Еще пару слов, и я тебя, красавица, дубинкой по одному месту отстегаю
Стегать ему уже было некого. Пыркина ловко вывернулась из-под его рук и дала деру к выходу. Оказавшись на значительном расстоянии от источника повышенной опасности, им являлся разъяренный милиционер, она прокричала:
Большое спасибо, большое спасибо, мой дядя Федя милиционер
Затем она рванула к себе дверь и стремительно выбежала на улицу. Ее лицо сияло от радости
Совместное проживание пожилого мужчины и молодой девушкой селяне встретили в штыки. Поползли мыслимые и немыслимые слухи и сплетни. Число противников прелюбодеяния росло с каждым днем. На стороне Кадышева было лишь несколько бабушек, верующие. Они не верили, что представительный мужчина, и к тому партийный, может быть антихристом и жить с малолеткой. Кое-кто из умных заинтересовался социальным происхождением нового директора. Особенно усердствовали коммунисты. Они писали письма в райком партии. Они требовали одного, как можно строже наказать начальника за разврат девчонки, которую мало кто из них вообще видел. Пыркина вела затворнический образ жизни. Едва Кадышев уезжал на работу, она убирала в квартире и ложилась на диван. Смотрела телевизор или читала книги. Иногда выходила во двор или в большой сад, окружавший дом. Садилась на скамейку и закрывала глаза. Открывать глаза и любоваться природой ей часто не хотелось. Не было настроения. На улицу она не выходила, боялась людей.
Бояться их она стала после первой встречи с жителями деревни. Она произошла через пару дней после ее приезда к Кадышеву. Был поздний вечер, когда она встретила на дороге небольшую группу женщин, возвращавшихся из сада. Она поздровалалсь с селянками. Молодые всегда приветствовали старших первыми. Этому ее учили в школе, учили этому и в ПТУ. Этому правилу она не изменяла и в своей деревне, не изменила и здесь. Равнодушие к своей персоне новенькую сильно поразило. Никто с нею не поздоровался, даже никто не кивнул головой. Мало того. Из толпы донеслось:
Маня, не это ли краля нашего нового директора окрутила? Одна из женщин оглянулась, и приостановившись, громко произнесла. Да, это она Я ее вчера со старым хахалем видела в их палисаднике
О происшедшем Надя своему любимому мужчине не рассказала. Излишнее расстройство могло сослужить ему плохую службу. Она знала, что он не так давно потерял близких ему людей. У Николая Петровича нередко болело и сердце. Результатом этого была нервная работа в обкоме партии и сейчас, уже директором. Прибавила ему проблем и внезапно нахлынушая любовь к молодой девушке. Сама она его нисколько не пугала, пугал ее возраст. Ей было только двадцать, ему же почти пятьдесят. В свободное от работы время Кадышев часто делал экскурс в историю любовных отношений, как своей страны, так и за рубежом. Подобных примеров не было. Может они и были, но он о них не знал. Одно он знал четко. Без этой молодой девушки он уже не представлял свое будущее. Он восхищался ее порядочностью и неимоверной настойчивостью. Она, невзирая ни на что, сама его разыскала. Первой призналась ему и в своей любви. И сейчас она вела себя достойно, словно у нее не было проблем.
Кадышев был неглуп. Он сразу же заметил, что сельчане с большой опаской встретили нового руководителя. С явным непониманием они отнеслись и к его новым порядкам, которые он в первый же день в прямом смысле стал насаждать. Он строго-настрого запретил любое воровство из сада, из ферм. Для острастки двух несунов уволил. О директоре-диктаторе сразу же пошли сплетни, одна страшнее другой. Кадышева вызвали в райком, к первому секретарю райкома партии. Парасотченко ему был незнаком. На должности секретаря он был новеньким, как и сам Кадышев на должности самого маленького совхоза в области. Районный вождь приехал из Москвы, после окончания Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Разговора, как такового, между номенклатурными работниками не получилось. Кадышев заскрипел зубами, когда не получил приглашения присесть. Он стоял перед холеным молодым человеком, который не только устроил ему настоящй разнос, но и в прямом смысле издевался. Он не огрызался, знал, что это будет для него лишняя оплеуха. Как не сомневался, что партийное взыскание ему обеспечено. Не исключал он и «высшей меры наказания». Что это означало на деле, ему было известно
Вскоре его пригласили на заседание бюро райкома партии. Его решение было единым. За аморальный образ жизни директору совхоза «Заря коммунизма» объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку. «Аморальщик» стоял бледный, словно восковая фигура. Его удивляло равнодушие к его судьбе. Никто из них не задал ему ни одного вопроса, не поинтересовался и женщиной, с которой он жил в гражданском браке. Кадышев внимательно рассматривал живые винтики и приходил к однозначному выводу. Стоит ему только против них выступить, его тут же раздавят Для них он был и есть пустое место
