Да я, товарищ старшина, такую мерзость и в руки брать не стал, соврал Колька, успевший вовремя припрятать в ботинок «на всякий случай» листовку. Вон, сколько бумажек вокруг валяется! Без надобности они мне!
Потом немцы обрушили шквал огня на остатки летнего лагеря. Казалось, нет и не будет конца-краю вою, свисту, грохоту взрывов. Затем на поле из перелеска выкатились танки немного. Рядом с ними катили танкетки с солдатами, мотоциклы. Черный ворон не утерпел. Будучи страстным охотником, как рассказывали про него, он решил пострелять. Приник к пулемету «максим». Рядом, «вторым номером» прикорнул Изя. Расправил пулеметную ленту. Куроедов направил длинную очередь по мотоциклистам. Попадали с седел, забились в колясках изрешеченные пулеметчики. Словно в детской игре принялись опрокидываться мотоциклы. Несколько мгновений и все они ткнулись в траву, вертя колесами в воздухе. Пара танков остановилась, направила пушки в сторону пулемета. Сначала один взрыв взметнул огонь и почву в сотне метров от позиции. Затем второй разметал то, что некогда было Изей с Черным вороном. Посыпались на позиции снаряды с других танков, потянулись очереди пулеметов с танкеток. Все вжались в землю. Колька оказался за спиной Лифанова. Он навел винтовку под левую лопатку старшины. За грохотом снарядов выстрела не услышали. Тем более, что красноармейцы палили по фашистам. Лифанов дернулся. По его гимнастерке расплылось кровавое пятно. Казаков увидел, как еще одна пуля вошла в спину ненавистного начальника. Тень метнулась к окопу, куда скатился убитый. Через несколько минут оттуда выскочил боец, в коем Колька узнал Васю Зайцева. У того в руке был серебряный портсигар старшины, а на запястье наградные часы, которыми гордился Лифаныч.
Кто смел тот и съел! хмыкнул Вася, доставая из кармана пачечку денег. Вот, Лифанов оставил!
Зайцев отмусолил от пачки пару красных червонцев (двадцать рублей авт.) сумму невиданную колхозниками. Протянул Кольке.
Премия за помощь в ликвидации гада ползучего. Но, ты не болтай. Не то нас обоих расстреляют. Донесешь втихаря за собой к стенке потащу! Пока! выпрыгнул из воронки Вася.
Внезапно огонь артиллерийского дивизиона обрушился на немецкие такни запылал один, второй, третий четвертый, пятый. Оставшаяся пара танков развернулась в надежде укрыться в перелеске подбили и их. Заодно разнесли три танкетки. Красноармейцы, словно на учениях, отстреливали бежавших к спасительным зарослям вражеских танкистов и пехотинцев с подбитых танкеток.
Фашисты предприняли еще одну атаку, предварительно накрыв орудийным огнем позиции артиллеристов. Те успели перетащить пушки и боеприпасы в другое место. Снова обрушили на врага нежданный огонь. Еще пять или шесть танков задымились на поле боя. Пехотинцев вновь расстреляли советские воины. Откуда-то из перелеска сначала что-то захрипело, затем послышался голос.
Советские бойцы и командиры! обращался неведомый собеседник по-русски. Ваше сопротивление бесполезно! Вы окружены! Совсем немного времени и всех вас убьют. Не думаете о себе подумайте о ваших семьях: родителях, женах, детях! Кто их будет кормить? Сталин? Не будет! Всех ваших родных и близких ждет голод, ждет прозябание. Сдавшись в плен, вы вернетесь домой после войны, а она закончится к осени, не позже. Поднимите свои хозяйства. Заживете счастливой, безбедной жизнью. Без колхозов, без ОГПУ, без подневольного труда на заводах
Гулко ухнули советские пушки. С шипением полетели снаряды в перелесок, над которым взвились четыре рыжих сполоха, а затем огненный гриб.
Молодцы! выдохнул оказавшийся рядом с Колькой Скопцов. На звук вражескую агитационную машину расстреляли! Что с Лифановым?
Похоже, убит, ответил Колька.
Где Грищенко?
Здесь, товарищ капитан! свалился в воронку Мишка.
Принимай роту! Больше командовать некому. Уцелевших особистов я поставил командовать батальонами. Хотя, дай Бог, чтобы от полка батальон остался. Пока держим оборону. Под покровом темноты отступаем. Ротные разведчики живы?
Никак, нет! Все полегли, товарищ капитан.
Трех бойцов пошлите в разведку! Надо проверить: действительно ли мы окружены или эта мразь фашистская на фу-фу работает? Хочет нас запугать, чтобы мы в плен сдались.
