Жаба душит. Сатирический роман в трех частях. Часть вторая - Василий Варга 6 стр.


 Спасибо дитя мое,  выдавил из себя Дискалюк.

Моряки переглянулись, а один самый высокий и симпатичный, улучив момент, тихо спросил у Зои:

 Это ваш дедушка?

Зоя посмотрела на него уничтожающе, фыркнула, моряки от скромности тут же испарились.

 Положи мне руку на плечи, увалень несусветный и пойдем к своему столику.

Кавалер попытался встать и в это время страшно заохал. Подбежали два официанта, взяли его под руки, и все втроем направились к столику.

 Налей мне бокал коньяку,  сказал он Зое.  Копчик болит, повредил, видать. Надо залить эту боль.

Зоя налила: пей, Димочка.

 Ишшо один.

 Так много? А кто тебя домой потащит, у тебя вес больше тонны,  испугалась Зоя.

 Я сам потопаю своими ножками после третьего бокала. Ты не знаешь, как пьют горцы, так вот, гляди! Я еще и песню тебе спою, хочешь? Так вот слушай:

Ой, Маричко, в вечери, в вечери!

Расчеши мне кучери, кучери, кучери!

 Кудри, что ли?

 Да, кудри.

 Так ты же лысый. А что значит « в вечери?»

 Вечером, темнота,  сказал Дмитрий Алексеевич с обидой в голосе.  Сегодня, как только вернемся из ресторана, ты возьмешь расческу, и будешь мне расчесывать мою шевелюру, а потом я твою.

 Какую?

 Ту, что внизу и наверху, по очереди.

 Фи, ты наверняка, импотент. Такие жирные бирюки, как ты ни на что не способны. Так что не говори гоп, пока не перескочишь.

 Посмотрим.

9

Зоя вызвала такси, погрузила своего кавалера и увезла в санаторий. Она раздела его до пляжного костюма и выключила свет. Полная луна, что плыла над тихим, ласковым морем, заглядывала в большое квадратное окно трехместного номера, освещая лежащего Дмитрия Алексеевича и сидевшую в конце кровати Зою. Она не боялась его, хотя он периодически открывал пьяные глаза и пожирал ее слегка помутневшим взглядом, очевидно, ожидая, что и она захочет предстать перед ним в купальном костюме. Но все, на что решилась Зоя, и это было верхом блаженства, она положила тоненькую ладошку, увенчанную длинными розовыми пальчиками, на его огромный живот выше пупка, едва заметно помассировала и тихо произнесла «нет». Он не предал значения этому слову, произнесенному едва слышно, но, как оказалось, оно было решающим. Зоя с грустью посмотрела на его лицо, сморщилась, потому что он обдавал ее винными парами и показывал хищные металлические зубы. «Нет»  повторила она и начала собираться.

 Я на радостях, ты, ангелочек, звиняй меня,  промолвил он и вдруг живо принял сидячую позу.  Не уходи, побудь со мной, я не трону тебя.

 Ах, папаша, папаша, зачем было так надуваться? Мы, бабы, не любим пьяных мужиков. Эти запахи от внутреннего перегара фи! Как это дурно.

 Я чичас туда, в ванную, там диколон, глотну маненько, и все исчезнет,  лепетал кавалер, но не двигался.

 Мне нравится только то, что вы здесь ведете себя достойно и не пытаетесь, не даете волю рукам.

 Возьми у меня тышшу долларов

 Я не продаюсь,  сказала Зоя.

 Я тебя не покупаю, так возьми, это подарок тебе, ты  свет в моей дурной жизни.

 Почему дурной? Вы что  в мафии состоите? убиваете людей?

 Я представитель президента в крае, я тебе уже говорил. Я получил доступ к деньгам, и деньги деньги зло. Они не дают человеку покоя, они делают его зависимым, превращают в раба

 Откажитесь от них, чего проще?

 Это невозможно это уже поздно.

 Да, поздно. Я ухожу. Мне надо быть в номере до двенадцати ночи, иначе беда.

 Я не то имел в виду,  сказал Дискалюк, жалея, что она его не так поняла.  Я провожу.

 Нет, не стоит, у тебя ноги не в порядке. Лежи, я завтра приду, к десяти утра, если будет все так, как я планирую.

Зоя ушла. Дмитрий Алексеевич крепко заснул. Он проспал завтрак, а когда поднялся, ему дежурная по этажу принесла записку от Зои.

«Прощай, медведь. Мы больше никогда не увидимся. Если хочешь, пиши мне по адресу: Красная Пресня, г. Бердичев, улица Прощай молодость. Зоя Сколова».

 А разве есть такой район в городе Бердичеве?  спрашивал он дежурную по этажу.

 Никогда не слыхала,  ответила дежурная.  У меня муж из Бердичева, но он чтото про такой район ни разу не упоминал. Тебя, милок, просто надули и все тут. Наверное, ты занял крупную сумму денег, не так ли?

