Три-двадцать первое, Три-двадцать второе, Три-двадцать третье загибая палец за пальцем, начал перечислять Генерал Забейка.
Замаял в конец, и так понятно, что в Черном и Рыжем Земноморье! сделал жест Его Величество, останавливая генерала. У них там сокровищ под землей, будто специально кто положил, чтобы покоя им не было Вот что, давай-ка ты в бой с бойцами миротворцем! И результат тот же, и цель благая. Будешь горячие точки остужать, заодно бойцов потренируем и от просроченных патронов избавимся, решил Его Величество, снова вставая и давая понять, что разговор окончен.
Помилуй, Батюшка! Да как же, взмолился генерал, спекусь я, ей Спаситель спекусь! Как же я?
Не спечешься. Военное оборонное предприятие выдаст тебе камуфляж. Солнцезащитный. И запиши, приказал он писцу, показывая жестом руки генералу на выход, бабам за то, что рожать будут, двести пятьдесят тышь золотом каждой за второго ребеночка! И за каждого последующего!
Это ты умно придумал! похвалила мужа ее Величество. И не сразу, она тоже диктовала писцу. И не сразу, и не в руки! А лет эдак через пять-десять, когда ребеночка уже можно будет определить по всем правилам. На образование там, на жилье, на возврат кредита, а пока пусть на сохранении у государства в казне полежат. А кто пособие желает, можно и по пять тыщ из этого капитала, чтобы, как срок придет, получать было нечего.
Это как? удивился Его Величество. На жилье? На образование? А кредит?
Ну, что для сиротки покупаешь, это еще доказать надо. Жилье в десять раз дороже стоит. Откуда, опять же, у банального человека такие деньги? А пока не куплено не доказано. А вдруг на мамашку у кого жажда западет? Нам все равно за сиротками присматривать будет на что. И пусть знают, во что нам это обходиться. И если кто соберется зубки об сиротку поточить, платит пусть. Тогда и сиротки нам золотым яйцом станут. Много их между пальцев утекают. Не пойми, кому досталась и чья она Сколько наших голубя своего не достают! А ведь сиротки тоже чьи-то голуби.... Надо лицензии вводить, как в Три-пятнадцатом. Образование определим в заведении после школы. Вампирам помочь не грех, а проклятым заведение не осилить, им бы школа умнее помогла стать. Да кто вспомнит про Указ через столько-то времени? Отменить никогда не поздно, а детки народятся и подрастут. А кредит Тут как дал, так и взял, как процент банк от нас никуда не денется. Взял пятьдесят, а вернул двести пятьдесят Это ты очень умно придумал!
Да где уж умно? Раздал бы казну-то Что-то у меня сегодня голова дурная Его Величество пощупал голову, отложив корону в сторону. Наперед ты у меня все знаешь, как красное солнышко. И светишь, и греешь, и глазам не больно Приду сегодня, не допустишь ли в опочиваленку? И ты иди, отпустил писца Его Величество, присасываясь губами в поцелуе к Ее Величеству, не обращая внимания на секретаря, который слегка покраснел.
Красное белье надеть? спросила Ее Величество, тяжело дыша.
А хоть бы и красное! сказал Его Величество, повторяя маневр. Кожу с меня сдери! Порви! Выпей до капли! прошептал он горячо.
Это я умею! пообещала Ее Величество полушепотом, раскрасневшись. В гробу заставлю лежать и при лужке петь!
Сердце мое, может, не ждать уже ночи-то? Ну, кто еще? закричал он, заметив, что дверь в залу отворилась и закрылась.
Я, Ваше Величество! в притворе показалась голова с полубезумной веселостью в глазах.
Кто впустил его сюда? истошным криком закричала Ее Величество.
Дракон, Ваше Величество, не смел препятствовать, в притворе показалась еще одна голова. Но эта голова была в парике и принадлежала лакею.
При чем тут дракон? Его петь петушком заставишь будет петь, пока с косой не придет. Я же приказала убрать это глюченное человекообразное с глаз долой! Киньте ему монету А лучше не надо, а то опять приползет! Лучше заберите у него все монеты, какие найдете!
Да вы чего? удивился глюченый, смешно хлопая глазами. Уши у него торчали в разные стороны, и был он весь неряшлив. Но глаза его светились любовью к Ее и к Его Величествам.
Иди-иди! приказал Его Величество. Я потом как-нибудь сам к тебе заскочу. Вот ведь привязался! И чего ты его так невзлюбила-то? удивился он, оборачиваясь к Ее Величеству. Был мне когда-то друг.
Могу объяснить Я через него синдром болевой объясняла, пока ты полубесчувственно зенки пялил, которые на прицеп позарятся. Нарисовала я им, где и как убьют их, обрисовала кто и за что. И если душа подмену заметит, на твою головушку объяснение начнет примерять. Берегу нашу землю, ум наш берегу! Один он у нас с тобой на двоих! Хочешь меня в могилу известь?
