Молчи! Переноси боль так, чтобы другие не замечали твоих мук! металлический голос мужчины мог вызвать дрожь у любого создания. Его неопрятные руки со вздутыми венами и грубыми от мозолей пальцами уверенно сжимали розги. Без единой эмоции он занёс руку для следующего удара.
Детское тело напряглось. В момент удара пальцы сжались в кулаки, а чёрные глаза засверкали от подступивших слёз. Худощавый, тонкий как стебелёк молодого деревца, Джимми закусил губу что есть силы. Его лицо было повёрнуто к лесу, который брал своё начало за их двором. Мальчик чувствовал на себе взгляд жестоких глаз. Он знал, что все остальные Джереми, Джонни, Джеки, Джорджи, даже маленькая Виви смотрят на него. Это было обязательным условием воспитательного процесса: все должны смотреть и получать урок вместе с ним.
Не горбись! Принимай то, что заслужил, с расправленными плечами!
Отсутствие примеси каких-либо эмоций в голосе и на лице мужчины давало понять, что внутри него давно живёт пустота. Отсчитывая новые порции розг, он неустанно повторял:
Не гни спины, подними голову, не смей кричать, а за каждый нечаянный всхлип или увиденную слезу прибавлял пару ударов.
Всё, ты можешь идти. И запомни: воровство это преступление. Я горбачусь не для того, чтобы ты всё испортил. Ты меня понял? Отвечай!
Он замахнулся вновь, но остановился, когда мальчик чётким спокойным голосом произнёс:
Да, сэр.
Мужчина, сплюнув, опустил розги в корыто, наполненное водой. Он поправил немного съехавшую шляпу, опустил рукава клетчатой рубахи и вошёл в дом как ни в чём ни бывало, что-то мурлыча себе под нос.
Мальчик поднял лежавшую на земле футболку. Его спина горела от боли. В глазах стояли слёзы, дрожащие пальцы бережно расправляли складки на шортах. Он смотрел в густую чащу леса ему хотелось броситься туда со всех ног. Жить в лесу, играть со зверьками, питаться ягодами.
Его кто-то тихонько потянул за рукав. Обернувшись, он увидел перед собой Виви. Одной рукой она обнимала засаленного, с оторванным носом игрушечного мишку, другая несмело цеплялась за мальчика. В широко распахнутых глазах девочки застыл ужас. Малышка не понимала, что произошло, но будто бы чувствовала всю боль Джимми.
По пухлой щёчке скатилась слезинка. Мальчик присел на корточки, обняв девочку двумя руками, прижал её к себе. От неё пахло детством, чего ему было не дано испытать в этой жизни.
Девочка доверчиво прильнула к брату, её слёзы оставляли мокрые следы на футболке. Нежно поглаживая крохотную спину, мальчик прошептал:
Не надо, Виви, не плачь! Мне не больно. Пойдём в дом.
Он поднял девочку на руки и стал её кружить, пританцовывая. Потом Джимми поставил её на землю и, взяв плюшевого медведя, произнёс переделанным голосом:
Я весёлый танцующий медведь, а, если надо, могу и спеть! Он начал двигать лапками и хвостиком, что позабавило девочку она рассмеялась.
Джимми провёл ладонью по её кудрявой голове:
Вот так вот, пойдём, поможем маме!
Джакомбо Джонсон, зайдя в дом, тут же наткнулся на свою жену. Смерив её взглядом будто вечно мешающую вещь, которую давно пора выбросить, он прорычал, пресекая любое возражение:
Это был урок. Если не учить, вырастут слюнтяями. Не смей жалеть их. Эти слова оборвались на полуслове, когда в комнату вошли дети.
Маленькая, чуть полноватая женщина с вечно грустными глазами хотела было что-то возразить, но не стала этого делать при детях.
Тереза Джонсон была глубоко несчастной в браке. Её муж стал деспотичным тираном, а когда-то носил её на руках, посвящая ей песни. Несчастная жена, но счастливая любящая мать, она старалась окружить детей заботой и уютом.
Обстановка дома Джонсонов была небогатой старая мебель, обои, прохудившаяся крыша и скромные обеды. Однако связанные ажурные салфетки, букеты луговых цветов, бережный ремонт своими руками делали дом уютным.
Всем этим занималась миссис Джонсон. Она также вела хозяйство на заднем дворе. Её муж трудился на заводе, а после занимался развитием сыновей. Делал это с исключительной строгостью и жестокостью.
Мальчики всё время были заняты готовили свои костюмы, чистили инструменты, репетировали. Из гаража, где проходили репетиции, доносились громовые раскаты:
Танцуй как джазмен, Джимбо! Это тебе не подмостки для дешёвых второсортных певичек! Джереми, ты неправильно держишь ритм, чекань звук! Джонни, что ты скукожился, покажи мне свой характер! Джаз это эмоции! Никакого отдыха, пока я не буду доволен вашей игрой! По местам! Живо! Джорджи, играй! Джеки, не смей прятать глаза!