 Негодяи,  сказал Дискалюк и пошел давать телеграмму в Рухов, чтобы его через два дня встречали.

 Негодяи,  сказал Дискалюк и пошел давать телеграмму в Рухов, чтобы его через два дня встречали.

«Жаль, что ты не родилась в Рухове,  думал он дорогой,  была бы ты Руховчанкой, ты вела бы себя подругому. Ишь, мадонна бердичевская, а может и московская, кто знает? Я пошлю своему коллеге в Бердичев запрос и если она там  дело в шляпе. Ее извлекут, посадят на поезд и в Рухов, а в Рухове она станет директором ресторана, куда я буду заходить обедать. Но если эта Красная Пресня в Москве  беда, я даже не знаю, кто там губернатор».

На почте толпились отдыхающие, и Дмитрию Алексеевичу пришлось стать в очередь. Всю свою сознательную жизнь, которую он посвятил народу, ему нигде ни разу не приходилось стоять в очереди, а здесь она была длинной, и подвигалась черепашьим шагом. Заведующая почтовым отделением отправилась на совещание, а рядовые работники разбежались по своим делам и не спешили возвращаться: им платили мизерную зарплату и потому, естественно, никто не дорожил своим рабочим местом, как, скажем, в загнивающих странах. Только одна сгорбленная старушка с разбитыми очками на носу, медленно принимала тексты телеграмм, проявляя олимпийское спокойствие, несмотря на все более усиливающийся гул, толпившихся у единственого рабочего окошка людей.

Дмитрий Алексеевич так расстроился, что уже стал спрашивать у отдыхающей, есть ли где поблизости другое почтовое отделение, как в это время его схватили за руку и поднесли к губам для поцелуя. Кто это? Ба, да это сама Тоня Недосягайко.

 Я, дорогой Димчик, так заскучала, так заскучала, что вся какимито пятнами покрылась. Дважды приезжала к тебе в синаторию, но дверь была на запоре, а один мужик сказал, что ты уехал в Англию. Какое счастье, что я тебя здесь встретила. Давай вернемся к прежней жизни, если твоя любезная Марунька не приехала. Где она, кстати?

 Она не смогла приехать, сорвалось у нее, но зато я уезжаю. Там дел скопилось  уйма. Я чувствую, что без меня этот Рухов провалится в тар тарары. Надо срочно возвращаться, спасать положение. Речка может выйти из берегов, беды натворить.

 Но там же Мавзолей, он, что  не справится? Я, если б ты меня взял в замы, справилась бы на все сто, а то ты сделал меня подстилкой и относишься ко мне как подстилке, а между тем я талантливый организатор. Я могу произносить речи с трибуны, с любой трибуны, я никогда не растеряюсь. Хошь, вернемся к тебе в номер, и я там произнесу речь?

 Речь  о чем?

 О женской верности и о мужском коварстве. Я все эти дни напряженно думала об этом и сочиняла текст. Он у меня в голове.

 Перенеси его на бумагу и вручи мне. Я с ним познакомлюсь на досуге. Ты, Тонечка, не обижайся. И с великими людьми происходят всякие причуды. Так, мне показалось, что ты, такая активная и ненасытная, выжмешь из меня все соки, и я не смогу погосударственному мыслить. Тут и случилось так, что жена позвонила и попросила разрешения приехать, на несколько дней. А когда ты ушла, я понял, что мне чегото не хватает.

 Так давай, исправим это недоразумение прямо сейчас же. Я  бегом за чумайданом и к тебе. Мы можем спать валетом на одной кровати, или по одиночке на разных кроватях.

 А ты прием ванн закончила?

 От чего?

 От радикулита.

 Осталась последняя. Я ее должна принять завтра в 1140.

 Тогда я за тобой приеду завтра, хорошо?

 Я буду ждать, миленький.

10

Дмитрий Алексеевич находился в нерешительности. С одной стороны эта проклятая очередь, в которой надо стоять как минимум до вечера, с другой стороны, преданная Тоня, могла бы сгладить его стрессовое состояние, вызванное поведением Зои, этой гордячки из Красной Пресни, что в Бердичеве, или в самой Москве. А может, и она сама объявится. Это не исключено. Поведение женщин непредсказуемо. Взять хотя бы поведение Маруньки, собственной жены. Раньше она следила за каждым его шагом, даже свои шестерки у нее были, а в последнее время, как только они переехали в Рухов, ее словно вывернули наизнанку, она забыла, что такое ревность и стала относиться к своему прежнему поведению с юмором.

 Мой Митрик, ты для меня теперича, как мужик, все одно что холодильник, никаких чуйств во мне не возбуждаешь, а посему может принадлежать комуто, какой-то молодой сучке, у которой огонь унутри, но только временно и только временно, а вот мне  постоянно. Я опосля климакса в мужиках не нуждаюся,  произносила она утешительные для себя слова вслух, но так чтоб муж не слышал.

Назад Дальше