Несоответствие впечатлений и суетности разность рисует,
Я не в стороне,
В центре вселенной,
Но мира иного,
Где летают демоны и музы, цветут очерками поэзии,
В танце жизни и смерти среди пылающей любви,
Очередная коллизия двух сущностей неразлучных,
Вылились росписями неровных рисунков, художеств роковых,
Контуры болезни проявившейся чувствами,
Прожигающей до пепла, души разъедая до дыр,
Всепоглощающий случай вселенского сгустка,
Жгущие руки, глаз огни,
Впервые вас встретил, о, богиня,
Сияют блики лика в ночи,
Образ ваш безконечностью вытканный,
Отбивает ритм плещущей участью в моей груди,
Рвётся горящим напором, но о главном молчит,
Разносится по склонам потусторонних порогов,
Танцуя покидает пределы граней мирских,
Бытие здесь тронулось,
Сдвинулся с места мироздания гранит,
Остаётся лишь послевкусие острое поцелуя,
Некоторые превозвышено зовут подобное чувство всевышним,
Но тихо, для проплывающих мимо неслышно прошепчут уста,
Лихие жесты существ невиданных прорежутся блаженством сквозь собственный прах,
Распыляются меры, впервые таковыми представ.
Плывёт через море к горам за звездой путеводной, слегка расторопный, но не упрямый, словно туман гонимый ветром по небесам, подобно изгой, что в собственных скитаниях вслед за неведомой новью отрывается от всех привычных основ.
Она ведёт меня, ведёт за руку, в танце растворяется взгляд,
Сознание распыляется в истоме блаженной прострации,
Слияние незримым моментом обоюдно ускользает,
Стоит лес нерушимый, безмятежно молчит,
Нет ни шороха, ни искры,
Лишь зелени пышной глубины поглощают и топят тайком,
До свидания, Атлантида, покорён твоими просторами,
Рек игривых извилины изласкали мой взор,
Столько берёз никогда не видел,
Среди них замирает вся жизнь во вдохе,
А далее на прощание, словно с милой, прикосновение локонов никогда не забытое,
Стоит лишь коснутся любви, так вся жизнь погружается в милость,
Безпрерывных скитаний души в такт стучащего по рельсам поезда,
Неподалёку слышатся всплески волн, шелест южных равнин,
Объятиями спокойствия меня встречает дом, хребты холмистые, изрезанная морем береговая линия,
Ну привет, бездна опасной пучины, моя песнь раздаётся о том,
Твоя природа и в блеске далёких святил над тобою,
Где нет ни людей, ни их помыслов, замирает мятежность в ночи,
Аромат цветов распустившихся впадает в безбрежную пору,
Не бывает много от души, бывает душевная паскудность или малость мелкоты,
Жизнь прогорает искрением хвороста, дров, источает безвозмездно тепло безхозное,
Времена красивые, только всегда кто-то всё портит, острая нехватка благосклонности,
А свет и строки стихов уходят обратно к звёздным вершинам,
Словно скитальцы пожизненные хоть раз возвращаются к истокам,
Так вырываются ввысь все песни, молитвы и светлые мысли,
Ничего не случается поздно, если жизнь случилась,
Пусть рассыпаются драгоценные камни, пусть разливаются вина.
Как не крути обстоятельства, творец есть сотворённое. И речь не о постулатах или догмах, речь о том, что не имеет опровержения. Творец будучи творцом является тварью, его бытийная сущность возможна только тогда, когда она пребывает, но она пребывает где-то и в чём-то, имеет исток, и так безконечно, всё имеет исток, и каждый исток исходит из другого истока, попробуйте разгадать свою природу и вы найдёте его, и творца, и исток. Это скорей физика, либо метаморалес неотлучной динамики, создание объективного знания из мысли, из логоса, присущий жизни и любой сущности материализм. Исходя из того, невозможно опровергнуть таковое изречение: "Если есть "что-то", то абсолютное "ничто" невозможно, ведь что-то не может произойти из ничего". И не важно про что идёт речь, про материю или про бога, поскольку любое наличие исходит из чего-то, являясь чем-то, оно не может исходить из "ничто", это невозможно, поскольку ничто ничего не определяет, это безконечная пустота не имеющая ограничений. Следственно, всегда и везде есть "что-то", если есть хоть что-нибудь, и это делает полностью невозможным абсолютное "ничто". Всегда что-то исходит из чего-то являясь тем, это делает их полное отсутствие физически невозможным.
