Он боялся. Боялся второй раз совершить то, что однажды уже сделал. Убить полторы тысячи уже мёртвых лишив их шанса однажды обрести разум и вернуться пусть к искажённой, уродливой, но всё же жизни
Как в нём все это сочеталось?
Военное прошлое. Уход в религию. Церковная карьера.
И чем же он так нагрешил, что ему вдруг послано такое испытание?
А ещё говорят, что Бог каждому посылает лишь тот крест, который тот может вынести
Михаил, ты можешь нейтрализовать влияние Виктории на восставших? спросил я.
Мне для этого необходимо оказаться рядом, ответил он.
А на расстоянии?
На расстоянии я смогу сдержать одного-двух Если она бросит против меня хотя бы десяток восставшие меня растерзают.
Она на главном посту охраны, там всё просматривается с камер, сказал Пётр. Но в голосе его послышалась надежда. Электропитание автономное, хватит на трое суток.
Совсем нет возможности подобраться поближе? очень по-деловому спросил Михаил.
Можно что-то придумать. Инспектор Бедренец, не стоит ли позвать ещё кваzи?
Не все кваzи одинаково эффективны в управлении восставшими. У вас ведь были кваzи в персонале?
Трое, кивнул Протоиерей.
Они умели управляться с восставшими. Но они не справились. Нет, Михаил, не будем плодить сущности сверх необходимого.
Одному тебе всё равно не справиться, сказал я.
А я и не сомневался, что ты пойдёшь, ответил Михаил. Владислав, вы поможете нам с оружием и бронежилетами?
Владислав кивнул. Сказал, сморщившись:
Но своих людей не дам. У меня прямой запрет на вход в здание
Ваших людей не надо, сказала Анастасия. Я пойду с ними.
Она обвела нас дерзким взглядом, будто ожидая споров. Но никто не спорил. Владислав только окинул её придирчивым взглядом, будто оценивал требуемый размер бронежилета.
Ваше э высокопреосвященство начал я.
Высокопреподобие, поправил Пётр. Его лицо расслабилось, стало спокойным и собранным. Да, конечно. Я пойду с вами, вам нужен проводник. Всё, что можно сделать снаружи, сделает мой помощник.
Хорошо выдержанный восставший это не полуобглоданный труп, обретший способность двигаться и желание жрать живую плоть. Все съеденные и повреждённые части тела со временем регенерируют. Половину тела восставшие регенерируют за два-три года, если их, конечно, кормить. Это уже не прежняя плоть, она бледно-сероватая, но в принципе и у людей бывает такой цвет кожи. В их жилах медленно течёт густая псевдокровь, в которой нет эритроцитов, но которая прекрасно переносит кислород. В капилляры эта мерзость протиснуться не может, но восставших это не смущает. Если пищи нет они впадают в летаргическое забытьё, в котором могут находиться годами. Уморить голодом, насколько я знаю, за десять лет так никого и не удалось. Обычно восставшие двигаются медленно, даже не очень координированно, но когда чуют пищу обретают стремительность движений.
В общем-то они не многим отличаются от кваzи. Тоже сильны и выносливы. Только разума нет и не вегетарианцы.
Я застегнул бронежилет, поднял и закрепил твёрдый кевларовый воротник. Зарядил дробовик.
Снарядились мы все одинаково. Для противостояния восставшим никто не придумал ничего лучшего, чем многозарядный дробовик с крупной дробью, пистолеты с тупоконечными пулями, имеющими высокий останавливающий эффект, и мачете как последний довод. Автоматы, гранаты это всё от лукавого. Огнемёт эффективнее, конечно, но восставшие боли не чувствуют и могут долго сражаться, сгорая заживо.
Команда, конечно, у нас собралась удивительная. Протоиерей, кваzи, полицейский офицер и девушка-эксперт.
Если бы мы были в компьютерной игре, сказал я, то вы могли бы немножко колдовать, Ваше Высокопреподобие.
Протоиерей проверил магазин в дробовике и сухо сказал:
В компьютерных играх колдуют маги, а священники исцеляют и призывают божественную силу. Насчёт исцеления я вам ничего не гарантирую, а молюсь с утра и так непрестанно.
Признаюсь я не нашёлся что ответить.
Мы стояли в бойлерной, расположенной где-то на границе между помещениями собственно храма Христа Спасителя и подземными помещениями приюта. Шумела вода в трубах, щелкали какие-то реле. Десяток молчаливых полицейских, караулящих здесь, прятали глаза. Они останутся в относительной безопасности, а мы пойдём навстречу полутора тысячам голодных восставших.
