Всё окружающее пространство заволокло темнотой и тишиной луна скрылась за облаками. Всякое движение в этой «картинке» остановилось, наполнилось кладбищенским покоем. Сухостой бурьяна на дворе стоял не шелохнувшись. Ни одним своим листиком не шелохнувши, стояли справа деревья. В центре вросший в землю, стоял незыблемо дом старика с чёрными дырами окон. Слева, глухой забор своим предназначением преграждать любое движение подводил финальную черту всему изображению, своим монументальным видом как бы приказывая всему живому: «Стоять! Не двигаться»!
Всё и вся в пространстве затихло, а точнее притихло в напряжении что-то должно было вот-вот произойти.
Вдруг, в этой какофонии недвижИмости, на крыше дома старика световыми всполохами что-то забрезжило, едва-едва засветилось, очертив светом в темноте линию крыши.
Свечение разгоралось всё сильнее и сильнее. Под коньком крыши что-то хлёстко щелкая, засверкало, затрещало. Ещё мгновенье и из чердака, наверх, на крышу вырвалась пламя огня.
Поначалу огонь прикинулся выводком «жёлто-белых цыплят» огоньков, гурьбой раскатившись по доскам крыши. Потом неожиданно быстро взвился сильным, резвым «красным Петухом» занялось половина всей крыши. В воздухе загудело пламя.
Звонко заквакала квакша. Одновременно с жабьими звуками у земли послышался шорох. Кривой стебель сухой травинки дрогнул от упавшей с неба тяжёлой, крупной капли воды, издав при этом характерный звук «бхыщ»! Вскоре таких «бхыщ» стало множество. Шелестящие звуки всё нарастали, шорох капель по траве вскоре слился в один мощный шум, а затем и в гул проливного дождя. Трубные звуки двух стихий: воды и огня слились в звуковую какофонию катастрофы. Водяные стены, словно могучие тесаки, кромсали пламя на куски.
«Красный Петух» поначалу задиристо нападал на ливень, потом кобенясь, испуская громкие звуки «Ш-ш-ш!» словно хотел напугать дождь, стал делать вид, что якобы ему всё равно, и вроде как нет никакого дела ему до крыши избы, как неинтересна и сама изба. Сделав последнюю попытку выпендриться, вскинулся, выгнул свою огненную шею, метнув в чёрное небо сноп искр, и всё же под божественными водяными струями сник, скрючился, и уполз в щель туда, откуда пришёл, там и затих исчез.
Напакостить «Красная птица» всё же успела. Выгорела половина крыши и верхний угол дома. Потолок в избе, огонь тоже основательно «поклевал» так, что образовалась приличных размеров дыра. Сверху, с улицы через дыру было видно кровать, на ней маленькую фигурку лежащего старика. Белое покрывало на старике было в разводах воды и чёрных пятнах копоти. По лицу старика прыгали капельки дождя. Из глаз пожилого Человека текли слёзы.
Долго лежал старик, долго смотрел в темноту неба и всё же уснул, и приснился ему сон.
«Сон старика»
Светлое помещение. Долговязая человеческая фигура, стоит спиной, темпераментно размахивает руками, что-то говорит. Слов разобрать нельзя, какое-то сплошное бубнение. Фигура резко развернулась и вдруг отчётливо прозвучала фраза: «Вот именно в этот момент, вам уже не придётся самому собирать бутылки».
Вдруг, появился грузовичок «Соболь» блёклого бордового цвета стоит с откинутым брезентом на кузове. Трясущиеся от напряжения старческие руки аккуратно завязывают большой холщёвый мешок. По характерному звуку, отчётливо слышно, что мешок полон бутылок.
Вдруг вокруг всё стало белым и стало жутко холодно понятно, значит это зима. Небольшой тёмный силуэт, профиль собаки бредёт по тротуару. Бока собаки подрагивают от холода. Лапы собака переставляет отрывисто, как будто шла она по раскалённой сковородке, а не по заснеженному тротуару. Подошла к большому сугробу и остановилась. Постояла. Начала есть снег.
Неожиданно ощутил горячее собачье кислое дыхание, и мокрый, холодный, липкий язык собаки на своём лице.
* * *
Утро. Избу старика заполнил солнечный свет.
Лицо старика мерно дышало. Умиротворённое выражение лица говорило о том, что сон его был безмятежен и спокоен. Обе руки его лежали на груди поверх целлофанового файла с документами купчей. Вдруг, в сенях послышались шорохи. Шаги ног по деревянному скрипучему полу. Кто-то потянул табуретку волоком по полу. Звук горсти копеек о стекло. (Взяли в руки банку с монетами у печки)
Лучи солнца, что есть мочи «лупили» ярким светом через окно без занавесок. Пылинки кружились, делая замысловатые кульбиты в воздухе комнаты переливаясь в утреннем, солнечном свете.