Могу объяснить Я через него синдром болевой объясняла, пока ты полубесчувственно зенки пялил, которые на прицеп позарятся. Нарисовала я им, где и как убьют их, обрисовала кто и за что. И если душа подмену заметит, на твою головушку объяснение начнет примерять. Берегу нашу землю, ум наш берегу! Один он у нас с тобой на двоих! Хочешь меня в могилу известь?
А как это? удивился Его Величество. У нас, у избранных, столько всего, что я никак не запомню: когда одно, когда другое, он тяжело вздохнул. Может, не стать мне настоящим вампиром? Вы говорите, то душа плохо, то хорошо, то проклятые клятву на Небо несут, а то вдов плодим, чтобы кровь пить И вроде как мы же их и прижимаем Сложно это все, запутался я.
Клятва на Небо вознесется, воскреснешь само придет, успокоила она мужа. Я дала тебе кровь мою и плоть мою, заключив с тобою новый завет. Моя кровь не есть ли лучшее питье, а плоть моя лучший хлеб?! Что они? Это питье и хлеб, который сходят к тебе с Небес. И пребываешь в благодати, когда со мной и умыт, и прощен, и возвеличен. А пролитую кровь надобно восстанавливать Взыщется кровь всех неправедных, сказал Спаситель и поставил нас над миром, вручив нам жезл пасти свое стадо.
Его Величества уже в который раз тяжело вздохнул.
Меня ведь даже на кровь особо и не тянет, тошнит порой. Но понимаю, не все любят томатный сок, что ж, помидоры не выращивать? Но как можно болезнь объяснить на другом человеке?
Ее Величество посмотрела на мужа с жалостью. Она не хотела его потерять, и поэтому избегала откровенных объяснений, пока не стал настоящим вампиром, чтобы не получилось, как с отцом, который поприсутствовал на наложении Зова и Проклятья, и на себя приложив, вспомнив вдруг потаскуху подзаборную, ради которой мать бросил, и отродье это, нагульное. Мысли ее спокойные, взвешенные, уверенные, а он, хотя уже давно живет так же, иногда получает новые ощущения, чувствует и боль, и сомнения.
Трудно понять вампиров, пока полностью не стал вампиром.
Рано.
Душа его ползала по земле, и муж все еще не принадлежал ей, как ей того хотелось. Как правильно сказал новый министр Оберу До Нитки: туго завязаться в узел ребрами Что это было: жадность, корысть, или то и другое? Как-то так получилось, что запасных вариантов заложили немного. Ей иногда хотелось быть чуть свободнее в своих помыслах. Поторопилась она избавится от ребра, через которое мог бы войти кто-то другой. Ласковое прикосновение вампира изрыгает пламя, но без любви тоже не жизнь. А мужу вариантов оставили и того меньше она одна и была. Их связывало нечто больше, чем то, что связывало людей. Ту связь оказалось легко разорвать, эту никогда. Зов звал ее так же, с той лишь разницей, что он не лишал ее памяти и не сводил с ума.
Так какая разница, если для нее это была самая настоящая любовь?
Она хотела прожить долгие годы так, какими представляла себе, когда делала выбор, вдоволь налюбовавшись на своего проклятого. И для мужа. Он видел чудовище только раз, когда она ползала у ее ног. Ребро окончательно развенчалось и в его глазах, и в глазах некой земли, о которой все время твердила Матушка, когда они, соединившись в любовном и страстном порыве, лежали в их первую брачную ночь, он клялся ей в вечной любви, а проклятая не смогла подняться и ответить. Земля не прощает слабости, ум не прощает измены, от сотворения и поныне Царствие Небесное силою берется, а Божье смирением и ласкою.
Но если уйдет, кто изменит ими же самими предначертанное?
Выше себя не прыгнуть
Сначала надо кое-что подправить, а после избавиться от проклятой.
А не скажу, много знать, крепко не спать! Плохо разве головушка твоя соображает?
Не жалуюсь, а что?
А то! Не полечили бы, соображал бы по-другому!
Глава 4. Гром среди ясного неба
На следующий день Ее Величество с самого утра вышла погулять в саду. Ночь была бессовестно испорченной. После бала, которое устроили, чтобы помянуть Матушку и снять траурный наряд, (сорок дней с ее смерти давно прошли), пришли в спаленку поздно, уже под утро. Муж был никакой. Накачал себя вином и пивом и каждые пятнадцать минут выбегал отлить. Ведь Царь, не шахтер какой-нибудь, как можно пиво пить, когда и шампанское, и коньяк лучших сортов?
Видите ли, от шампанского его пучит
Подают в бокале пиво, как какому-то босяку, еще и поднос с солеными креветками ставят Слава Богу, не воблу. Впрочем, и вобла могла быть, канопе для него отдельно готовили. Потом начал признаваться, сколько народных денег спустил в казино. Потом заявил, что сдох его змей, что травма слишком широка и глубока и совесть не дает выполнить супружеский долг, потому как виноват и благодеяния не достоин