Эта дверь ведёт в нижнюю бойлерную, а оттуда в помывочную, сказал Протоиерей, указывая на крепкую железную дверь, запертую изнутри на замок и внушительный засов. В помывочной нет видеокамер, нас заметят не сразу.
Почему нет? удивился Михаил.
Настояло общество защиты прав восставших, объяснил Протоиерей. Среди пациентов ведь есть несовершеннолетние.
О Господи, вздохнул я.
Если вас утешит, я тоже считаю это глупостью, ответил Пётр. Но в данный момент это нам на руку. После помывочного зала мы выйдем в пятое отделение, пройдём мимо палат говоря, он водил пальцем по разложенной на шатком пластиковом столике схеме. Потом лаборатория микробиологии, кухня
Кухня? Меня охватил нервный смех.
Так её называют. Потом коридор, комнаты персонала и главный пост охраны.
Скажите, а чего требует Виктория? поинтересовался Михаил. То, что она отпустила людей, обнадёживающий признак. Быть может, если мы пойдём на её условия
Она требует вертолёт с заложниками, которым обещает сохранить жизнь и позволить выпрыгнуть с парашютом, личные вещи покойного мужа и три миллиона рублей.
Я присвистнул и покрутил пальцем у виска.
Да, любопытно, сказал Михаил задумчиво. Возможно, у нас тоже бывают психические расстройства. Значит, три миллиона рублей
Что-то тут не то, сказал я. Идиотское требование в ряду вполне разумных отвлекает внимание от того, что ей действительно нужно?
Проще всего будет спросить у неё самой, сказал Протоиерей. Идёмте, братья и сёстры.
Михаил двинулся вперёд и мы не стали с ним спорить.
За железной дверью был короткий коридор. За ним гулкая железная лестница, ведущая на четыре пролёта вниз. Там ещё одна дверь.
С Божьей помощью начнём сказал Протоиерей.
Михаил провёл по кодовому замку ключ-картой (нам всем выдали по экземпляру). Замок мигнул зелёным, заблокировать допуск Виктория то ли не смогла, то ли не сочла нужным. Я понадеялся, что не смогла. Потом Михаил осторожно открыл дверь, и мы вошли в ещё одно помещение с трубами и котлами, уменьшенную копию верхней бойлерной.
Здесь тоже никого не было. Негромко, успокаивающе гудела автоматика.
Восьмой этаж, полёт нормальный, сказал я. Протоиерей укоризненно посмотрел на меня. Я заметил, что дробовик он держит уверенно, так, будто готов в любую секунду палить. Видимо, все те переживания, которые делали для него невозможным хладнокровное убийство не способных сопротивляться восставших, ничуть не мешали схватке с монстрами лицом к лицу.
Ещё одна дверь, совсем уж коротенький коридор, скорее тамбур, и мы оказались в помывочном зале.
К счастью, тут тоже никого не было. Ни моющихся, ни сохнущих, ни взрослых восставших, ни несовершеннолетних.
Но картина была ещё та!
Я, конечно, никогда здесь не был. И не представлял, как осуществляется массовая помывка агрессивных созданий в таких заведениях.
Оказалось очень механизированно.
Небольшой зал. Воздух был влажным и тёплым. Под потолком шла круговая рельса с цепной передачей, волочащей по рельсе торчащие вниз металлические штыри. Сейчас она была выключена, но я живо представил, как всё это лязгает в процессе работы. На штырях крепились металлические ошейники, сейчас расстёгнутые. Пол был решётчатый. В разных местах зала торчали трубы с душевыми лейками и форсунками.
Вот здесь, вероятно, начиналось движение кто-то, скорее всего кваzи, пристёгивал к штырям десяток восставших. Отходил в сторону. Цепи с грохотом тащили штыри, пристёгнутые к ним восставшие волей-неволей шагали под струями воды, бьющими со всех сторон Тут вот, похоже, их поливало из щели в потолке мыльной водой или пеной Тут снова прополаскивало А тут они шли мимо широких вентиляционных решёток, из которых дул горячий воздух. Пять минут и цикл помывки завершён. В час можно вымыть полсотни восставших, за день полтысячи, за три дня весь контингент.
Ну, в реальности, конечно, всё шло медленнее. Вряд ли их мыли чаще, чем раз в неделю.
С этим ужасающим технологизмом совершенно не сочеталась роспись стен грубоватая, сделанная потускневшими от горячей воды красками, но периодически обновляемая (часть картин была совсем блёклая, часть новенькая, яркая). Изображены были умиротворяющие пейзажи. Леса, поля, реки, море Ни одного человека или животного. Неужели это как-то работает, успокаивает восставших?