Ужин кончился, Дискалюк с Маунькой сели в машину и под покровом ночи, умчались в областной центр брать власть.
На следующий день Дмитрий Алексеевич с трудом разыскал Устича, страшно обрадовался и начал клясться в своей верности и преданности своему другу.
Устич долго морщился, роясь в бумагах и наконец поднял голову и произнес:
Я направляю тебя в Рухов, ты будешь там самым главным, остальные районы уже укомплектованы. Главные должности захватили бывшие секретари райкомов партии. Надо торопиться, чтоб не проморгать.
Но, каким образом, ты ведь никто, или как поют в гимне ничто. От чьего имени ты дашь команду? Пока что первым лицом в области был и остается первый секретарь обкома Бандровский. Только он может дать такую команду. И никто больше. Я конечно, очень тебе благодарен за заботу обо мне, но не получится ли так, что вместо должности на меня наденут наручники?
Бандровского теперь нет. Он из подвала не вылезает. Жена туда ему кашу носит. Хочешь, я с тобой поеду в этот Рухов, и от имени новой администрации области порекомендую тебя председателем исполкома, а это теперь будет главное лицо в районе. Первого секретаря партии мы прогоним: партии капут. Кто у вас там, Борисов? Я его знаю. Он известный трус. Впрочем можно и его принять в депутаты. Но все мы должны сделать так, чтоб за нас скорее проголосовали, иначе будут голосовать за других, понял? Сейчас любой может выдвинуться и послушные народные массы единогласно проголосуют «за». К этому их приучили коммунисты.
Так мы с тобой их и приучали к послушанию и уважению к представителям народной власти, или, как было принято говорить к слугам народа, сказал Дискалюк, обнажая неполное количество зубов во рту.
Вот, вот, ты, я вижу, в ситуации разбираешься и должен понимать: промедлениесмерти подобно. Помнишь, как Ленин торопился захватить власть и выиграл?
Помню, как же не помнить: я партийную школу окончил и не гденибудь, а в Москве. Я курсовую работу писал по этой теме. Только она назвалась так: «Угнетенные массы приветствуют вождя мировой революции в Петрограде».
Ты и умрешь коммунистом, а я вот нет, сказал Устич настолько смело и открыто, что Дискалюк заморгал глазами.
Я хоть и предал партийный билет огню, но Ленинские идеи у меня здесь, сказал Дискалюк показывая на сердце.
Ладно, ленинец, садимся в машину и едем в Рухов брать власть, ибо в других районах области она уже захвачена. Еще немного и ты останешься на бобах.
У меня есть предложение, сказал Дискалюк.
Давай выкладывай.
Необходимо взять с собой двух милиционеров в качестве личной охраны. Это для веса, для солидности. У тебя есть такие полномочия?
Гм, это идея. У меня есть деньги. Я возьму две милицейские машины. Одна будет впереди с мигалками, а вторая сзади, замыкающей. Весь Рухов будет стоять на ушах, вот увидишь. Этот Борисов в штаны напустит, ручаюсь, расхохотался Иван Борисович. А что касается полномочий, то я только борюсь за первое место. Надо организовать выборы. Как только я стану депутатом Верховного совета Украины, власть в области будет в моих руках.
За наше удачное мероприятие, предложил тост Дмитрий Алексеевич.
Выезжаем завтра на рассвете.
Я тоже так думаю. Часам к десяти будем на месте.
10
Жители Рухова были взбудоражены ревом трех машин стремительно въехавших в город, первая из которых ослепляла пешеходов не только мигалками, но и передними фарами, включенными на всю мощность. Как и положено, велосипедисты останавливались, замирали на месте, а пешеходы, их в городе всегда было большинство, рассыпались в разные стороны и одна единственная машина, двигавшаяся с минимальной скоростью по причине ветхости, при виде мигалок остановилась почти на середине пути. Водитель сидевший за рулем со всей силой жал на тормоз, забыв выключить сцепление, до тех пор, пока машина сотрясаясь не замерла, выпустив несколько порций черного дыма из выхлопной трубы.
О, какой дым, весь город заполонил, и запах у него ядреный, должно большой начальник за рулем сидит, сказала одна старуха с клюкой своей подруге, которая хромала на левую ногу, но опираться на палку решительно отказалась.
А чо рёв такой вдали? спросила та, останавливаясь, могет страшный суд близится?
Работники райкома партии, самого высокого здания в четыре этажа в городе, прилипли к окнам на всех этажах и замерли в ожидании Ноева потопа. Бывшее Первое лицо на третьем этаже стало искать норку, как мышка при виде голодного кота. Валерий Иванович сперва полез под стол, но секретарша вошла, чтобы доложить, что едут и обнаружила его.
