10. Песнь десятая
О том, что автор услышал в раковине морской, о хитроумном конязе Ярославе, прозванном льстецами Мудрым и его косой жене, библиотеке и псарне и что вообще случилось ещё.
И вот России слава!
Дожили наконец
До князя Ярослава
По прозвищу Мудрец.
Конязь родился новый
(Чудес не вижу в том!)
В корзине тростниковой,
В кольчуге со щитом,
С серебряною ложкой,
В рубашке (Я не вру!),
В сафьяновых сапожках
И с трубкою во рту.
Имел он голос звонкий,
Сребро считать любил
И в Библию ручонкой
Потыкать норовил.
Не вопрошайте, друже,
Откель известно мне,
Как он ловил лягушек
Удилищем в Днепре?
Он светским быть старался,
Неплохо басом пел,
На моду покушался,
Но в сём не преуспел.
Сморкался громко в стяги
Донёс до нас Ротверг..
(Языческие саги
Никто не опроверг!)
Картинка в духе Брэма:
Великий князь любил
Грудастых иноземок
За их любовный пыл.
Нет, это не по теме!
И, радостью горя,
Описывать в гареме
Не будем визиря!
Отметим, не вникая
В семейные дела,
Что его дочка злая
Гаральду не дала
Он долго жил на свете
И всё добро творил,
Но дети
Ох, вы, дети!
Он землю раздарил.
А дети от испуга
И жадности тотчас
Пошли тузить друг друга
Не в бровь, а прямо в глаз!
Удел нам тяжкий сужен
О как произнесу?
Брат брата жрёт!
На ужин
Брат Сарыч съел Лису!
Мы так и не узнали
В чём смысл и цель борьбы,
Ведь города взрастали
Быстрее, чем грибы.
К нам влез, тесня довольство,
Посланец диких орд
И деверь беспокойства-
Гер Лёгкий Дискомфорт.
Махнул он в Суздаль смело.
Вопрос превыше сил:
Какою частью тела
Волхвов он задавил?
Реченье Ромуальна:
Ваш трубадур и скальд
Не-про-фес-си-онально
С врага снимает скальп!
Как можно быть спокойным?
Как за решеткой петь?
Как в бесконечной бойне
Случайно уцелеть?
И это лишь начало
Больших чуланных битв,
Где Б. Матерь подкачала
С мешком своих молитв.
Весёлая компанья
Металась вдоль границ.
От взлёта до изгнанья
Карьера этих лиц.
Творец не распознает,
Настолько всё темно,
Кто здесь кого кромсает,
А кто с кем заодно.
Волхвы и звездочеи
Пришли в деревню Грязь,
Но мы их всех на реи
Развесили, взмолясь.
С невиданною силой
При виде божьих книг
К Сивилле Тупорылой,
Рыдая, он приник.
Кудесник нёс с амвона
Послушать нам пришлось
Про зло Армагеддона,
Засунув палец в нос.
О благость в Веки Оны!
Здесь более в чести
Вовсю кропать законы,
Чем оные блюсти!
Засранцы и засранки
Предпочитали те
Московские баранки
Московской мокроте.
И все во имя, чтобы
Отплыть с «Торой» в руке
И близить час Потопа
И качки в Ковчеге.
Кресты,
Поклоны,
Хоры,
Видения и сны,
Как шишки с сикаморы
Иль финики с сосны!
Прекрасно, скажем смело,
Что наш Христос воскрес,
Но все же ближе к телу
Нам шкурный интерес!
Презрев молитвы, пени,
Опять Христос воскрес
O! Menemenemene
Mene tekel fares!
(Вас ждут несчастья и возмездия!)
Мы сбились к аналою,
Смотрели скорбно вниз
И путали порою,
Где Глеб,
А где Борис
Об их печальной доли
И прочих чудесах
Такого напороли
В поповских ектиньях,
Что ваш слуга покорный,
Прочтя сие, брюзжит
И с площади соборной
Откланяться спешит
Однажды на рассвете
Отринулась соха.
Мстислав схватился с Редей
В борьбе за потроха.
И с воплем: «Не преемлю
Воздыкаться с вором!»
Ударил Редю в землю
И тюкнул топором.
Кровь с княжеского шлейфа
Вкруг брызнула струёй
Убейте Борислейфа!
Злодей мой брат родной!
Эдмонт заплакал горько:
Ой, братцы, не могу!
И смачно тяпнул Борьку
Клинком по кадыку.
Убиты, так убиты
Народ, смеясь, дрожал
Сын лейтенанта Шмидта
Из Любеча сбежал.
На помощь Божьей Мамы,
За благостный зарок,
Он начал строить храмы
И всё крестил пупок.
Не будем в нашем стане
Устраивать совет,
Где место Таракани?
Сие большой секрет.