Материя есть всегда, вечно и безконечно, иначе её не было бы или её нет формально и закономерно. Следуя этому принципу высшая форма жизни или божество достигает самой сути безконечного "что-то", продуцируя себя по нарастающей, по опережающей всеобъемлющую инерциальность материи, чем собственно и является жизнь, но ещё в простой догоняющей и отстающей форме, в большей степени производной, чем производящей. Получается, что понятие бог или бог как таковой возможен только в форме абсолютного патетического творчества, перманентное оргазмическое созидание большего чем он есть, опережающая достигаемость большего, рождение и произрастание, безпредельное плодотворное экстатическое пребывание в том, чего ещё не было, он всецело превосходит творчеством то, что он есть, опережая события, он творит себя прежде, чем бытие сможет взять инициативу, бытие исходит из него, а ни он из бытия, но божественное никак не подобно человеку, бог не может иметь людского облика или уподобления ему, а следственно космизм и физика вполне божественны, ибо целиком отражают действительность, творческий материал. Так и мы в подобии его отголосков являемся тем, чего не было нигде и никогда.
Людям конечно же далеко до абсолютного созидания бытия из чего-то сырого и однородного, как окружающий космос, но мы либо исходим из того, либо зародыши этого. Не имеет значения, где бог, впереди событий или позади в прошлом, развитие должно основываться на эффективности и идти к ней, поэтому за константу берутся и исходные праметры, и динамика их следования к форме результата.
История цивилизации прорывается сквозь жизнь нанесением себе фатальных и необратимых увечий, болью, растерзывая души уподобляющих её себе и тех, кто сдерживает её своей глупостью или прихотью.
Для детей, для невинности, жестокость это забава. В естественных условиях, где нету социальных внушений или зачатков зрелой культуры в осознанном возрасте перебивающих естественный аппетит к жизни, жестокость проявляется по умолчанию, как в дикой среде. Но наигранная уравновешенность безплодна, безынициативна, травоядные имеют свойство внушать наивным социальные формы поведения искажающие естественную природу, привилегировать посредством эмоций одно и занижать приоритет другого, даже если это не меняет жестокость и разрушительность многих аспектов жизни, лишь поверхностные личины, но тем из века в век искореняя социальным синхронизмом гибкость мыслительного аппарата из всего рода людского, ведь ограничиться лицемерием могут только глупцы. Все манипуляции и формы поведения образуются через полученные эмоции (боль/удовольствие) по врождённым колеям метаболизма, в ходе чего формируется опыт и воспоминания, рефлексы и навыки, рост нервных ветвей, из которых самые основные являются исходно обусловленными, неизбежными в нормальной физической среде.
Диетический культ, звучит абсурдно, ахинеитически.
Диета может быть только оздоровительной или профилактической.
Что ожидают обездоленные? Что они воцаряют собой?
Ни небо, ни море, ни солнца пылающий огонь!
Чего здесь ещё нет? Всё готово!
Лишь не хватает истинной воли, её воплощений, в деяниях всеобъемлющих, непокорных,
Нужны не сторонники, а пророки,
Нужны не управленцы, а господствующие,
Не люди, а вершители,
Своей сущности хозяева, мира предстающего провидцы.
Через порог перешагнут не многие,
Но врата распахнутся,
Царство грядёт, его зарево на изумлённых лицах,
Никому не под силу оглянуться, никому не под силу взор отвернуть от грядущего,
Всё к нему стремится!
Но кто укажет путь?
По поверхности морской с волн переборов, утомленными отблесками сползают очертания строк, природы немой, но услышанных возгласов, увиденных намёков, вечерние росписи не знают, не помнят, без ведома собственного участвуют в разговоре, стрижи вместе с воронами подминают розовое небо зари криками безпокойства в преддверии тьмы ночи.
Вот и на зеркалах перламутровых моря в вечернем томлении, ярким огнивом отражается уходящий день,
Птица жаркая перья облачных крыльев распахнула замерев образом полёта на просторах небес,
Стынет облако за облаком растворяясь тёплыми оттенками во тьме,
Веет лёгкий вечерний холод,
В вышине ночи предстающей искрящее виднеется тепло,
Прорезается мерцанием звёздным, далеко, далеко,
Безполезно тянуться,
Не коснуться рукой,
Солнцу не раз взойти предрешено,
Иначе откуда сей мир?
Отчего и что подсказывает опыт?
Хронологическая цикличность даёт время всё обдумать,
Но немая природа надежд не даёт,
Слова не проронит,
Зато не врёт, и правда её бывает жестока,
Значит, ничего лишнего не возникло,
Значит, так быть должно,
Познавательные диалоги с естеством,
Безответные вопросы,
Между живым и не мёртвым,
Составляющим нечто одно,
Взаимосвязь единая,
Но именно в том разнородность,
Вариабельность безподобная порождена мельчайшим сдвигом,
Из некоего шороха нарушившего вечности покой.
Я это сказал на всякий случай, так всякий случай жизнью предстаёт, на перепутье дорог, с которых сойти невозможно, да и не нужно, да и не хочется.
Танец ублажающих речей,
Шёлк вьющихся волос,
Бархат таящих прикосновений,
Грация вытачивается страданием и болью,
Через сито ущерба и пустот душевных дыр просеяна,
Всё либо слишком просто, либо тяжелее некуда,
Золотой середины, похоже, мир давно лишён,
Сопутствуй вдохновение немереное,
Провоцируй на дерзновение строф,
Пусть текут соки муз одиноких,