Молодой историк с каждым днем все увереннее вливался в профессорско-преподавательский состав института. Причиной этому была его необычайная работоспособность и порядочность. На первом же для него партийном собрании вуза лично сам ректор института вручил ему Почетную грамоту, которой он был награжден за умелую организацию политико-воспитательной работы в период уборки урожая. Чурсин, смотря в глаза седовласого руководителя, улыбался. Улыбался через силу. Он, да и не только он, знал о том, что третья часть картофеля осталась лежать под снегом. Еще больше важного продукта, без всякого сомнения, будет выброшено. Комиссар часто был возле хранилищ, из них несло зловонием.
Тему кандидатской диссертации Егора Чурсина преподаватели кафедры истории КПСС кооперативного института одобрили с первого захода. Все без исключения пришли к единому выводу, что организация свободного времени трудящихся по месту жительства во все времена была очень актуальной для партии. Через месяц тему утвердили на опорной кафедре в Тарске. Бывшие наставники Чурсина на имя Горового написали специальное письмо, в котором подчеркнули не только актуальность и диссертабельность темы исследования, но и выразили уверенность в успехе молодого таланта на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Главный историк «кооператива» с большим удовлетворением зачитал теплое послание ведущей кафедры сибирского региона перед своими коллегами. Затем попросил Анну Петровну отнести это письмо в партийный комитет и на другие кафедры общественных наук, для ознакомления. Старик сиял от радости. Сиял от радости и самый молодой историк вуза
Первую зиму в Помурино Егор Чурсин не заметил, она пролетела для него почти мгновенно. Не ощущал он и сильных морозов, которыми природа наградила сибирский край. Для общения с природой, не говоря уже о дружеских встречах с людьми, у него просто-напросто не было времени. Основное время уходило на работу. Вне института он тоже работал. Сидел в областном партийном архиве, в библиотеках города. Домой приходил поздно вечером и от усталости валился в кровать. Пищу для себя не готовил. Утром обходился чаем, обедал в институтской столовой. Вечером опять был чай. Хозяйке бабе Маше больших проблем не приносил. Она видела своего постояльца только ночью, когда проверяла его наличие.
День проходил за днем. Новенький все больше и больше узнавал подноготную своих коллег и сотрудников кафедры, в составе которой было десять преподавателей и три сотрудницы. Среди историков было пять доцентов, два старших преподавателя и три ассистента. Старческий возраст коллег радовал только что прибывшего. Он имел очень большие возможности на быстрое продвижение по лестнице научной карьеры. Все зависело только от него и не от какого-нибудь другого. В том, что он быстро защитит кандидатскую диссертацию и будет учиться в докторантуре, он уже нисколько не сомневался. От сладких мыслей ему на душе становилось хорошо. Иногда он не выдерживал и открывал небольшой шкафчик, в котором стояло несколько бутылок самогонки. Первач у отца всегда получался первоклассный. Он открывал бутылку и с наслаждением делал глоток. Больше не пил, боялся, даже очень боялся. Ему не хотелось попадать в черный список институтских алкоголиков. К тому же изготовление самогона преследовалось по закону. В том, что хозяйка его может сдать милиции, он сомневался. Она к старости, как ему казалось, вообще нюх потеряла. Специальная винтовая пробка вряд ли была для ее ума
Наступила весна. Чурсин ждал ее с большим нетерпением. Ему предстояло вынести на обсуждение кафедры первый раздел своей диссертации. Несмотря на то, что раздел был теоретический, он работал с большим усердием. Хотел в какой-то мере компенсировать отсутствие своего научного руководителя. На его кафедре не было специалиста по этой проблеме. Обращаться в университет, он воздержался. Опробация своего научного труда у историков «кооператива» могла сослужить ему только пользу. До очередного заседания кафедры оставалась одна неделя. Он раздал каждому коллеге лично в руки по одному экземпляру первого раздела диссертации. Заседание кафедры было назначено на первый понедельник апреля. В этот день у историков не было занятий.
Уверенность в том, что обсуждение раздела пройдет без сучка без задоринки, прибавляла ему сил и настроения. По институту он ходил с гордо поднятой головой. Все преподаватели и сотрудники, да и многие студенты, знали, что красивый и очень умный, и самый молодой из «старой» кафедры, так иногда называли историков «кооператива», пишет диссертацию. Кое-кто при встрече с ним крепко жал ему руку и интересовался его научными успехами. В том, что они уже есть и еще вот-вот придут, он нисколько не сомневался. Его также подкупало теплое и дружеское отношение своих коллег по кафедре к его собственной персоне. Почти по-отцовски к нему относился заведующий кафедрой, который однажды пригласил его к себе домой на квартиру. Чурсин любезно отказался. Ему было жалко своего драгоценного времени. Семинарские занятия со студентами, всевозможные консультации отнимали у него много времени. Он также хотел показать шефу, что наука для него куда дороже, чем его рассказы, как участника Великой Отечественной войны. Горовой часто делился своими воспоминаниями о войне как перед студентами, так и перед сотрудниками вуза.