Гадая по просфоре,
Святые кирпичи
Ищите на Босфоре,
Иль где-нибудь в Керчи!
Идите и найдите
Прародину гробов,
Где сосланный Овидий
Скрывался от жлобов.
Настроенные колко,
Мы повалились ниц
Пред злобой Святополка,
Не ведавшей границ.
Делец, имея виды
На соль,
Табак
И мёд,
Любил менял с Тавриды
Кидать за годом год.
Невинных было мало
На голые поля
Глухая тень упала
Со стен монастыря.
Монашенки (Приемлю
Сие, но не пойму!)
Закапывались в землю
И множились в гробу.
С утра до самой нощи
Сочтя колами дни,
Облизывали мощи,
Не зная, чьи они.
На переплёты (Боже!
Вот только бы не зря!)
Дьячки снимали кожу
С мошонки упыря.
Попы в скитах запели,
Во дрожь вогнав Бову:
«Запрись в холодной к-е-лье
И сядь на жердь в углу-у-у!
Расслабься осторо-о-ожно,
Почу-у-увствуй жар от ног
И глаз скоси сколь мо-о-ожно
На трепетный пупо-о-о-о-о-к!
Почувствовав благое,
Остри Господний нюх,
И ноздри сжав рукою,
Ищи, где бродит дух!
Томись, томись изустно!
Глотай одни хвощи,
А то, что очень вкусно,
Отбрось!.. И не взыщи!»
Да, парни были яры
Топить пчелиный воск
Творит одни кошмары
Невыспавшийся мозг.
Восставший люд со страху,
Чтоб тот нас возлюбил
Папаху Мономаху
На Святки подарил.
Владимир знал, с кем знался,
Один монах братан
За это так и звался
Сциписпис Мокроштан.
Божественная птаха,
Презрев сие лицо,
На шляпу Мономаху
Подкинула яйцо.
Владимировы позы
Правдивы, но бледны:
Он лил все время слёзы
И пысался в штаны.
О ярь деяний втуне!
Отчаянный бунтарь
Завёл среди петуний
Покаянный «Тропарь».
Что это? Холодея,
Вторгаются извне
Эпоха Водолея
И потный Марс в Овне.
К древлянам и варягам
В хоромы и дома
Вошла степенным шагом
Всевластная Чума
Мы, видя, как он тужит,
Заплакали вослед.
Плещеевская Лужа
Свидетельство тех лет.
Когда столкнулись оба
В овраге, Ваша Честь,
Он половца Русоба
Заставил кактус съесть!
В дыму свирепой драки,
Толкаясь от земли,
Серебряные раки
По храмам поползли.
Он не считался с нами
И Киева холмы
Так забросал церквами,
Что были в шоке мы.
К войне от тихой дремы
Слободку понесло:
Свирепые погромы
Смутили нам чело.
Крестьяне были хмуры,
Вердикт их был суров:
Не надо рвать три шкуры
Со смердов и рабов!
Какая страсть и сила!
Его во сне благом
Жена перепилила
Могучим языком.
Так Божий соглядатай
И грешный человек
Нагорною колядой
Закончил долгий век.
Летописец Ананья,
Перо засунув в рот,
Приводит завещанье,
Где плакса вопиёт:
«Живите, братья в мире,
Не ведая вражды!
Давайте ход секире
Лишь в случае нужды!
Сажайте всюду тую!
Пеките кирпичи!
И сапоги вкрутую
Тачайте на печи!
Работайте на ниве!
Не тем Христос воскрес,
Кто чувствует к наживе
Глубокий интерес!
Где тот злодей, который
Христа, Злодей, не чтит
И булки от просфоры
Вовек не отличит!»
Святейший на обедне
Вниманье занимал
И нёс такие бредни,
Что Фокий подвывал
Залился небожитель
Про стогны и гробы
Кошёлка вот учитель
Бесштанной голытьбы!
Там, где лисица рыщет,
Где множится дрофа,
Возрос невидный прыщик
Ба-а!
То была Москва!
«Москва твердили внуки,
Златой престол, балда!»
Для нас же в этом звуке
Печаль и пустота.
Спешу заметить с болью:
Молчали чёрти, Бог,
Увы, торговля солью
Чревата для пройдох!
То было время Оно:
С сапог счищая грязь,
Нытье Иллариона
Мы слушали склонясь!
Илларион Пилатов,
Живя среди могил,
Двенадцать постулатов
Дотошно свокупил.
Придворных служек ворох
Твердил нам год подряд
Что выдумал он порох
Но это уж навряд!
Ему рабы внимали:
Он хлеб и пиво спас!
Его удеи пяли!
Быть может, и не раз!
Христос был человеком,
Таков иль не таков,
Питался женским млеком
До сорока годов!
Довольно гадки свеи!
