Своего расцвета Ликия достигла в пятом веке до нашей эры, когда она вместе с Карией, Эгейскими островами и другими землями объединилась в сильное государство, известное как Родосский союз, под гегемонией острова-государства Родос. Конечно, отчасти этот союз был принудительным, как любой союз между победителями и побежденными. Последними оказались на какое-то время в данном случае ликийцы, хотя их вековечная вражда с родосцами отмечена еще Гомером в его «Илиаде», где ликийский царь Сарпедон, союзник троянцев, убивает родосского царя Тлеполема, сына Геракла. Но это дела совсем уже прошедших веков. Нетипичная по сравнению с остальными греческими городами и государствами экономическая и политическая стабильность Родосского союза привела к тому, что он стал главным денежным центром Эллинистического Средиземноморья. Вместе с центром Родосом богатеет и развивается Ликия; однако благоденствие Родосского союза было погублено новой силой, смело заявившей о себе в античном мире, римлянами. Интересно, что на сей раз завоеватели привели Родосский союз к покорности не грубой силой, а экономической «петлей»: римляне создали центр беспошлинной торговли на острове Делос, и сначала рухнула экономика Родосского союза, а затем и он сам. Прибрать к рукам бывшие земли союза не составило римлянам никакого труда, и так Ликия вошла в Римскую республику, позже империю, хотя интересно отметить, что формально она была какое-то время независима. Это явно льстило свободолюбивым ликийцам, имевшим очень древние традиции народовластия, отмеченные еще самим Аристотелем: в лучшие свои времена Ликийская лига включала 23 города, из них Ксанф, Пинара, Патары (родной город св. Николая), Миры и Олимпос имели по три голоса в общеликийском собрании, на котором каждую осень избирался ликиарх правитель Ликии. Долгое время ликийскими городами правили местные династы пока по приказу персов их не истребил карийский сатрап Мавсол. Однако же довольно быстро независимость превратилась в эфемерность, и Ликия стала такой же провинцией Рима, как и все остальные. Жители Ксанфа сожгли себя еще раз, не желая сдаваться войскам одного из убийц Цезаря Брута, как повествует Плутарх в его жизнеописании: «Брут стал требовать от ликийцев денег и войска. Демагогу Навкрату удалось убедить несколько городов отложиться от Брута и занять их войсками возвышенности с целью помешать дальнейшему движению Брута. Сперва Брут двинул против них конницу и изрубил у них во время завтрака 600 человек. Затем он стал занимать местечки и маленькие города, причем с целью привязать к себе население отпускал всех пленных без выкупа. Ликийцы, однако же, отличались дерзостью. Все, чем он вредил им, возбуждало в них чувство раздражения, над мягкостью же и гуманностью его они смеялись. Наконец, он загнал самых храбрых из них в Ксант и повел осаду. Ликийцы стали бросаться в реку, протекающую вблизи города, и старались убежать, но попадали в сети, расставленные по течению на дне реки. По краям сети были привешены колокольчики, тотчас же дававшие знать, если кто-либо попадался. Однажды ночью ксантцы сделали вылазку, напали на римские осадные машины и зажгли их. Римляне заметили это и заставили неприятеля запереться в стенах. В это время сильный ветер погнал к стенам огонь, который перешел на ближайшие дома. Брут испугался, что город может быть разрушен, и приказал немедленно помогать населению тушить огонь. Ликийцев внезапно охватило чувство какого-то ужасного, необъяснимого отчаяния, чувство, с которым лучше всего сравнить своего рода любовь к смерти. Все они вместе с женами и детьми, свободные и рабы, люди всех возрастов, кинулись на неприятелей, желавших помочь в тушении пожара, и стали гнать их со стен. Сами они начали сносить в одну груду камыш, дрова и все горючие вещества с целью превратить город в пепел и всячески старались увеличить, раздуть огонь, давая ему всякого рода пищу. Пламя разлилось, со всех сторон охватило город и вспыхнуло высоко вверх. Брут был опечален случившимся и, разъезжая верхом вдоль городской стены, старался помочь ксантцам. Протягивая к ним руки, он умолял их пощадить, спасти город, но его никто не слушал. Не только мужчины и женщины убивали себя разного рода способами, но даже малые дети с криком и шумными восклицаниями прыгали в огонь, другие бросались со стен, третьи подставляли шею под удар отцам и, раздевшись, просили убить их. Когда город был взят, нашли женщину в петле. На шее у нее висел труп ребенка, горевшей лампой она хотела поджечь дом. Картина была ужасна. Брут не мог смотреть на нее, но, услыхав о случившемся, заплакал. Он обещал наградить солдата, который спасет хоть одного ксантца. Говорят, не отказавшихся от жизни было только полтораста человек. Таким образом, над ксантцами после целого ряда веков снова разразился гибельный удар судьбы. Они смелостью напомнили своих предков, которые во время войны с персами также похоронили себя при пожаре своего города».
