Философский пароход
Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно.
Л. Д. ТроцкийСударь, мистер, товарищ, изволите ещё глоток?
Безнаказанно бродят ветра на расшатанном юте,
И пока не осипнет от слёз пароходный свисток,
Предлагаю продолжить беседу в ближайшей каюте.
От случайной Отчизны осталась полоска земли,
Всё сильней её сходство со ржавою бритвой монаха,
Множить сущности всуе что воду толочь в пыли
Ничего не устроится сверх умножения праха.
Что ж, багаж наш негуст башмаки, пара старых кальсон,
Впору зависть питать к пассажирам четвёртого класса,
Ни собак, ни зевак Петроград погружается в сон,
По ночам здесь пирует тупая разбойничья масса
Пусть на запад нам выписан литер ногами в восток
Упереться придётся и к койке шарфом пристегнуться,
Отряхнём мир насилья, что цепи с измученных ног,
Раз диктует судьба поутру в новом мире проснуться
Но и там нет покоя изгоям, настойчив Господь
В своём промысле ветру доверить осколки былого,
И, пока ещё держит тепло окаянная плоть,
Для потомков хранится в умах сокровенное слово.
В этом граде-казарме продолжит свой курс изувер,
Что мечтал разлучить с головой философские выи,
От судьбы и его не спасёт именной револьвер,
И от кары небес не прикроют собой часовые.
А пока сквозь дремоту он видит извечный мотив
(Помнишь, как в Верхоленске ты мучился близкой разгадкой?),
Как задержанный мытарь, с ворами свой хлеб разделив,
В тесном склепе томился, глотая обиду украдкой.
Из оливковой рощи призывно звенел соловей,
И ему в унисон настороженно выли собаки,
Словно глаз Асмодея, сияла луна меж ветвей,
Разливая покров изумрудный в удушливом мраке.
Надвигается полночь, настал третьей стражи черёд,
Но забыть о мытарствах мешают треклятые думы,
Невдомёк бедолаге, за что угодил в переплёт:
Не за то ли, что долг исполнял раздражённо-угрюмо,
Шкуры драл с толстосумов, но часто прощал бедноте,
Не за то ли, что дал свой приют чужестранцу-бродяге,
Меж знакомцев хмельных ему место нашёл в тесноте
И под дождь не пустил, не позволил погибнуть в овраге?
Что твердил этот странник с глазами небесного льна?
Не забыть этот голос, душевно и тихо журчащий,
Будто есть одна страсть, опьяняющая, как весна,
Не любовь, ей не страшен огонь и разрыв жесточайший
Что за страсть? Не расслышал, не зная, как переспросить,
Заслужу это знанье, изведав на собственной шкуре,
Сохрани меня, Боже, прости и ещё раз спаси,
Прозябаю в грехах и мечтах о безгрешной натуре.
Лев, потомок Давида, в тревоге застыл у окна,
Словно из подземелья всё стонет свисток парохода,
Две России отныне и впредь разделяет стена,
Удаляя последнюю мысль ради «рабской» свободы.
Пусть в сорбоннских архивах сгрызают науки кирпич,
Льву маячит Стамбул под присмотром учтивых чекистов
Словно лодка Харона, баржа под названьем «Ильич»
Вслед за мыслью изгонит и души последних марксистов.
Революция праздник, ей грубый не в масть перманент.
Диктатура ликует, пусть помнится праздничный вечер,
Жаль, отсрочили казнь ГПУ упустило момент,
В пресловутом отеле «Бристоль» назначавшее встречу.
Не сойтись им в Париже что жертвам делить с палачом?
И в Берлине не выйти вразрез марширующим ротам.
Неприветлив Мадрид, там свой бунт бьёт кипящим ключом,
Не до диспутов жарких голодным испанским сиротам.
В Койоакане был шанс, но вмешался кремлёвский тиран
Смысл в жизни твоей, коль она не сгодилась тирану?
Власть сильнее любви вам докажет любой ветеран,
Что не сгнил в лагерях, завещавший брильянты Гохрану.
Кто-то верит в судьбу, мол, у тайны готовый ответ
Смерть любовь побеждает, рассудит всех пламень бесовский.
Уплывает в бессмертье, дымя, пароход философский,
И, сжигая в погоне часы, век торопится вслед.
Драматургия
Надежда Колышкина
Потерянная туфелька, или Конец времён
Пьеса в двух частях, написанная в жанре мифологического реализма
Действующие лица:
Зевс верховный бог Олимпа.
Гера супруга Зевса, богиня брака и семьи.
Пьеса в двух частях, написанная в жанре мифологического реализма
Действующие лица:
Зевс верховный бог Олимпа.
Гера супруга Зевса, богиня брака и семьи.
