В этом своя прелесть.
Да никакой в этом прелести. Получается, это все, что мне надо?
Ты меня спрашиваешь?
Нет, конечно. Так. Размышляю. Тебе повезло, у тебя любовь была. А как это ощущается? На что похоже?
Не объяснишь. Я пробовал написать об этом. Даже написал, но не закончил.
Дашь почитать?
Могу и сам вслух. Там немного.
Пойдем домой тогда? Можно как-то короче вернуться?
Короче нет, быстрее можно.
Грошев вывел Юну к другому выходу из парка, по улице с милым названием Пасечная, между строениями Тимирязевской академии, все здания невысокие, выглядят скромно и деловито, людей не видно, но каким-то образом чувствуешь, что там настоящая жизнь и учеба ради производства хлеба насущного. А вон деревянный домик, где Грошев регулярно покупает мед, настоящий мед с настоящих пасек, в том числе в сотах, разнотравный, кипрейный, липовый, таежный, гречишный, донниковый, Грошеву нравится думать, что он разбирается в этих сортах, а магазинный презирает уже за то, что он вечно жидкий, чего с подлинным медом не бывает и быть не может, если это не каштановый или акациевый, но в магазинах такого нет.
Юна вдруг остановилась, втянула воздух, заулыбалась.
Чувствуешь?
Навоз. Тут ферма.
Навоз! Обалденный запах! У бабки в сарае так пахнет, в хлеву, мне не очень нравилось, а сейчас Прямо как родное!
У Юны даже глаза увлажнились, так она растрогалась.
Грошеву было это приятно хоть чем-то угодили Юне его обжитые за эти годы и уже полюбившиеся места. Пусть даже и навозом.
Вышли к трамвайной линии, увидели, что подходит трамвай, побежали через дорогу, хотя свет был красный, но машин почти не было, лишь одна издали с укоризной погудела им, напоминая о том, что могло бы случиться, если бы она была ближе. Грошев бежал и радовался тому совместному, дружескому и весело-правонарушительному, что было в этом беге. Как сообщники они бежали.
Успели, вскочили в трамвай, смеялись, глядя друг на друга. Грошев достал бумажник, в котором была его социальная карта, приложил, высветилась зеленая галочка.
А мне как? спросила Юна.
Купить билет.
И сколько?
Не помню. Даже смешно. Я почти три года пенсионер. В метро, в трамвае, везде бесплатно.
Хорошо живете!
Пожилая женщина, сидевшая у окна с сумкой на коленях, услышала их разговор и отозвалась.
Москва все-таки! сказала она с уважением. А билет пятьдесят пять рублей стоит.
Фигасе!
Контролеры недавно были, вряд ли опять пойдут, сообщила словоохотливая женщина. Но лучше все-таки взять. Я очень скромно жила, но никогда без билета не ездила. Зато возьмешь и едешь спокойно. А то сиди и трясись: вдруг контроль. Штраф-то бог с ним, но позора не оберешься! А главное, три копейки стоило-то всего! Но в наше время, вот мужчина не даст соврать, и три копейки были деньги. А сейчас пятьдесят пять рублей пустяки, купить нечего.
Женщина была или выглядела старше Грошева, его покоробило, что она приравняла его к себе. У него было, как и у всех нас, разное восприятие других и себя: ровесники кажутся нам старше, чем мы сами, причем намного.
И вот напомнила о возрасте болтливая старушка. И Юна не могла не обратить на это внимание.
Но если и обратила, ему-то какое дело, он разве намерен молодиться перед нею? Зачем, для чего?
С этими мыслями и разговорами время прошло быстро, да и ехать-то всего одну остановку, и вот уже выходить.
Всё? удивилась Юна.
Всё. Не успели заплатить.
Я и не собиралась!
Вернувшись домой, занялись приготовлением еды. Грошев заварил чай, достал хлеб, подсушил в тостере, намазал два куска маслом, а потом медом. Поглядывал на Юну: видишь, и я могу, как бабка!
Варенья клубничного нет, извини.
Она и с медом делала, тоже хорошо.
После обеда и чая Грошев достал из письменного стола толстую папку с выведенной фломастером цифрой «I» на обложке, а из папки стопку листов в прозрачном файле.
Для правки всегда распечатываю, объяснил он. Писать могу на чем угодно, даже на телефоне, а читать и править надо все-таки с бумаги.
Налил себе еще чаю, поставил в центр стола пепельницу, приготовился.
Почему хочу вслух потому что это устный вариант. Я до этого раз двадцать начинал и так и сяк, и все не так, все литература получается. Героев по-разному называл, события допридумывал. Не хочу литературу, хочу, чтобы все живо было, по-настоящему. Поэтому решил не буквами, а вслух. Будто рассказываю. Нет, потом поправил кое-где, но это устная речь, если какие-то повторы или что-то не совсем связное так надо.
Она и с медом делала, тоже хорошо.