Работники райкома партии, самого высокого здания в четыре этажа в городе, прилипли к окнам на всех этажах и замерли в ожидании Ноева потопа. Бывшее Первое лицо на третьем этаже стало искать норку, как мышка при виде голодного кота. Валерий Иванович сперва полез под стол, но секретарша вошла, чтобы доложить, что едут и обнаружила его.
Валерий Иванович! вы тут как на ладони. Если хотите укрыться полезайте в платяной шкаф, он в прихожей, а я скажу, что вы заболели. На двери шкапа два замка, а ключи у меня, я закрою вас на два оборота. Почивайте там, пока опасность не минует, пропищала она и повернулась, чтобы уйти.
Подожди! Ты сможешь укрыть меня в шкафу?
Смогу. Вылезайте оттуда и срочно полезайте в шкап: дорога каждая минута, сказал она подавая руку своему могущественному начальнику.
Тем временем эскорт машин замедлил ход и у здания Всенародной любви, которое народ в скором времени переименует в Осиное гнездо, свернул направо, оккупировав небольшой дворик. Милиционеры вышли первыми и бросились открывать двери черной «Волги», откуда бодро вышли два человека, оглянулись по сторонам, а Устич, глянув на шпиль все еще заколоченной церквушки, перекрестился левой рукой. Какой именно рукой он крестился, никто не запомнил, а вот то, что он перекрестился, все обратили внимание. И, сначала ахнули, а потом облегченно вздохнули.
Товарищи! призвал бывший заведующий идеологическим отделом Герич. Раз крестится, значит, головы сечь не будет: Божеский человек. А нам самый раз отречься от земного бога, Ильичапалача. Давайте превратим его в дьявола.
Ура! произнесла Дурнишак и тоже перекрестилась.
В это время внизу, перед входом, Дискалюк сжал кулак и тоже начал креститься.
Во, мусульманин пожаловал, сказала уборщица с третьего этажа, кулаком крестится. Он не наш человек.
Наш, наш, поправил ее Ганич, зам председателя исполкома. Это обкомовский хамелеон, а вот второго я вижу впервые.
В это время на площадку второго этажа ступила нога милиционера, а дальше четкие солдатские шаги направились к кабинету председателя Тернущака. Ганич тут же поспешил в кабинет, который он теперь временно занимал, поскольку председатель Тернущак слег в больницу с очередным сердечным приступом по той причине, что чувствовал: скоро его лишат должности.
Андрей Федорович! обратился Устич к Ганичу. Ганич поднял руки вверх и мужественно произнес:
Сдаюсь, можете приступить к допросу. Я ни в чем не виноват. Я выполнял указание партии. Это вы Борисова спрашивайте, он за все несет ответственность. Это он приказал закрыть последнюю церквушку и устроить там склад тухлых яиц. Прошу учесть, что я всего лишь заместитель председателя, а председатель на почве идейных шатаний повредил сердце, да и с мозгами у него проблемы, поэтому как только стало известно, что строительство коммунизма прекращено, слег в больницу. Он и сейчас там пребывает. Намедни он мне сказал по телефону: первый раз в жизни отдыхаю. А когда лишат должности, сообщи, я приму меры.
А где этот выродок Борисов, главный партийный босс?
Этажом выше, этажом выше, Дмитрий Алексеевич знают, я его не так давно видел. У него чтото левый глаз дергается.
Пойди, притащи его за шиворот, сказал Устич Дискалюку. А ты, Андрей Федорович, срочно собирай депутатов и всех работников исполкома и райкома партии. Посади их в актовый зал и поставь охрану у дверей.
Это указание сверху? поинтересовался Ганич.
Да. Давай действуй.
Меня того? Ганич провел ребром ладони ниже подбородка.
Посмотрим на твое поведение.
Андрей Федорович пулей выскочил из кабинета, направился к замам, а замы направились к зав. отделами, зав отделами направились к своим помощникам, помощники к заместителям помощников, а заместители к простым работникам, именуемым слугами народа. Нижние чины слуг народа бросились извещать депутатов, а также оккупировали третий этаж, где находились великие люди района и все так же сновали с кожаными папками по коридору, заглядывая то в один, то в другой кабинет, чтобы приобщить и их экстренному собранию.
Третий этаж всегда смахивал на пчелиный улей, правда с той разницей, что пчелы снуют туда сюда по делу, а слуги партии и народа, от безделья вынуждены делать вид, что заняты делом. Как поэтично это хождение по коридорам! Это целая политическая поэма, достойная экранизации. Увидев такую картину, миллионы зрителей хватались бы за животы. А смех так полезен в век непрерывных стрессов!