Когда единая прежде Римская империя была разделена ее правителями на две Западную и Восточную (ныне более известную, как Византия, но сами «византийцы» такого наименования не знали и называли себя римлянами, а свое государство Империей ромеев, несмотря на то что она была, по сути, греческой), Ликия отошла к последней. Византийский период вновь отмечен расцветом Ликии и ее портов и торговых городов, но все равно до прежнего уровня развития и полунезависимости она подняться не смогла, а затем и Византийская империя начала слабеть и суживаться в своих границах: войны с варварами, арабами, славянами и норманнами медленно, но верно истощали ее; враг не раз появлялся под стенами столицы Константинополя. Расположенная в Малой Азии Ликия также подвергалась регулярным нападениям различных врагов, по преимуществу мусульман (византийский император Констант Второй, знаменитый своей роскошнейшей бородой и поддержкой монофелитской ереси (признававшей в Богочеловеке Христе две природы Божественную и человеческую, но при этом лишь одну волю), попытался разбить флот арабов у берегов Ликии в 654 г., но потерпел сокрушительное поражение и спасся со своего тонущего корабля, только обменявшись одеждой с человеком «малозначительным», которого враги и убили вместо василевса); Миры не раз разграблялись и постепенно приходили в упадок. Впрочем, византийское правительство не сидело сложа руки и в VIIVIII веках предприняло ряд мер для пополнения населения Малой Азии за счет добровольного и принудительного переселения туда славян: в основном, в Вифинию, в сирийское приграничье, потом в Каппадокию; не стала исключением и Ликия. Вкратце скажем, что славян переселяли в Малую Азию василевс Констант Второй в 668 г., василевс Юстиниан Второй Ринотмет (Безносый) в 687 г. (около 80 000 человек, но ввиду того что славянский боевой отряд изменил василевсу и перешел к мусульманам, император эту колонию истребил); в 762763 гг., при Константине Пятом, были переселены более 200 000 человек, и т. д. Колонисты имели самоуправление, собственные судебные органы и т. д.; главное, что от них требовалось, военная служба и налоги. Постепенно славянский элемент растворился в местном, хотя еще долго малоазийские славяне осознавали себя отдельным народом, не причисляя себя ни к византийцам, ни к арабам; так вот намного позже, уже в XVIXVII веках, западноевропейские ученые (Иаков Лопес де Стуника перводчик и издатель многих греческих и латинских текстов, участвовавший также в издании испанской Комплютенской Библии на 4 древних языках (1522 г.), и Иоганн Якоб Хофманн автор «Универсального словаря»), еще фиксировали существование СЛАВЯНСКОГО наименования Мир Ликийских Струмица. (Этот факт не встречался автору ни в русских, ни в английских изданиях, но был обнаружен в сербской книге «Свети Никола: правило вере и крсна слава».)
Впрочем, к XI веку Миры все равно пришли в упадок; остаток населения города постановил переселиться в более безопасное место в 13 стадиях (3 км) от старых Мир. Мощи святителя остались в разоренном городе под присмотром нескольких монахов. Легенда (несомненно, позднего происхождения, созданная в объяснение всего происшедшего) рассказывает, что чудесным образом св. Николай явился кому-то из обитателей Мир и наказал жителям вернуться; они не исполнили его наказ, и тогда он сказал: «Тогда я от вас уйду». Мирян не вразумило и это. Тогда, как свидетельствует многочисленная житийная литература, святитель явился священнику города Бари в Италии и сказал: «Иди и скажи людям и всему собору церковному, чтобы отправились в Миры, город Ликийский, да возьмут оттуда мои мощи и, принеся сюда, положат в этом городе Бари, ибо не могу там пребывать на месте пустом; так изволилось Господу Богу моему». Итальянцы в итоге спешно и тайно подготовили целую морскую экспедицию и исполнили волю чудотворца: его мощи были перевезены из Мир Ликийских в Бари 9 мая 1087 года, где они покоятся и доныне.
Однако источники приводят ряд фактов, согласно которым перенесение мощей можно охарактеризовать и другим словом: похищение. Тайна экспедиции, соревнование с венецианцами, угроза убить охранявших мощи греческих монахов, наконец, сам саркофаг, некогда вмешавший честное тело святителя, имеет явные следы спешного и насильственного вскрытия: в частности, доподлинно известно то, что проникшие в церковь итальянцы не смогли открыть крышку каменного саркофага настолько она была тяжела, и тогда они варварским способом просто пробили его стенки и через них извлекли мощи св. Николая: все это свидетельствует о многом; кроме того, в спешке похитители потеряли часть мощей, что вряд ли было бы возможно при более спокойных обстоятельствах; эти частицы были заботливо собраны воистину осиротевшими жителями Мир, слишком поздно осознавшими, какого духовного сокровища они лишились, сложены в ларец, и теперь он хранится в историко-археологическом музее Анталии. Так в церкви, где служил св. Николай и где он был погребен, не осталось ни частицы его мощей. Греческая церковь считает это событие прошедших веков ограблением, и поэтому праздник перенесения мощей из Мир в Бари не отмечает (таково широко распространенное мнение, хотя встречаются и опровержения); вместо этого греки празднуют 11 августа день рождения святителя. Не так давно этот праздник стал отмечаться и в Русской православной церкви, хотя официально в календаре еще не закреплен. Стало как-то считаться, что ранее этот праздник отмечался Русской церковью до раскола. Вопрос сложный; автор проверил по крайней мере, в старообрядческом Часослове издания Супрясльского монастыря за 1772 г. этот праздник под 29 июля старого стиля назван вовсе не рождеством святителя, но «Принесением иконы Николы Чюдотворца, иже от Вятки». Так что когда напутали сейчас или уже под 1772 г., неизвестно.