Наступал вечер мальчики брали в свои руки инструменты и несли их. Джакомбо шёл рядом он не помогал нести, но жестоко наказывал за нерадивое обращение с ними. Наказывал за порчу костюмов, мог лишить еды на несколько дней.
Мальчики спали от силы пару часов затем помогали Терезе. Учиться тоже времени не было, не говоря уже о том, чтобы поиграть с соседскими мальчишками или кататься на велосипедах.
Поздней ночью, когда все уже спали, Джимми садился на подоконник, распахивая окно, слушал природу, город, ночь. Он мурчал свою мелодию, закрывая глаза, представлял совсем иную жизнь.
Вот он сидит в парке на зелёной сочной траве, рядом его братья, сестра и мама. Они едят мороженое, пачкают друг друга в шоколадной глазури и дурачатся. Затем он, расправив руки в стороны, мчится с горы на велосипеде на его лице слой дорожной пыли, а колени разбиты, но он счастлив. В другой мечте он гоняется за мячом, а вот тут они с Виви покупают ей самую большую и красивую куклу. В глазах мальчика застыли слёзы, а губы лишь беззвучно прошептали:
Где же моё детство?
Глава 2
Джакомбо Джонсон сидел в баре после смены на заводе. Его большие грубые пальцы сжимали стакан с крепким пивом, который никак не мог заглушить эмоции, бурлящие внутри под непроницаемой маской безразличия.
Редкие выходные дни он посвящал продвижению своей группы «ДиДиФайф», но пока что это не дало желаемого результата. Ему отказало уже три студии звукозаписи. Толстосумы вроде Грея, Кингсли и Квинса смотрели на него свысока, будто бы Джакомбо Джонсон простой босяк с улицы.
Униженный, с уязвлённым самолюбием Джакомбо ругал их недальновидность: «Этим никчёмным музыкантам кажется, что в мальчиках чего-то не хватает. Чёрт бы их подрал мои парни звучат идеально! В них вложено уже столько сил и денег, что теперь глупо отступать от намеченного курса!»
В его глазах читалось намерение выжать из сыновей последние соки и добиться своего! Рука всё крепче сжимала стакан. Перед глазами возникло воспоминание из прошлого слепящий свет фар, удар, острая боль по всему телу, затем тьма.
Вздрогнув, он рывком выпил всё, что было в стакане. После этого с размаха запустил стакан в барную стойку. Он метко попал в одну из самых дорогих бутылок в этом заведении виски с десятилетней выдержкой, если верить хозяину бара. Звон бьющегося стекла заглушила музыка, а бутылка, накренившись, уже залила пол своим «внутренним миром».
Ошарашенный бармен сию секунду отбросил белое полотенце, которым протирал стаканы, быстро возникнув прямо перед лицом Джакомбо, гневно жестикулируя:
Ты заплатишь за неё, или мои парни тебя уделают так, что костей не сосчитаешь, при каждом слове он тыкал своим указательным пальцем в широкую грудь мужчины, заплатишь всё, до последнего цента, эту фразу он проговорил, выговаривая и выделяя каждое слово отдельно.
Бармен Флинт Кейдж, человек бывалый и опытный в разборках с негодяями и мерзавцами, которых в этом заведении было пруд пруди, точно знал, что делать и говорить в подобных случаях. Его бычья внешность помогала приводить в чувство озверевших пьяниц, поэтому он держался с Джакомбо уверенно, без лишних сантиментов и жалости.
Однако реакция мужчины удивила его: Джакомбо, посмотрев на него будто бы осмысленным взглядом, слегка пошатнулся, на его лице возникла улыбка. Бывают люди, которым не идёт улыбаться, Джакомбо Джонсон из их числа. Его улыбка скорее пугала, чем располагала к себе: то был звериный оскал. Разведя свои большие руки, будто бы потягиваясь после долгой дремоты, он вдруг схватил бармена за шкирку:
Да что ты мне можешь сделать, из того что не сделано? обречённо-сиплым голосом спросил мужчина.
Бармен ощутил резкий запах пива, смешанный с сигаретами, почувствовал, как от Джонсона несло потом, но больше всего его испугали иссиня-чёрные глаза.
Флинт сделал небольшой шаг назад, что было ошибкой. Джонсон воспринял это как досрочную капитуляцию удовлетворённо приподняв уголок рта, он толкнул бармена своей пятернёй крепких пальцев. Флинт от неожиданности не смог совладать с равновесием и налетел на столик, опрокинув с него пару кружек пива. На лице Джакомбо не дрогнул ни один мускул, а валяющийся у его ног бармен злобно выругался, отряхиваясь от пива и стекла. Лицо Флинта пылало от гнева скулы налились кровью, а на лбу взбухла пульсирующая вена. Он быстро поднялся на ноги и, вытащив из ладони осколок разбитого бокала, зарычал: