Пятнадцатый, кивнул Михаил. Да, здесь. Спасибо, напарник. Найд!
Сейчас! отозвался Найд. Он что-то показывал Анастасии на планшете. Вот наш клан. «Не-мёртвые», через дефис. Ты не думай, у нас там полно живых. Я, ещё один мальчишка из Калуги, дядька из Варшавы
Найд, я не очень люблю танковые сражения, рассмеялась Анастасия. Но спасибо
Да ты попробуй!
Найд! громче повторил Михаил. Открыл дверцу, выбрался из машины. Протянул мне руку.
Я молча пожал горячую ладонь.
Как бы там ни было, этот старый мёртвый полицейский спас человеческого ребёнка. И значит, он оставался моим коллегой. Даже в смерти.
Некоторое время мы ехали молча, потом Анастасия спросила:
Вы с ним поладили?
Нормально работает, ответил я.
Да я про другое, Денис. Все знают, что вы восставших не любите.
Он кваzи.
Конечно, это совсем другое дело, сказала Анастасия. То ли серьёзно, то ли с иронией. Не поймёшь их, молодых.
Жила Анастасия в старом, наверное, ещё при Советском Союзе построенном доме. Большой тихий двор, в беседке сидела компания молодёжи, слышался негромкий смех и разговоры.
Я остановил машину, заглушил мотор.
Спасибо, Денис, сказала Анастасия. А то мой кот заждался.
В смысле животное? уточнил я.
Знаете, а вы мне иногда напоминаете кваzи, сказала Анастасия, помолчав. Да, домашнее животное, породы кошачьих. Я одна живу, мама и брат они отдельно.
Хорошо, когда кто-то есть, пусть даже отдельно, сказал я. Извини, хотел пошутить, а вышло глупо.
Анастасия улыбнулась.
А хотите выпить чая?
Я подумал секунду и кивнул:
Да. На самом деле очень хочу. А вы тоже хотите?
Давай на «ты»? предложила Анастасия. Посмотрела мне в глаза. Да, хочу. Давно уже.
Я открыл бардачок и достал термос. Открутил крышку, налил чай.
Давай на «ты». Держи! Только стакан один куда-то затерялся, придётся по очереди.
Нет, сказала Анастасия дрогнувшим голосом. Ты все-таки не кваzи. Ты какая-то особая порода, Денис Симонов.
Она открыла дверь и вышла из машины. Я посидел, глотая тёплый чай и глядя на дом. Вот зажегся свет на пятом этаже.
На работе я пью только чай, сказал я вслух, завинтил термос обратно и завёл машину.
Не стоит ждать от жизни слишком многого. Тогда меньше придётся разочаровываться.
Глава третья
Актёр и Приют
Михаил стоял у внутреннего барьера и внимательно смотрел на тёмные башни Химок. Большинство домов давным-давно стояли с выбитыми окнами, потемневшие и облупившиеся. Но кое-где в рамах поблёскивали стекла. Я знал, что ночами там даже горит свет.
Барьер на МКАДе двойной. С внутренней стороны дороги и с внешней. Поначалу по МКАДу даже не ездили. Тогда он был ещё не именем собственным, а аббревиатурой. МКАД Московская кольцевая автодорога.
Потом, когда всё более-менее устаканилось, движение по двум полосам всё-таки открыли. В основном для грузового транспорта, ну и по спецпропускам. Режиму безопасности это не мешало, наоборот. Я слыхал, что пару раз какие-то особо ловкие восставшие проникали за внешний барьер и их с удовольствием размазывали по асфальту водители грузовиков.
Но последнее время на московский периметр никто не нападал. Поселения кваzи за МКАДом задерживали восставших и отводили в резервации. Впрочем, пулемётные гнезда на вышках, сооружённых на фундаментах старых надземных переходов через МКАД, остались. И пограничники с собаками тоже.
Но сами барьеры, которые второпях сооружали из решёток и колючей проволоки, превращать в неприступные стены не стали. Не оказалось в этом нужды. Так что через двойные решетчатые заборы, между которыми лежали десять полос автодороги, прекрасно просматривалось Замкадье обитель кваzи и восставших.
Ну и некоторых особо упёртых людей.
Там, в Химках, большая община, сказал я. К примеру, в тех двух высотках, видишь? Начиная с пятого этажа все жилые. У них и электричество от Москвы подведено. И по отдельным зданиям тоже есть общины. Живут как-то. От восставших отбиваются помаленьку, помощи не просят. Ну и там старая трасса на Питер и к аэропорту, хорошо, что рядом люди живут
Я знаю, сказал Михаил. Мы приглядываем за этой общиной. Восставшие чуют людей и идут к Химкам со всех сторон. Мы их перехватываем. Всем польза восставшие попадают в резервации, нам меньше хлопот с поисками, Москве меньше нападений.
То есть вы ловите восставших на жителей Химок? Как на живца? поразился я.
Ну да. Мы за всеми человеческими общинами в провинции приглядываем и помогаем. По мере сил.
Я неохотно кивнул. Разумная политика, что спорить.
Мне кажется, что сейчас эти барьеры работают в большей мере в обратную сторону, предположил Михаил. Не позволяют людям выходить наружу.
Ну зачем же кому-то выходить из безопасного города? деланно удивился я.
Михаил искоса посмотрел на меня, сказал:
У людей разные интересы. Говорят, некоторые выходят из Москвы и устраивают сафари. Охотятся на восставших. Не слыхал?
Доходили какие-то слухи, кивнул я, глядя на Замкадье. Ты же сам сказал, у людей разные интересы. Если человек хочет он всегда найдёт способ удовлетворить своё хобби.
Михаил кивнул и продолжать не стал.
Я тоже сменил тему разговора:
Нормально вчера устроились?
Да, неплохо. Найд нашёл в квартире старый аквариум. Хочет завести рыбок Денис, почему ты думаешь, что они поедут здесь?
Он поедет через ленинградский пропускник, сказал я, проигнорировав «они». Вот увидишь.
Но почему? Поездка в Питер на машине хороший предлог, можно пристать к каравану, а потом съехать с дороги но у Москвы десять выездов.
Пойдём, сказал я. Вон машина, похожая на ориентировку
Михаил ещё раз посмотрел на Замкадье. Пробормотал:
Очень странно видеть всё это с другой стороны
Мы спустились с насыпи к площадке перед пропускником, где как раз заканчивали формировать полуденный караван на Питер. По спецразрешению можно было выехать и в одиночку, но дураков в Москве мало. Все предпочитали выезжать группами в восемь утра, в полдень, в шесть вечера. Четыре стареньких колесных БТР охраны, машина «скорой помощи» и две бронированные полицейские машины должны были сопровождать целую кавалькаду полсотни фур и три десятка легковушек.
То, что между Москвой и Питером существовало автомобильное сообщение, объяснялось отчасти традицией, отчасти сохранившимися вдоль трассы человеческими поселениями (через большую часть, конечно, проходила железная дорога), а отчасти человеческим упрямством. Никаким восставшим нас не запугать.
Сейчас все, готовящиеся к выезду, стояли на бетонированной площадке, когда-то бывшей парковкой огромного молла. Скучающие дежурные ходили между машинами, бегло оглядывая шины, проверяя, залит ли полный бак бензина.
Вон тот белый седан «рено» на краю площадки, сказал я.
Да, номер сходится, подтвердил Михаил.
Я с такого расстояния номера разглядеть не мог. Обидно, что у мёртвого зрение лучше, чем у меня.
Мы прошагали мимо дальнобойщиков, суровых ребят с табельными мачете на поясах, и подошли к старой «реношке». Дальнобойщики поглядывали на Михаила неприязненно, но молча. Водитель «рено» курил, ожидая осмотра машины. Выглядел он совершенно спокойным, даже умиротворённым. Полноватый дядька лет сорока, с залысиной и рыхлым лицом.
Альберт Ефремович! позвал я.
Мужчина обернулся, посмотрел на меня. Кивнул. Он меня знал, и я его тоже. Спокойствие и умиротворённость покинули лицо мужчины, сменившись усталостью и безнадёжностью.
Нет, честное слово. Настолько разительная смена эмоций только актёр мог бы и изобразить. Потом мужчина посмотрел на Михаила и к его выражению лица добавилась ещё и тоска. Актёр!
Впрочем, Альберт Ефремович и был актёром МХАТа. Ведущим актёром.
Далеко собрались? спросил я.
Альберт Ефремович бросил и затоптал сигарету. Сказал досадливо:
Эх, ну что вам не сидится, товарищ капитан? Неужто дел в городе мало?
Альберт Ефремович сказал я укоризненно.
В Питер, безнадёжно, но упрямо сказал мужчина.
Я заглянул в машину. Нахмурился.
А маму одну оставили? Она же хворала у вас последний год
Альберт Ефремович вздохнул.
Не надо, товарищ капитан.
Симонов моя фамилия, подсказал я. Откройте багажник.
Помню, что Симонов, сказал мужчина. Слушайте, а давайте как в старом телешоу? Я вам контрамарку на премьеру а вы не открываете багажник?
Альберт Ефремович сказал я. Вы великий актёр. И человек хороший. Но сейчас вы поступаете неправильно.
И тут из его глаз покатились слёзы. Непритворные. Он подошёл к багажнику, открыл его.
Я заглянул внутрь. Там лежали одеяла и под ними что-то слегка шевелилось.