Уверенность в том, что обсуждение раздела пройдет без сучка без задоринки, прибавляла ему сил и настроения. По институту он ходил с гордо поднятой головой. Все преподаватели и сотрудники, да и многие студенты, знали, что красивый и очень умный, и самый молодой из «старой» кафедры, так иногда называли историков «кооператива», пишет диссертацию. Кое-кто при встрече с ним крепко жал ему руку и интересовался его научными успехами. В том, что они уже есть и еще вот-вот придут, он нисколько не сомневался. Его также подкупало теплое и дружеское отношение своих коллег по кафедре к его собственной персоне. Почти по-отцовски к нему относился заведующий кафедрой, который однажды пригласил его к себе домой на квартиру. Чурсин любезно отказался. Ему было жалко своего драгоценного времени. Семинарские занятия со студентами, всевозможные консультации отнимали у него много времени. Он также хотел показать шефу, что наука для него куда дороже, чем его рассказы, как участника Великой Отечественной войны. Горовой часто делился своими воспоминаниями о войне как перед студентами, так и перед сотрудниками вуза.
Заседание кафедры началось ровно в девять часов утра. Обсуждение первого раздела диссертации преподавателя Чурсина было первым и основным вопросом. Чурсин вошел в комнату последним. В руках у него была огромная кипа всевозможных бумаг и книг. Заметив рабочее состояние молодого коллеги, заведующий кафедрой от удовольствия расцвел в улыбке и громко произнес:
Товарищи ученые! Мне приятно видеть, что наш Егор Николаевич настойчиво грызет гранит исторической науки Мне очень приятно, очень приятно
Из сидящих никто ничего нового по поводу настойчивости вошедшего не добавил. Они только весело рассмеялись и дружно захлопали в ладоши. Моральная поддержка коллег приободрила молодого преподавателя. Он сначала степенно сел на стул, стоящий в центре комнаты, затем встал и, хмыкнув себе под нос, уверенно начал говорить:
Уважаемые товарищи! Политическое руководство организацией свободного времени населения, в том числе, и нас, было и остается одним из основных направлений деятельности Коммунистической партии Советского Союза
Обсуждение первого раздела научной работы молодого историка Чурсина довольно затянулось. Оно длилось почти два часа, без перерыва. Никто из курильщиков не вышел на балкон, чтобы затянуться сигаретой. Не взял в рот сигарету и заведующий кафедрой, который раньше никогда не упускал возможности смачно затянуться. Только к обеду кафедра опустела. Последним выходил Чурсин. Его лицо было розовым и светилось от неподдельной радости. Он сразу же поехал к себе домой. Хозяйки в этот день не было. Она уехала в деревню к своей подружке. Как надолго уехала, она ему не сказала. Может и хотела, но не смогла. Днем его никогда не было. Ночью он спал, спал как убитый.
Отсутствие хозяйки квартиранту было на руку. Одиночество, как он считал, способствовало его таланту, делало его даже счастливым. Он быстренько достал из холодильника три яйца и разбил их, затем поджарил их на сковороде. Яичница и чай стали для него постоянными блюдами. И не потому, что у него не было продуктов питания. Холодильник был до отказа набит мясом и домашним салом. Чурсин в большинстве своем не занимался приготовлением пищи из-за нехватки времени, иногда ленился. Скорее всего, ленился от обилия мыслей. Его мозг был в постоянном напряжении, день и ночь. Он прокручивал молодому человеку десятки вариантов написания диссертации.
От обилия новых мыслей Чурсин иногда приходил к выводу о бессмысленности своей темы исследования. На какие-то короткие моменты он впадал в панику. Ему хотелось все бросить, забиться от людей куда-нибудь подальше, отвлечься от сотен умных цитат и указаний.
Прошедшее заседание кафедры все его сомнения отбросило, притом очень далеко и навсегда. В том, что его тема исследования диссертабельна, и он в скором будущем станет самым молодым ученым среди обществоведов «кооператива», он уже нисколько не сомневался. Сейчас, лежа в постели, он лениво, но с очень большим наслаждением прокручивал почти по минутам ход обсуждения его научной работы. Оно прошло на ура. Хотя первый раздел дался ему нелегко.
Он прочитал десятки научных сообщений, книг, монографий по исследуемой теме. Он также тщательно проштудировал работы В. И. Ленина, документы партии, посвященные этой проблеме. За месяц до заседания кафедры его рукопись раздела была готова, она была порядка двухсот страниц. От объема писанины ему стало не по себе. Он прекрасно знал, что любая диссертация по исторической науке, согласно требованиям Высшей Аттестационной комиссии при Совете Министров СССР, должна быть не больше 200-220 страниц, включая источники. Его же диссертация состояла из пяти разделов. Первый раздел, исходя из сложившихся традиций в ученом мире, должен быть самым маленьким по объему. Времени было в обрез. Он начал форсировать сокращение раздела. За пару недель это ему удалось сделать. Неожиданно возникла другая проблема. Рукопись предстояло напечатать. Он обратился к Анне Петровне, та обещала посодействовать. Через день у него были номера телефонов двух машинисток, которые брались напечатать рукопись в сжатые сроки. После множества звонков ему пришлось отказаться от этой идеи. За один печатный лист пожилые женщины брали по 40 копеек, за срочность еще по 10 копеек. Один лист обходился 50 копеек. Лишних денег у него не было.