Перед операцией в палату зашёл угрюмый Семён в голубых бахилах и смешном бумажном халате, словно сделанном из промокашки. Только что анестезиолог поведал ему, что у Ильмеры редкая непереносимость анестезии, и что могут начаться проблемы как во время операции, так и после. Разумеется, от подруги решено было держать подобную новость в тайне. Сев рядом с кроватью, Семён взял в ладони ледяную руку девушки:
А я так надеялся, что это будет наш с тобой ребёнок.
Ильмера заплакала. Теперь она плакала всегда. Что за жизнь корявая ей досталась? Так хорошо начиналось и юность и карьера, даже это изгнание, где она обрела неожиданное счастье. Неужели всё закончится здесь, в этой больнице её жизнь, в которой она только-только начинала понимать, что такое любить
Оперировать тебя будет сама заведующая, ассистировать профессор из Москвы
Помолчали, разглядывая капельницу кап, кап, кап драгоценное время утекало в вены вечности
Перестав плакать, Ильмера улыбнулась и, вытерев слёзы, погладила волнистые русые волосы друга:
А ведь ты мне в институте абсолютно не нравился. Таким фанфароном всегда выглядел, самовлюблённым гением. Эти твои шарфики шёлковые задушить была готова хорошо, что теперь не носишь. А однокурсницы все от тебя с ума сходили
Ты мне тоже не нравилась зубрила улыбнулся Семён. Вся правильная такая. Я тебя даже за девушку не воспринимал прямо ходячий свод правил. Но знаешь, чем дальше, тем больше о тебе думал. Наверное, девушка такой и должна быть самодостаточной и целеустремлённой.
Ну и куда меня эта самодостаточность привела? Видишь задёргалась губа, глаза заполнились влагой.
Подожди. Я должен сказать перед этим он говорил медленно, словно подбирая нужные слова. На выпускном, помнишь, пресловутую историю, когда я всех звал на Гоа ну, дебил был ты подошла ко мне и сказала: «Я поеду с тобой на Гоа там притесняют индусов. Может, революцию замутим?» И всё, понял, что только о тебе и думаю. После института я всегда всё про тебя знал как ты жила все эти годы, чем дышала. Мужа твоего видел как ты вообще могла полюбить подобного сноба?.. Не удивился, что вы развелись Так тогда обрадовался, что сразу рванул в Москву
А почему же мы не встретились?
Свободу, дурак, потерять испугался Я потом часто прилетал, заходил в твоё издательство, смотрел через стекло, как ты работаешь за компом смешная такая революционерка с хвостиком Потом ругал себя на чём свет Идиот, думал и зачем я тебе нужен? А когда ты написала ту статью знала бы, сколько подключил знакомых, чтобы замяли дело. Теперь ты представляешь, как я был ошарашен, когда ты позвонила. Ты. Позвонила. Именно. Мне. Не кому-то на курса, а именно мне
А кому ещё, Сём? Каждый раз в редакции, я пошевелиться не могла, когда краем глаза видела как ты на меня смотришь Детский сад Дураки мы с тобой. И теперь почти два года ломали комедию. Если бы не операция, так, наверное бы и состарились
Поцелуй был долгим долгим, и шум крови в висках стучал в унисон с каплями капельницы тук, кап, тук, кап, тук
Глава четвёртая. Наркоз
Небывало сильный, порывистый, почти ураганный ветер со свистом просачивался сквозь пластиковые окна в палату. Там, по другую сторону стекла, началось настоящее светопреставление. Едва наступивший рассвет резко сменился глубокими сумерками. В тёмных, низко опустившихся густых облаках, угрожающе затянувших небо, постоянно полыхали молнии, но дождя всё не было. Кроны деревьев перед окнами нещадно трепало во все стороны, то и дело слышался угрожающий треск, и мимо окон временами пролетали оторванные ветви
Ильмера натянула на ноги нелепые белые эластичные операционные чулки и сидела на кровати в ожидании операции. Семёна попросила не приходить ей невыносимо было видеть отчаяние любимого человека.
Карелина! На выход!
Ильмера вздрогнула ну вот, за ней и пришли. За дверями палаты стояли две одутловатые хамоватые санитарки, тут же засунувшие в халаты тысячные купюры, протянутые Ильмерой, а так же высокая каталка, которая доставила девушку на верхний этаж девятиэтажного диагностического центра. Длинный тёмно-зелёный коридор и множество дверей, за которыми одномоментно проходило несколько десятков операций. Ильмере стало немного жутко это сколько каждый день, каждый час операций по извлечению опухолей?! Там, за стенами больницы, она даже представить себе не могла подобных ужасающе-грандиозных масштабов болезни А может быть в стране эпидемия, но о ней молчат?.. «Надо репортаж написать рак наступает», подал робкий голос в смятённом мозгу журналист.