В центре избы, стоя спиной к кровати старика прислушиваясь, и задрав нос, словно принюхивался, стоял худой человек, в старом советском трико, в «трениках», с сильно отвисшим задом. Майка «алкоголичка» тоже не первой свежести неряшливо болталась на жилистом теле. Замусоленная бейсболка торчала козырьком в сторону как у модных тинэйджеров. Фигура медленно, крадучись двигалась с банкой монет в руках к двери. Спящий старик вдруг громко, шумно, на вдохе всхрапнул:
Хр-р-р!
Деревенский интеллигент-алкаш по-женски взвизгнул:
А-а-а! Кто здесь?!
Старик открыл глаза. Не поворачивая головы, повёл глазами, перевёл взгляд с потолка на потрёпанную долговязую фигуру алкаша наполовину скрытую от старика столом. Интеллигент же в свою очередь, мог видеть только лоб старика и его глаза стол скрывал старика полностью. Старик спокойным голосом произнёс:
А, ты-то кто?
Интеллигент от страха пытался шутить:
Я?! коротко сглотнул, Я, Ангел-хранитель ваш! постепенно возвращая себе самообладание человека сильно пьющего и поэтому привычного к любым форс-мажорам. Быстро сменил тон на игриво-заискивающий.
Старик смотрел, на спившегося интеллигента в упор, не мигая. Возникла длинная пауза. Интеллигент всё это время с банкой мелочи в руках медленно двигался к столу. За окном слышался весёлый птичий пересвист, дыхание интеллигента и тихое сопение старика нарушали тишину в избе. Коснувшись табуретки пузырём «треников» на коленке, интеллигент, пристальным взглядом высверливая дыры на лице старика, не глядя на табурет, поставил на него банку с монетами взгляд алкаша вопрошал, дескать: «Ты сам-то, кем будешь?».
Старик, убирая документы под одеяло, словно прочитал мысли гостя, всё так же спокойно произнёс:
Это дом мой. Я здесь живу.
Алкаш-интеллигент, шумно выдохнул, с явным облегчением:
А, я гляжу, возле дома колёсами здоровенными наследили, думаю, кого это чёрт ночью принёс. Зашёл вот, по-проведывать вас, интеллигент оскалился в подобострастной противной улыбочке.
Старику никак не удавалось сесть, трясущимися руками он упирался в кровать слабость в теле давала о себе знать. Интеллигент резво подскочил к нему:
Давайте-давайте! Давайте, я вам помогу!
Алкаш обеими руками ухватил старика за плечи, потянул на себя. Старик оказался тяжёл, интеллигенту пришлось сменить тактику. Правой рукой он по-прежнему тянул старика на себя, левой рукой стал помогать себе, подталкивая старика в спину.
Неожиданно в том самом месте, где лежал старик, из-под подушки и возле неё, показалась россыпь денежных купюр каждая достоинством в пятьсот рублей. Интеллигент, недолго думая сгрёб купюры, сколько смог ухватить, левой рукой. Правой же рукой стал активно поправлять одеяло на старике. Старик, недовольно проворчал:
Да, подожди ж ты Дай сесть, нормально!
Интеллигент вскинул свободную, правую руку чуть в сторону, как бы говоря: «А, я что? Я ничего!» нарочито услужливо, сильно суетясь, масляным голосом ответил:
Да-да! Конечно! Извините меня.
При этом он ещё больше засуетился возле кровати старика, начал подтыкать кусок простыни под матрац, сам при этом торопливо, не глядя, запихивал левой рукой в карман своих «треников» деньги. «Треники» при этом сползали, оголяя тощие ягодицы интеллигента. Он проворно тянул штаны назад, запихивал, комкал, и уминал купюры в кармане.
Наконец он усадил старика в кровати, деньги в кармане смял в бумажный «мякиш» и, светясь от счастья, воскликнул с интонациями Паниковского из «Золотого телёнка»:
Слушайте! Щас, всё будет! Щас, мир заиграет красками!
Хитро подмигнул, с этими словами попятился бочком-бочком к двери скрылся в сенях, хлопнул дверью. Старик прокричал вдогонку:
Воды! Вода есть? Воды захвати!
Шкодливая физиономия интеллигента явилась в дверном проёме, он снова хитро прищурился, и всё так же сияя от счастья, протяжно промурлыкал:
Щ а с!! Всё будет!
Прошло около часа. Интеллигент с двумя полными целлофановыми пакетами в руках переступил порог избы. По его лучезарному лицу было видно, что он уже успел «уколоться» очередной дозой алкоголя на пути к старику. Доза легла на «старые дрожжи» от чего выпивоху начало стремительно развозить он промямлил: