился в штурвал и начал крутить, чтобы отвалить вправо. Орет, пытаясь перекрыть рев шторма: «На нас парусник валит!». Выбегаю на левый борт, как раз молния осветила бушующее море, и вижу большой старинный 2-х или 3-х мачтовый обшарпанный парусник, съезжающий с волны прямо на нас. Проходящая волна накрыла меня и Боцмана, но я успел, метнулся в рубку, кручу штурвал, смотрю на экран радара, а там «ни-ко-го»! Выскакиваю на палубу и вижу в свете очередной молнии, как этот парусник со свисающими в воду снастями, обросший водорослями, с порванными парусами, проскользнул в нескольких метрах рядом с нами и растворился в темноте за кормой. Восстанавливаю курс, еще раз смотрю на экран радара ни по корме, ни по курсу никого, и рация молчит».
Минут пять все молча пьют чай, и только Профессор, обладающий энциклопедическими знаниями, пытается что-то погуглить на своём айфоне, да куда там в Ладожских шхерах интернета нет, тут даже телефон не берет. Начинаются разборки и вопросы, а какой корабль, тип корабля (ага, еще год постройки и верфь им назови), а был ли кто на борту, а паруса, а за штурвалом кто? Выдвигаются разные версии: кто-то говорит, что это просто байки, а Капитан, с умным видом физика (это Я без ложной скромности), отвечает, что гроза искривила пространство и время так, что мы оказались рядом с прошлым, вот оно, рукой подать видим, а потрогать нельзя, вот парусник и прошел мимо. Еще более серьёзный физик с профессорским званием замечает: «Тут искривление мозгов, а не пространства. Вы, Капитан, вообще, где и чему учились, да и не могли здесь ходить такие корабли в прошлом! Да и на радаре ничего не было». На что Боцман замечает:
Э-э-э, за «мозги» и ответить можно. Мы сами видели! И потом, а может он того, до потопа там еще ходил? Он же деревянный, вот радар его и не видел! Вступил Старпом, Володя, профессиональный моряк, не раз обошедший наш шарик: «Ну-у-у, мы и не такое видали на переходах, только я не знал, что это искривленное пространство».
Дебаты продолжаются с час. В ход идут такие аргументы, как скептическое лицо Профессора, знающего гораздо больше, чем он мог себе позволить сказать в нашей компании, размахивание руками Боцмана и выражения, которые может себе позволить на корабле только Капитан. Точку в споре была поставлена Капитаном, который голым торсом навис над столом и обнажил бицепс («Профессор очень ярок, но я тоже не подарок, и у меня в запасе ход конем»): «Три члена команды, включая Капитана, видели корабль одновременно, зна-а-ачит, это «не привиделось», а было. И точка!»
Э-э-эх, знали бы они, как билось тогда моё сердце, разбивая виски, как ноги стали ватными, как пересохло во рту. Нет, не от того, что на нас чуть не наехал большой корабль, а от самого явления, о котором я слышал и читал, но никогда не верил в такое. Тогда я плюхнулся на свое место за штурвал, а вот мозг работал четко: схватил судовой журнал и стал лихорадочно записывать координаты, время, погодные условия, кого я слышал по рации на 16-м, сдублировал карту с картплоттера, описал экран радара и показания эхолота, сделал описание увиденного, а потом Боцман и Матрос это подписали получился Документ! Кстати, меня не раз выручало правильное ведение судового журнала, как и в тот раз, при прохождении Керченского пролива, но об этом потом
Глава 1. Рождение мечты о парусах и морях
Корабли постоят,
и ложатся на курс,
но они возвращаются сквозь непогоду,
не пройдет и полгода,
и я появлюсь, чтобы снова уйти,
чтобы снова уйти, на полгода
Владимир ВысоцкийЯ был младшим ребенком в семье брат и сестра старше на семь и восемь лет. Отец был военным летчиком-инженером-испытателем, а Мама, хоть и закончила географический факультет Университета и Театральную школу, сидела дома и воспитывала детей, как и все жены военных в те далекие 40-70-е годы прошлого века во времена СССР. У Отца была очень трудная и нервная работа. В то время летчики на испытаниях гибли каждую неделю, и мимо нашего дома, по улице Ленина, в подмосковном военном городке Чкаловский, где базировался НИИ им. Чкалова, проходили все траурные процессии. В то время все люди, вся Страна, напрягали все силы, чтобы восстановить разруху после Великой Отечественной Войны и не отстать в гонке с Америкой за лидерство в Мире. Началась «холодная война». Были такие моменты, когда «горячая фаза» войны могла начаться в любой момент Карибский кризис, например. Военные были в постоянной готовности, и у каждого из них дома стоял небольшой чемоданчик с самыми необходимыми вещами, чтобы подхватить его и в казарму, или на фронт И у Отца был такой.
А еще у нас в городке жили, готовились к полетам в космос и летали на самолетах, на базе НИИ им. Чкалова, ребята из первого отряда космонавтов и Гагарин.