Из дверей то и дело выскальзывал персонал и, с почти беззвучным шуршанием прошмыгнув мимо, исчезал то в проёмах дверей, то в темноте коридора. Было ощущение, что люди просто растворялись в воздухе.
Ильмера смотрела в потолок, думая о разном и о том, что операционный этаж гораздо выше остальных, хотя с улицы все этажи одинаковые, и что ремонт здесь не делали, пожалуй, со сталинских времён, а может и с дореволюционных, и о прошлом
Вся её жизнь проносилась мимо воспоминания обрывками вспыхивали и гасли, и отчего-то все они были безрадостными, словно ничего хорошего в её жизни и не было все самые неудачные моменты жизни, словно с укоризной указывали ей не успела, не сказала, не помогла, не смолчала, не не не
Казалось, Ильмера лежала вечность в мрачном коридоре. Но вот ближайшие двери открылись, и каталка въехала в операционную, затем крепкие руки санитарок, словно неживой груз, переложили её на железные пластины операционного стола, резко пронзившие голое тело ледяным холодом металла. И даже простынёй не накрыли
Ильмера ощутила, что она перестала быть человеком, которым была ещё секунду назад, там, за дверями.
Значит она теперь просто мясо, лежащее на разделочной доске Просто мясо
Юркая, безликая медсестра крошечного роста сделала первый укол. Теперь мозг журналистки, попавшей в совершенно иной мир, с беспристрастностью исследователя констатировал каждую деталь происходящего. Он с изумлением отмечал, что стены и потолок зала раздвинулись. Потолок стал высоченным прозрачным куполом, сквозь который было видно глубоко черное звёздное небо но ведь сейчас день! Стены с громадными витражными окнами резко исказились, и теперь вместо гладкой поверхности они представляли собой грубо обработанные наросты можно было подумать, что стены просто обляпали кусками глины, а затем закрасили зелёной краской.
Зашёл анестезиолог, сел в изголовье операционного стола, зажал голову Ильмеры металлическими зажимами. Кто-то в это время бесцеремонно пристегнул к столу её ноги, и, раскинув руки в стороны на запястьях застегнул металлические же наручники.
«Распяли меня как на кресте Почему так жестоко-то? Словно я заключённая в каземате».
Развернулась от соседнего столика с несколькими шприцами и медицинскими приборами медсестра громадная, как гренадёр, сжала руку у локтя и одним выверенным движением с хрустом вогнала толстую иглу в запястье, выше наручников. Пошла по вене ледяная жидкость
Карелина, вы меня слышите? равнодушный голос анестезиолога начал звучать словно издалека.
Да, слышу.
Посчитайте до восьми.
Один, два, три язык онемел, прилип к нёбу, тело стало невесомым и было ли оно вообще Но Ильмера почему-то ещё слышала и видела всё, что происходит вокруг. Отчего-то воздух наполнился светом как же ярко включили свет!
Что это?! вскочила с необыкновенной прытью громадная медсестра, почему это животное светится?
Анестезиолог усмехнулся:
Успокойтесь немедленно! Странно вас разве не предупредили, что сегодняшний пациент Сияющее?
Предупредили но я думала, что просто пошутили
Серьёзнее надо относиться к своим обязанностям внимательнее читать задания
Простите, виновата. Я тут с чертовской текучкой себя не помню.
Пошла вон, идиотка, зло зашипел анестезиолог.
И тут Ильмера поняла, что она слышала не человеческий голос, а именно шипение, словно только что общались две змеи. Но она явно понимала речь, которая отчётливо звучала в мозгу
Неожиданно окружающая действительность исказилась окончательно словно с глаз спала пелена и проступила совершенно иная реальность.
Зал стал ещё огромнее, вместо привычной операционной лампы над ней висел ноздреватый полуржавый прожектор. А анестезиолог над Ильмерой склонилось безобразное существо с кожей грязно-зелёного цвета, напоминающее рептилию, скрещенную с лемуром. Он, не мигая, смотрел на Ильмеру огромными жёлтыми змеиными глазами размером с куриное яйцо, но она не чувствовала страха наоборот, Ильмера поняла, что он сам боится её даже в беспомощном состоянии она была преисполнена решимости победить всех и вся правда, ещё не знала как.
Существо, ты меня видишь и слышишь. Забавно. Никогда ещё я не видел Сияющих.