Весьма поган Варлаф!
Неправы иудеи!
(А кто пред Богом прав?)
Читатель будет первым,
Узрев из-за стола,
Куда Сова Минервы
Прострёт свои крыла!
11. Песнь одиннадцатая
11. Песнь одиннадцатая
О том, куда отлил конь князя Андрея и об основании приснопамятной Мошквы, до коей у нас нет никакого дела, но у которой, как оказалось, есть масса дел до Нас.
Пока здесь антреприза,
Разведаем пока,
Что было за кулисой,
Под полом чердака?
Личиною бульдога
Спугнул всех сизарей
Большой поклонник Бога
Свирепый князь Андрей.
Когда диктуют свитки
Закон отцов забыть,
Жениться на Улитке,
То как её любить?
Рванув на горле ворот,
Андрей благословил
В том месте новый город,
Где конь его отлил
Смотрите, из-под стула-
Москва!
Москва видна
Speciosa miracula!
(Блистательное чудо!)
Родила мышь слона!
В толпе заметил кто-то,
Не смея губ разжать:
«В треклятое болото
Не внидет благодать!»
Изрёк Песков мосластый,
Не зная, что сказать:
Работать не го-ра-зды!
Го-ра-зды есть и с..ть!!!!!
Невзвидя почемучку,
Превожделенный вор
Вонзил железо в Кучку,
И сок о плащ отёр
А дочку взял
В серале,
Где мётлами мели,
Ей место указали
Направо от двери!
Советовался ль с нами
Историк абы где,
Когда писал вилами
И плугом на воде:
«Здесь выдюжит не всякой,
Не всякой выест плешь!
Держись, браток!
Не какай!
Не пысай!
И не ешь!
Священна Русь Святая,
А это все божки!»
Из Киевского рая
Князь выпустил кишки!
Предаться что ли одам?
Посадских удивить?
Он мог ходить по водам
И рыбой всех кормить!
За истину, за веру,
За совесть и за страх
Мы добывали серу
В отрезанных ушах.
О казусе не зная,
От горя и тоски,
Девицы на Дунае
Взревели, как свистки. Он взнес до неба стены
И захрапел
Тогда
Слепящий меч измены
Прервал его лета.
Под храп блаженной рати
Слуга из слуг Амбал
Андрея шутки ради
Булавкой протыкал.
Преступников найдёте,
Где не найти уму:
Убийц его в болоте
Топили, как Муму!
12. Песнь двенадцатая
О разорении многочисленных городов и земель коварным и злокозненным ханом Батыем и о других непрекращающихся народных бедствиях и обломах.
Одолевая горы,
С огромных крыл взглянём
На скорбные просторы,
Объятые огнём.
С Востока злые лица
Взирали чрез забор
В надежде поживиться
От сих семейных ссор.
Какие были речи!
Чихая и смеясь,
На Новгородском Вече
Вся банда собралась.
Осталось помолиться,
Накваситься,
Напиться!
Радетели земли,
Князья договориться
О сферах не смогли.
Монах излился устно,
Его посыл таков:
«Бойцы отшибли гузна
О древки степняков!»
Подъяв в смятеньи штофы,
Люд слышал у реки
Грядущей катастрофы
Раскаты и звонки.
Мы волокли со свалки
С оружием мешок,
Когда конфуз на Калке
Нас вверг в тяжёлый шок!
На поле грозной сечи
Кровавый лёг багрец
Мессир!
Гасите свечи!
Всё кончено!
Конец!
Увидев, что в июле
Иссяк у нас задор,
Толпою, на ходулях,
Сквозь дырки,
Чрез забор,
Ползком,
Гуськом,
Вразвалку,
Спешившись, на конях,
Схватив копье и палку,
Умножив гнев и страх,
Полезли роем ханы,
Вопя: «Банзай! Намаз!»
И быстренько карманы
Подчистили у нас.
Продали мы свободу.
И как тут ни взгляни,
Славянскую породу
Испортили они!
Конец мирскому ладу
Восточный человек
Повёл свою армаду
По льду хрустальных рек,
Довольно жить во хламе!
Ударить в барабан!
С железными рогами
Явился Чингиз-хан.
Знакомства ради с нами
(Такой вот парадиз!)
Он стал стучать ногами
И требовать кумыс.
Мы глохли в диком гаме!
Родной монгольский князь
Огромными шагами
Занёс к нам в сени грязь!
Имущество сгорело,
Дымился чад с утра,
И в воздухе висела
Икона св. Петра.
Князья, пока мы бились
В грязи, в лесах, в снегу,
В Силезии сокрылись,
Оставив нас врагу.
Что трубный глас из чрева,
Коль зло со всех сторон!
Один бежит налево,
Направо легион.