После обеда и чая Грошев достал из письменного стола толстую папку с выведенной фломастером цифрой «I» на обложке, а из папки стопку листов в прозрачном файле.
Для правки всегда распечатываю, объяснил он. Писать могу на чем угодно, даже на телефоне, а читать и править надо все-таки с бумаги.
Налил себе еще чаю, поставил в центр стола пепельницу, приготовился.
Почему хочу вслух потому что это устный вариант. Я до этого раз двадцать начинал и так и сяк, и все не так, все литература получается. Героев по-разному называл, события допридумывал. Не хочу литературу, хочу, чтобы все живо было, по-настоящему. Поэтому решил не буквами, а вслух. Будто рассказываю. Нет, потом поправил кое-где, но это устная речь, если какие-то повторы или что-то не совсем связное так надо.
Он отхлебнул чаю, закурил.
Но это все-таки не совсем я рассказываю, это от лица героя.
Не про себя?
Про себя, но какие-то детали другие. Не документальное повествование, а художественное. А в целом все так. В самом главном. Имена все сохранил. Потом, может, изменю.
Он затушил сигарету, взял листы.
Если захочешь что-то сказать ну, мало ли, мысль какая-то возникнет, что-то не понравится или наоборот, или вопросы какие-то, запоминай, потом все скажешь.
Хорошо.
И Грошев начал, прочитал заголовок:
«Недо».
И тут же пояснил:
Это название такое. Есть слова недоесть, недопить, недоумение, недоговоренность. Когда что-то начато и не закончено. Приставка как существительное. Отдельное понятие. Но к нему можно присобачить что угодно. Название как метафора, образ.
Дошло, читай уже!
Читаю.
НЕДОЗдравствуй, Танечка.
Только начал и сразу начал тупить. Какое может быть «здравствуй», если человек умер?
Прочитав это, Грошев глянул на Юну. Хотелось увидеть реакцию на это эффектное начало.
Юна тут же спросила:
Ты ко мне, что ли, обращаться будешь? Очень приятно будто я мертвая!
Как к слушательнице!
Все равно не надо! Я смущаться буду. Получится, что ты читаешь, а сам смотришь, как я слушаю, а я такая должна по струночке сидеть. Напрягает.
Может, тебе в другую комнату выйти и оттуда послушать?
Зачем? Ты мне фотографии показывал, возьми какую-нибудь, поставь перед собой, смотри на нее и читай. Это будет правильно.
Возможно. Да, пожалуй.
Грошев сходил за фотографией. У него был портрет Тани, девять на двенадцать, она снималась в ателье, получилась очень красивой, фотография без рамки, но на картонной подложке, на паспарту. Прислонил к объемистой пузатой сахарнице, снизу подпер ножом, чтобы не соскользнула.
Здравствуй, Танечка.
Только начал и сразу начал тупить. Какое может быть «здравствуй», если человек умер?
Посмотрел на фотографию, увидел краем глаза, что Юна еле сдерживается от смеха. Схватил фотографию, положил лицом вниз.
Нет, ерунда. Какой-то театр получается.
Это точно, смешно. Ты просто читай и смотри в текст. Будто она у тебя где-то там. Не на бумаге, а в воображении. Перед мысленным взором.
Как мы выражаемся! Ты неплохо в педколледже училась, я вижу.
Местами да.
Получится как докладчик какой-то.
А ты с выражением. А я глаза закрою. Я так аудиокниги иногда слушаю. Ляжешь, глаза закроешь
И что слушала последнее?
«Маленький принц».
Ну да, что же еще.
Плохая книжка?
Да нет. Опошлили ее. Залапали, засалили. Как какую-то вещь, которой все пользуются.
Сравнил!
Хорошо, закрывай глаза, а то никогда не начнем.
Юна послушно закрыла глаза, поерзала, села боком к столу, прислонившись к стене, откинула голову.
Как у зубного врача, подумал Грошев.
Настрой был испорчен, но он начал читать и понемногу разошелся. Читал с душой, проникновенно, негромко.
Здравствуй, Танечка.
Только начал и сразу начал тупить. Какое может быть «здравствуй», если человек умер?
А как?
Привет?
Доброй ночи?
Или, как сейчас выражаются, доброго времени суток? Пишут в электронных письмах, когда незнакомому человеку или малознакомому. В эсэмэсках тоже, мессенджерах всяких. Мода такая. Впрочем, уже прошла, культурные люди объяснили, что это неприлично. Сейчас много чего быстро возникает и тут же исчезает. Мелькающее время. Мельтешащее.
Слушай, ты же ничего не понимаешь, ты же ведь не знаешь, что это такое электронные письма, эсэмэски, ничего не знаешь, ноутбуки эти все, планшеты, смартфоны, ты понятия не имеешь обо всех этих гаджетах, вот недаром их гаджетами зовут, поганое слово гаджеты.