Оные наставницы полагают, что вне уроков им не о чем говорить с детьми, кроме тех случаев, когда нужно сделать выговор или остановить в чём-нибудь ребёнка. На вопросы же, беспрестанно порождаемые детским любопытством, можно, по их мнению, отвечать как-нибудь и даже совсем не отвечать. Они думают, что эти бесчисленные вопросы происходят большею частью просто от желания болтать, от нечего делать, а не от каких-нибудь других, более разумных побуждений.
Правда, что дети делают множество вопросов, ни к чему не ведущих, проистекающих только от праздности ума, от желания обратить на себя внимание старших, иногда даже от желания раздосадовать их своей докучливостью. На такие вопросы наставница имеет, разумеется, полное право отвечать кратко и сухо или и совсем не отвечать, если ей заблагорассудится. Она даже обязана это делать для того, чтобы не приучать детей к пустой и бесполезной болтовне и внушить им мысль, что язык дан им для хорошего и разумного употребления.
Но не все вопросы, делаемые детьми, бессознательны: большею частью ребёнок спрашивает оттого, что хочет знать. Для него всё ново; всё привлекает его внимание и возбуждает его любопытство. Очень естественно, что он беспрестанно обращается с вопросами к тем, которые старше его и потому должны более знать. Такие вопросы доказывают не пустое, бессознательное любопытство, но любопытство разумное, похвальное, проистекающее из врождённой человеку потребности знания. Такие вопросы заслуживают, чтобы наставница обращала на них полное внимание и отвечала на них не как-нибудь, не рассеянно и небрежно, а сколько возможно яснее и полнее.
Другие наставницы, и таких большая часть, понимают, что разговоры с детьми входят в число их непременных обязанностей, но не довольно понимают, как нужно говорить с детьми. Они всегда готовы отвечать на детские вопросы, неутомимо толкуют и объясняют детям все, что те хотят знать, рассказывают им множество сказок, анекдотов, разных историй. Такое усердие заслуживает всякой похвалы и всякого уважения; но вот что жаль: часто случается, что они потратят много времени на длинные объяснения, а дети всё-таки ничего не поймут, расскажут десять историй, а дети не возьмут хорошенько в толк ни одной.
Не нужно думать, что если ребёнок слушает внимательно, то значит, что он хорошо понимает. Нет! Наклонность детей к слушанию так велика, любопытство их так сильно, что они слушают иногда внимательно рассказ, в котором очень мало понимают. Они всё надеются, что авось либо объяснится для них, в чём дело, и эта надежда даёт им изумительное терпение. Внимание их требует непременно какой-нибудь пищи. И они поступают в этом случае точно так же, как человек, которого мучит сильно голод и который берёт всякую пищу, какую ему подают, не разбирая, вкусна ли она и удобоварима ли. Но это ведь не служит ещё доказательством, что пища хороша и полезна для него и что ему не нужно другой.
Ребёнок вас слушает, но этого ещё мало. Обратите внимание, как он слушает. Понятно ли для него каждое ваше слово, западает ли оно ему глубоко в душу? Возбуждает ли оно в нём новые понятия? проясняет ли старые? Подобные вопросы должна задавать себе наставница каждый раз, что она рассказывает что-нибудь детям. Дело не в том только, чтобы они были заняты процессом слушанья, но в том, чтобы в них совершался вместе с тем процесс мышления и чтобы слова ваши помогали правильности этого последнего процесса.
Всякая добросовестная наставница, которая захочет говорить с детьми так, чтобы они хорошо понимали её, будет поражена с первого же приёма трудностью этого дела. Причина понятна. Смысл слов так шаток, значение, которое им придают, так произвольно, что и взрослые, говоря между собой, не всегда хорошо понимают друг друга. Малейшей неточности и сбивчивости выражения бывает довольно для того, чтобы ввести человека в важное заблуждение и дать ему понятие, совершенно противоположное тому, какое мы хотели дать. Как же должно быть трудно ребёнку понимать речь взрослых людей. Целая бездна отделяет смутное предзнание детского ума от ясной и оконченной идеи взрослого человека, и потом такая же бездна отделяет идею от её выражения. Может ли быть понятно для ребёнка словесное определение идеи, когда у него нет ещё самой идеи, нет даже данных, на которых она могла бы возникнуть.
Для того чтобы быть в состоянии понимать речи взрослых людей, ребёнку необходимо пройти прежде бесчисленное множество ступеней, которые отделяют его понятие от понятий взрослых. Заставить его перескочить разом эту лестницу невозможно; заставить его подняться по ней без посторонней помощи также нельзя.