Кто втуне жаждет хлеба,
Кто грезит о рубле,
Кто всуе смотрит в небо,
А кто лежит в земле.
«Сорокы троскоташа»
Знать, наломала дров
Пассионарность наша,
Сказал бы Гумилев.
В смятении великом
В весёлый день Петров,
Виляя, с диким криком
Народ стремился к пикам
С навершьями голов
Всё было! Право слово,
Как мифы говорят,
Сомнения Бушкова
Меня не убедят!
Для чаянья иного
До самых Белых вод
Мы матерное слово
Вводили в обиход!
Когда у всех в кармане
Раздался тихий гром,
Платить мы стали дани
Пушниной и сребром!
Князьям, попам, монголам
И прочим (Страшный Суд!),
И славим их, глаголам
Благим не место тут
Забыли мы про ссуды,
Про сытость и уют!
Баскаковы отсюда
Фамилию ведут!
Знакомые напевы!
Есть двойственность в словах
Кто эти белки?
Девы?
Иль мыши на древах?
Всех ждут большие драки
Вердикт судьбы суров!
Космические знаки
Тревожили волхвов-
Безгласые беседы,
Потоки саранчи,
Погнутые монеты
И ржавые ключи!
Зевс молнией рыгает,
Линяет небосвод,
И путь пересекает
Все время чёрный кот,
Накрененная сфера,
Пустой кувшин без дна
И гибкая пантера
Откуда?
Кто она?
Волхвы в лесах молились,
Но, Боже, Боже мой,
Какие сны нам снились
Той гибельной зимой?
Ввалился к нам не гений,
А так себе, Фока!
Не нужно приглашений
Владельцу кулака!
Вослед за тем с оравой
Хан Бату прискакал,
И нас накрыл кровавый
Войны девятый вал.
Монгол был не убогой
Блажной, он дружно пёр
Единственной дорогой
По руслам рек, озёр,
Порой сминая сушу
Не хватит ревеня,
Чтобы очистить душу,
Вкусившую огня!
В ту зиму все метели,
Крутя вокруг пшено,
Стремительно слетелись,
Как мухи на гумно.
Несчитанные тыщи,
Вломясь на скотный двор,
На попранном гумнище
Раскинули шатёр.
Эй, вы!
Давайте пени!
Блюдите все намаз!..
Тут много дребедени
Обрушилось на нас.
(Есть разная посуда,
Но нету ни следа
Ни слова о верблюдах
В Коране, господа!!!)
Молитесь! Я украсю,
(О щен!
О грязь!
Холоп!)
Черниговскому князю
Фингалом медный лоб!
Я знаю беды ваши,
И вас, друзья, зову
Глотать из полной чаши
Кипящую смолу!
Была нужна нам книга,
И к ней благой совет,
Взамен нам дали иго
На пару сотен лет!
Охрипли мы от вою,
Взлетела к небу дрань
С дорожною землёю
Батый ровнял Рязань!
Седлав коней, талибы
Умчали дев с собой
Сказали мы: «Спасибо!»
И глаз скосили свой!
Вершина славы нашей
Согнутый долу стан
Горшок с ячменной кашей
Прозвали мы «кумган».
За мизерные дани
До неба от земли
Монголы на аркане
Провидцев волокли.
Пусть лбами бьют страдальцы!
Вот хобби для рабов!
Монголы даже пальцем
Не тронули попов!
Перстом полмира овил!
И верных сохраню!..
Татарам он готовил
Великую резню.
Рабам не нужны знанья!
Побольше им гробов!
Уроки послушанья
Полезны для рабов!
От всех речей досужных
Пресвитеров-скопцов
Всё более послушных
Маньяков и глупцов!
Мы затянули туже
Кишки и пояса.
Монгольские «катюши»
Загнали нас в леса.
У нас остались силы
На сжатые уста,
На братские могилы
И ямы без креста.
На рынке, на вокзале
Лисица и Хорёк
Всё к совести взывали,
Но слямзив кошелёк.
Сравняв с землею стены,
Сметая полой рать,
Батый скакал до Вены,
Потом пустился вспять.
В сумятицу такую
В испуге (ого-го!)
Тевтоны мировую
Просили у него.
Монгольский мальчик мило
(О сем не умолчу!)
Германского верзилу
Похлопал по плечу.
Монголы были сила!
Нередки и легки
В карьере Даниила
Поклоны и пинки,
Сидение у ханов
В прихожих юрт, в грязи,
Без вилок и стаканов
Ах, Боже, упаси!
Не в службу и не в дружбу
Монголы нам на грех
Ввели ямскую службу
И перепись для всех.
Мы новым хамам вчуже
Сбирали лучший дар,
Но князь родной был хуже
Монголов и татар!
Разбрасывая дани,
Россия поползла,
Как раненый изгнанник,
Разъятый духом зла!..