Размышлять о бесчеловечности сотоварищей по партии ему больше не пришлось. Парасотченко сквозь очки посмотрел на пожилого мужчину, который почему-то все еще стоял и не покидал помещение. Постучав карандашом по столу, он сквозь зубы процедил:
Товарищ Кадышев, члены бюро к Вам вопросов не имеют Затем он громко прокричал. Попросите зайти коммуниста Дракова
До деревни оставалось пару километров, не больше. Черная «Волга» уверенно летела по асфальтированной дороге. Кадышев все еще продолжал «перемалывать» в своей голове только что прошедшую «парточистку». Увидев по обеим сторонам дороги большой сад, он внезапно заплакал. За столь короткое время он уже успел привыкнуть к этому селу и к этому живописному саду, и, конечно, к своей любимой женщине Неожиданно что-то очень острое прожгло его грудь и со страшной болью отозвалось во всем теле, затем в голове. Он опустил руку вниз, хотел переключить передачу и остановить машину. Сделать это ему не удалось. Его куда-то несло и несло
Машину директора совхоза обнаружили деревенские ребята. «Волга» лежала на боку, неподалеку от глубокой траншеи, которой был опоясан сад. Искусственное углубление служило преградой для домашней скотины. И не только. Оно преграждало путь и для транспорта, владельцы которого намеревались поживиться за счет народного добра. Ребята прибежали в контору и сообщили о происшедшем. Вскоре приехала милиция и врачи. Стало ясно. Машина на большой скорости съехала с дороги и ринулась в направлении сада. Преодолев траншею, он сделала пару кувырков и врезалась в первую попавшую яблоню. Водитель был мертв. На этот раз сердце коммуниста с тридцатилетним стажем не выдержало
Кадышева похоронили на городском кладбище. Желающих проводить его в последний путь было очень мало. Человек десять, не больше. Чиновников из района или области не было. Некролога о бывшем руководителе в газетах также не было.
Пыркина очень тяжело переживала гибель любимого человека, который был для нее одновременно отцом и мужем. Ее опасения, что после смерти Кадышева она останется без жилья, не оправдались. Директор жил в такой же квартире, что и большинство совхозников. Она долго раздумывала о своем будущем. Ехать в город не хотела. Близких родственников, как и хороших знакомых, у нее там не было. Оставаться в деревне также было бессмысленно. Здесь каких-либо перспектив вообще не было. Она стояла на перепутье жизни и смерти. Апатия брала верх над ее разумом. Закрыв дверь на ключ, молодая женщина ложилась в постель и целиком закрывалась одеялом. Никого и ничего не впускала в свой внутренний мир. Нередко подумывала о самоубийстве. Все больше и больше приобщалась к спиртному. Однажды во время запоя ей приснился страшный сон, он сильно врезался в ее память. Кадышев стоял возле своей могилы, и глядя на молодую женщину, очень настойчиво повторял:
Надя, Надюша Я ради нашей любви отдал свою жизнь
Отдай и ты свою Сделай все для своего земного счастья, я тебя очень прошу, моя любимая
Пыркина проснулась и от страха задрожала. Затем, словно на исповеди, уверенно произнесла:
Коля, мой милый, мой дорогой Ради тебя и ради нашей любви я пойду на все, сделаю все возможное для нас
Прошла неделя. Все это время затворница размышляла о вещательном сне своего любимого человека
Попытка Надежды Пыркиной устроиться на работу в совхозе, которым совсем недавно руководил ее любимый мужчина, с треском провалилась. Почти все селяне, особенно женщины, были против этого. Был против и новый директор совхоза Еремин, бывший секретарь партбюро. Его назначили директором на следующее утро, как только первый секретарь райкома партии узнал о гибели предшественника. Безработная поехала к своему народному депутату, пожаловалась на произвол местной власти. Он помог. Пыркина, куда бы ее не посылали, везде работала с усердием. Молчала, лишь иногда до крови кусала свои губы. Невзирая ни на что, продолжала думать и думать. Завет Кадышева для нее стал своеобразным талисманом, который защищал ее от всевозможных напастей.
Усердие новенькой сначала заметили те, с кем она работала бок о бок. Несколько позже это заметили и ее враги. Через полгода Пыркину назначили бригадиром. Под ее началом было двадцать женщин и трое мужчин. Еще через полгода состоялось внеочередное собрание жителей трех сел. Оно избрало Пыркину директором совхоза. В истории района это явление было архиредкостным. Директора всегда присылали, по инициативе партийных органов. Она, откровенно говоря, не ожидала такой прыти по служебной лестнице. Скорее всего, ей это сам Бог благоволил. И не только он. В этот же день молодая женщина поехала в город. Она долго сидела возле могилы Кадышева и плакала