Казаков! Подберешь еще пару бойцов и по дороге пройдешь от полка два километра! приказал Мишка.
Казаков! Подберешь еще пару бойцов и по дороге пройдешь от полка два километра! приказал Мишка.
Три! поправил Скопцов. Смотреть внимательно! Действовать скрытно!
Колька подобрал своих, пензенских. Напросился и Вася Зайцев. Озираясь, пошли среди полей. Слова агитатора за сдачу в плен подействовали на Казакова, размышлявшего:
Вот, я иду. Не знаю куда. Не знаю: зачем? Может быть, пройдем километр, а не три, и все ляжем. Ради чего? Ради Сталина? Ради колхоза? Ради таких упырей, как Лифанов? Ради больших, отожравшихся армейских начальников, коим мало дела до простого красноармейца? Да, Скопцов, Изя дневали и ночевали с нами. К ним нет претензий, тем более, что от Изи лишь куски остались. А остальные? Командир полка ни разу за два года в казармах не был. Из дивизионного начальства раз за два года с проверкой приезжали. Дальше штаба полка шага не шагнули. Издевательства, доведение до самоубийства начальством покрывались. Боровшихся за правду в лагерях гноили. Дома крепостное право. Не нравится кулак или подкулачник, или еще какой-нибудь враг народа. Нужно ли отдавать жизнь за это? Тот же Изя лопотал о священном долге, защите социалистического отечества. А нужно мне социалистическое отечество? Может быть, придет немец, наведет порядок? Болтунов краснопузых к ногтю! Землю назад мужикам! Мельницу назад дяде Агафону! Да в и церковь не мешало бы батюшку вернуть! Не будет колхоза и зернохранилище не к чему! А, чтобы все это увидеть своими глазами, надо выжить! Хорошо бы, на немцев нарваться! Листовка пропуск в плен за обмоткой. Отсижусь
Немцы возникли как по заказу. Встали из кустов по обеим сторонам дороги, направили на красноармейцев автоматы. Словно по команде пензяки бросили винтовки. Протянули служивым в темно-зеленых маскировочных комбинезонах пропуски для сдачи в плен.
ПРЕДАТЕЛЬ РОДИНЫ
Немцы деловито и быстро обыскали пленных. Выгребли все из карманов, заставили снять ремни. У Васи Зайцева из голенища офицерского сапога, стащенного с кого-то из убитых командиров, выудили финский нож. Старший из фашистов укоризненно покачал головой, поставил синяк под глаз служивому. Погнали до населенного пункта, в котором совсем недавно размещался штаб дивизии. На окраине уже были вырыты окопы, направили в сторону колькиного полка стволы орудия. На улицах все еще лежали тела погибших красноармейцев и командиров. Под стеной одного из зданий распластались расстрелянные комиссары и евреи-интенданты. В этот дом втолкнули пленных. Командир разведчиков доложил офицеру, протянул отобранную у Кольки красноармейскую книжку. У остальных документов не оказалось вероятно выбросили.
Герр, гауптаман! (господин капитан нем.) позвал офицер.
От стола с полевыми картами отделился осанистый военный с лихо закрученными усами и черным крестом на кителе. Глянул в документ Казакова. Остальных приказал увести.
Значит, Николай Казаков, являешься уроженцем села Дубасово Керенского района Пензенской области? на чистом русском языке спросил фашист.
Так, точно, ваше благородие! вспомнил Колька фильмы о «проклятом» царизме и Гражданской войне, кои показывали по воскресеньям в сельском клубе.
Агафон Казаков тебе родня?
Родной дядя, ваше благородие!
Ну и как его стадо? Пасется, или его колхознички под нож пустили?
Дядя Агафон, отродясь, стада не имел. Он мельник! понял подвох Казаков.
Правильно отвечаешь! Агафон у моего отца мельницу выкупил. Прекрасная мука была у него. Живой?
Не могу знать! Когда заваруха с коллективизацией началась, его кулаком объявили и в ОГПУ забрали, соврал на всякий случай Колька. Мельницу колхоз, будь он неладен, загреб.
Батюшка Ферапонт все еще служит в храме? вновь спросил гауптман.
Батюшку Паисия и диакона Ферапонта перед самым началом коллективизации арестовали. Осудили за антисоветскую пропаганду и агитацию вновь понял подвох пленный.
Я их совсем молодыми знал, когда они только начинали службу в храме. А храм мой дед построил в благодарность Господу за то, что уцелел на Балканской войне (русско-турецкой войне 18771878 годов авт.). Из самой Москвы архитектора приглашал.
Колхозное зернохранилище там сейчас, угодливо заюлил Колька. Крест, колокола комсомольцы сбросили, иконы ободрали