Херувим страж Эдема, охраняющий райские кущи с огненным мечом.
Афродита богиня любви.
Гермес сын и вестник Зевса, бог просвещения и торговли.
Арес сын Зевса и Геры, бог войны.
Гелиос бог солнца.
Часть 1
Действие происходит на Священной горе, в чертогах Зевса и Геры.
Будуар Геры обставлен со всей роскошью, подобающей супруге верховного бога, однако повсюду заметны следы ночного пиршества. На столе два бокала с рубиновым напитком, в вазе фрукты, на полу валяются перья, будто выдранные из хвоста огромной птицы. На белой скатерти поблёскивают, словно капли запёкшейся крови, зёрнышки граната. Богиня брачных уз, простоволосая, в кружевном пеньюаре, бродит, не замечая беспорядка. Подходит к окну, всматривается вдаль. Тишина.
ГЕРА (раздражённо). Ну где его носит? Получил простейшее задание слетать в сад Гесперид за яблоками и исчез на три дня, будто его послали за три моря. (Резко задёрнув тяжёлую штору, оборачивается на скрип двери.)
В проёме двери, ведущей в соседнюю комнату, стоит во всей красе Зевс-громовержец.
ЗЕВС (насмешливо). Дорогая Гера, тебе пора заняться самообразованием. С географией, вижу, нелады, да и счёт хотя бы до десяти пора освоить. Острова Гесперид не за тремя морями, а на краю самого большого земного океана, ставшего почти несудоходным после гибели Атлантиды. Обернувшись птицей, туда за три дня не долетишь. (Поднимает с пола перо, рассматривает.) Кого, кстати, ты туда послала?!
ГЕРА (надув губки). Тебе лишь бы меня обидеть! Три дня и три моря это фигура речи, принятая у людей! (Продолжает капризно.) Что до внешности, так ты сам решил, что мне идёт образ белокурой красотки. Будь моя воля я бы век вороной летала. Или кукушкой. Светло, просторно, и никто за тобой не следит!
ЗЕВС (несколько смущённо). Да за тобой и так никто не следит, а может, и следовало бы (Присаживается на смятую постель и тут же подскакивает, будто его ужалили. Пошарив рукой, обнаруживает в складках покрывала точно такое же перо, как те, что рассыпаны по полу. Машет пером перед носом жены, вопрошая угрожающе.) Что за тайные визиты к Гесперидам? Я спрашиваю, кого ты туда послала? И зачем? Это перо не грифа, которым мог бы обернуться наш сын Арес, не ибиса, в образе которого часто летает Гермес
ГЕРА (почти истерично). При чём тут Гермес?!
ЗЕВС. При том, что он мой вестник, и если бы экспедиция к Гесперидам была поручена ему, он бы мне доложил в первую очередь! (Продолжает с едва сдерживаемой яростью.) Кто тут своим хвостом тряс?! И запах какой-то странный, горелым тянет!
ГЕРА (мигом преображаясь в любящую жену). Ну ты у меня и ревнивец! Да это же перо херувима! Залетал тут один, из Эдема. Хотел с тобой поговорить, да случайно ко мне в окно попал. Говорит, в остальных света не было, одно моё горело! Так перепугался, меня увидев, что от ужаса с него перо посыпалось!
ЗЕВС (сменив гнев на милость). Неудивительно. Ночами нормальные боги спят, одна ты колдуешь, как ведьма! А что ты его ко мне не направила? Если дело важное, я бы его и ночью принял.
ГЕРА (умильно). Да нет, сущие пустяки. А ты мог спросонья его молнией огреть, вот я и пожалела беднягу, выслушала. Херувим жаловался, что Эдемский сад совсем зарос, одичал, яблони, мол, выродились, а нужные сорта есть только у Гесперид. Ну те, которые от семечка растут, не утрачивая своих качеств. Долго плёл про размножение саженцами и черенками и почему эти методы не подходят. Ты бы этого не вынес. Я тоже чуть бедолагу не выгнала, но, вовремя вспомнив про значение этого плода в судьбе человечества, пообещала послать Ареса за посадочным материалом.
ЗЕВС (хохотнув). Да ты у меня, оказывается, садовод! А Деметра-то и не знает! Вот обрадуется, обнаружив, что обустраивать Землю тебе помогает бог войны!
ГЕРА (сухо). Для меня Арес прежде всего сын. Как и для тебя, кстати.
ЗЕВС (равнодушно). Понятно. (Берёт со стола бокал, брезгливо нюхает содержимое.) Как не устроить сыну пирушку перед дальней дорогой! Но ты же не выносишь земных напитков, а тут кровь лозы. С кем он пьянствовал на дорожку?