За рулем «Победы ГАЗ-20»
Такое напряжение в работе и международной обстановке требовало от людей как полной отдачи и собранности, так и умения отдыхать и расслабляться. Мне повезло, мои родители всем видам отдыха и расслабления предпочитали поездки на природу, они были заядлые грибники, ягодники и рыбаки. Сейчас это не всем понятно и не привычно. А раньше мы постоянно выезжали «на природу» ловить рыбу, собирать грибы и ягоды, которые консервировали, варили варенье, а рыбу и сушили, и жарили, и уху варили.
Когда я родился в 1955-м году, у нас в семье уже был автомобиль «Москвич-401», а потом в 56-м году Отец сменил его на «Победу ГАЗ-20», а в 60-м году на «Волгу ГАЗ-21», которая в моей памяти и осталась, как лучший автомобиль всех времен и народов. Вот на этих машинах отец и мать возили нас по всей европейской части РФ. Справедливости ради надо отметить, что «Волгу ГАЗ21» признавалась лучшим автомобилем в 60-61-х годах в Европе! Это был супер-автомобиль!
Всей семьёй за грибами
В машине у отца было всё для поездок на природу, хоть на рыбалку, хоть за грибами, ягодами, и все для того, чтобы можно было поесть, приготовить на костре или примусе, и чай сделать, да и сидеть не на земле, а в раскладных креслах и за столом. Часто мы оставались ночевать где-нибудь в красивом месте. С тех пор и на всю Жизнь я запомнил запах костра у реки, когда на нем стоит котелок с ухой, этот запах ни с чем не сравнить! В машине конструктора предусмотрели раскладные сиденья/диваны одним движением, превращающиеся в роскошную диван-кровать, а еще с нами всегда была небольшая солдатская палатка, запах которой остался со мной по сей день, надувные матрасы и одеяла. К походной жизни меня приучили с детства, заложив в мозг понятие о том, что лучший отдых может быть только на природе, среди бескрайних лесов и полей, у реки с удочкой в руках, а вообще, лучший отдых это смена занятий, а не просмотр телевизора и хождение по кинотеатрам и кафе. Жить у костра и готовить на костре, втягивать ноздрями дымок от сыроватых дров, запахи леса и реки стало потребностью на всю жизнь. Фактически, родители научили меня жить и выживать на Природе с удовольствием! Все свободные дни мы проводили на Природе в лесу или у реки.
Отец с Мамой и брат с сестрой
Очень часто всей семьёй выезжали на рыбалку на Канал им. Москвы, или на реку Сестра, с остановкой на Канале это в Дмитровском районе Московской области. Мы обязательно там ночевали. На реке Сестре мне было неинтересно, там только лещи ловились, а вот на Канале им. Москвы это было нечто По Каналу туда-сюда ходили Белые Пароходы с туристами, баржи с толкачами, груженые песком и щебнем, самоходные баржи, небольшие кораблики. Берега были в бетонных плитах, а у воды отсыпаны булыжником, который я с огромным удовольствием бросал в воду. Любимое занятие любого мальчишки что-то бросить в воду и смотреть, как расходятся круги. Потом я осознал это уникальный приём понимания того, что происходит вокруг тебя по жизни. Надо что-то подкинуть окружающим и смотреть на их реакцию не обязательно их расспрашивать. А еще там были установлены сигнальные для кораблей фонари с красными и зелеными стеклами. Подойти, потрогать их руками и заглянуть в светящийся глаз фонаря, сказать ему «привет» это был ритуал сразу после приезда на Канал. Бетонные плиты нагревались на солнце и вечером медленно остывали, давая возможность долго сидеть у воды и наблюдать за движением кораблей по Каналу, которые все мне казались огромными. Их Капитаны в то время были добрые, наверное, потому что прошли Войну, и, проходя мимо сидящего на берегу пацана с открытым ртом, давали гудок или свисток, правда, гораздо слабее, чем сигнал для приветствия встречного корабля. Чувства, которые рождались у меня в душе в те моменты, не шли ни в какое сравнение с тем, что я испытывал, когда вытаскивал на удочку рыбу или находил гриб в лесу. Постепенно я вообще отошел от рыбалки и только и делал, что сидел и наблюдал за движением кораблей. Я думал о том, что все проходящие корабли, где-то за поворотом, выходят на большую воду в моря, а потом в океаны, и непременно идут в кругосветку! Тогда я уже знал, что есть моря и океаны, ведь Мама моя была географом. Сам я читал мало, но постоянно просил Маму почитать о море, о кораблях Конечно, мне читали Грина и все, что можно было достать на эту тему, и конечно о пиратах и парусниках. Я был так мал и глуп, так мечтателен и романтичен, что, услышав гудение паровоза на железной дороге в пятистах метрах от нашего дома на Чкаловской (представляете, какой я старый застал паровозы, что ходили из Москвы в Монино и обратно), я думал: «этот сигнал подал Корабль, где-то за лесом на реке Клязьма»