Поэтому взрослый, говоря с ребёнком, должен прежде всего спуститься в своих понятиях на ту ступень, на которой находится ребёнок, и потом уже должен вести его вверх постепенно и осторожно, соразмеряя свои шаги с шагами ребёнка. Вы пропустили одну ступень, и ребёнок не может за вами следовать; пропустили одно звено в цепи детских понятий, и ребёнок вас не понял.
Говоря с детьми, нужно изобретать новые обороты речи, новые выражения, совершенно отличные от тех, которыми привыкли говорить между собой взрослые.
Первое условие для того, чтобы речь ваша была понятной для ребёнка, говорить как можно проще. Кажется, ничего не могло бы быть легче, как говорить просто, но для большей части людей это дело чрезвычайно трудное. Обыкновенно взрослые люди так тщательно стараются прятать свои мысли под кудреватыми и хитросплетёнными фразами, так много заботятся об эффекте, который должны производить их слова, что не только склад их речи, но даже самый склад их мыслей принимает какую-то неестественную изысканную форму.
Для того чтобы уметь говорить с детьми тем простым, безыс-кусственным языком, который один для них понятен, необходимо иметь глубокое сочувствие к младенческой душе, нужно следить с неутомимым вниманием и любовью за всеми её проявлениями, нужно вслушаться внимательнее в детские речи.
Дети сами своими вопросами и замечаниями будут учить вас, как говорить с ними; старайтесь, сколько возможно, подражать тем формам и образам речи, которые они сами употребляют, придавая им только более правильности. «Мать не боится искажать свой собственный язык для того, чтобы быть понятной для ребёнка». Это выражение одного иностранного писателя, указывает всем, занимающимся воспитанием, тот образец, которому они должны стараться подражать в разговорах с детьми.
Никто не умеет говорить с детьми языком, столько новым и занимательным для них, как умная и любящая мать, в которой инстинкт материнского сердца соединён с сознательным пониманием истинных потребностей ребёнка.
К сожалению, большая часть матерей не довольно образована для того, чтобы уметь хорошо говорить с детьми. Многим такое мнение покажется странным и несправедливым. Как! женщины, считающиеся умными, образованными, учившиеся по нескольку лет у разных учителей, не имеют даже тех познаний, которые нужны для простых разговоров с детьми, не говоря уже об уроках, о научном преподавании!
Да, можно иметь много научных познаний, относящихся к высшим степеням образования и не нужных ещё для детей, и вместе с тем не иметь тех простых, начальных познаний, которые необходимы для ребёнка и которых он беспрестанно требует. Для того чтобы уметь отвечать порядочно на вопросы, беспрестанно предлагаемые детьми, нужно иметь много положительных сведений, нужно иметь ясные понятия по крайней мере о тех предметах, которые у нас беспрестанно перед глазами и под рукой. А этого-то и недостаёт большей части из нас.
Мы учим разным наукам и языкам и думаем, что знаем, если не очень много, то по крайней мере довольно; на поверку же выходит, что мы не умеем отвечать на вопросы детей о самых простых и обыкновенных вещах.
Наставница, которая захочет отвечать на детские вопросы толково и ясно, будет поражена прежде всего неполнотою и ограниченностью своих собственных познаний. Она удивится, что в них так много пробелов, удивится, что совсем почти не знает того, что думала хорошо знать и чего, кажется, нельзя не знать: так просты и обыкновенны эти вещи, так часто они перед глазами.
Она поймёт, как необходимо стараться дополнять свои познания и сообщать им ту точность, основательность, которых им недостаёт.
С точностью понятий соединяется точность выражений; чем лучше знаем мы какой-нибудь предмет, тем легче для нас описать его другим так, чтобы им казалось, что они видят его собственными глазами.
Точности понятий и выражений много способствует изучение физических явлений в природе. Что бы ни объясняли вы ребёнку, вы беспрестанно будете чувствовать надобность знать хорошо предметы и явления природы.
Это нужно для вас, во-первых, потому, что, как было уже сказано в одной из предшествующих глав, предметы и явления природы служат для детской любознательности самой лучшей, самой естественной пищей, доставляя ей всегда новый, всегда богатый материал, а во-вторых, потому, что для объяснения детям отвлечённых метафизических предметов нет ничего лучше, как сравнивать их с предметами и явлениями природы. Такие сравнения устраняют ту двусмысленность и шаткость выражения, которые столь обыкновенны, когда речь касается каких-нибудь метафизических понятий.